Как только молодой человек обнял ее, у него тут же произошла эрекция. Николь впервые увидела это и, почувствовав, как что-то уперлось ей в бедро, с криками оттолкнула своего партнера, а Ральф тем временем в восторге щелкал затвором. Он был так доволен, что дал ей пятьдесят долларов и еще фотографию на выбор.
Она взяла глянцевое фото восемь на десять, которое было сделано в первый раз, и ушла из этой мерзкой студии, поклявшись никогда больше не переступать ее порог. Дома обрезала снимок по плечи, так чтобы никто не мог догадаться, что она фотографировалась голая, и на следующий день послала его в модельное агентство «Бергерон» – одно из тех, где она уже получила стандартный отказ.
Через две недели, когда она работала днем в кафе, позвонила сама Дина Бергерон и попросила прийти на собеседование.
Утром Николь, не замечая холода, прибежала в агентство на Пятой авеню и сразу после короткой встречи с Диной Бергерон последовала за ассистентом в комнату, где с ней произошли удивительные перемены. Парикмахер сделал стрижку, которая потом превратилась в фирменный знак Ники Уэлш, а художник-гример положил на ее загорелые щеки самый светлый грим и предупредил:
– Теперь никакого солнца!
Затем пришла ассистентка и помогла надеть длинное узкое черное платье с разрезом до середины бедра, а кто-то вложил в ее руки, обтянутые перчатками, длинный мундштук из горного хрусталя.
Фотографом в агентстве служил человек по имени Джулиан, который выглядел едва ли старше двадцати лет. Не говоря ни слова, он взял Ники за подбородок и с совершенно невозмутимым видом стал поворачивать ее лицо.
– Расслабься. Я не кусаюсь. Мы сделаем сейчас несколько пробных снимков, чтобы ты привыкла к камере, а когда будешь готова, приступим к работе, хорошо?
Джулиан включил фонограмму и, не предупреждая, стал щелкать фотоаппаратом, двигаясь сначала вправо, потом влево. Николь поворачивалась, стараясь быть к нему лицом, и улыбалась сначала нерешительно, а потом все более и более уверенно. Когда музыка перешла от классической к джазу и последним модным хитам, Николь почувствовала, что скованность совершенно исчезла.
Она еще долго делала то, что ей велел фотограф, – запрокидывала голову и смеялась, чувствуя себя красивой, желанной и полной жизни. На следующее утро, когда Николь пришла к Джулиану, чтобы узнать, как получились снимки, то обнаружила его сидящим на полу, окруженным со всех сторон полусотней ее черно-белых глянцевых снимков размером восемь на десять.
– Посмотри! – закричал он, как только увидел Николь.
Не совсем уверенная в том, что это восклицание означает восторг, а не разочарование, девушка села на пол, взяла наугад несколько фотографий и едва поверила своим глазам.
Она смотрелась просто потрясающе. То есть это была не она, а дюжина разных женщин: и сама невинность с широко распахнутыми глазами, и коварная обольстительница, и легкомысленная кокетка, и утонченная натура, и таинственная незнакомка…
– Какие хорошие, правда? – сказала она дрожащим голосом.
– Это же произведения искусства, моя дорогая! Дина просто обалдеет. Ты – именно то, что она уже давно ищет. За последние пять недель мы сфотографировали, наверное, сотни две девушек, и многие были гораздо красивее тебя. Но никто из них не умеет позировать так, как ты. У тебя есть все. А главное, есть особое качество – энергия или магнетизм, – которое выделяет одну-единственную девушку среди всех остальных. Этому нельзя научить.
Карьера Ники Уэлш началась.
В то время как другие манекенщицы вкладывали свои деньги в недвижимость или государственные облигации, Ники все пятнадцать лет жила сегодняшним днем, покупала дорогие наряды и драгоценности, отдыхала на роскошных курортах, щедро принимала гостей. Иногда, дабы напомнить себе о том, что все это чудо действительно сотворила маленькая Николь Боллак, она прилетала домой в Сан-Хосе и привозила дорогие подарки для всей семьи.
Но постепенно приглашения сниматься стали поступать все реже, и Николь вдруг поняла, что одинока и никому не нужна.
Макс оказался тогда для нее просто счастливым лотерейным билетом, и какое-то время карьера на экране казалась ей довольно перспективной. Однако когда в июне прошлого года Макс порвал с ней, отношения Ники с кино тоже стали сходить на нет.
Он позвонил через несколько недель после смерти Джеми и сообщил, что не приедет в Лос-Анджелес на премьеру ее последнего фильма.
– И вообще, – сказал Макс таким безжизненным голосом, что она едва узнала его, – будет лучше, если мы перестанем встречаться. Боюсь, от меня тебе будет мало радости.
Ники знала, что не нужно в такое время давить на Макса. И стала ждать, уверенная: он переживет свое горе и позвонит. Но прошло уже полгода, и хотя Макс сказал ей, чтобы она пока продолжала жить в пентхаусе, Ники не слышала больше от него ни слова.
Резкий голос Эла Циммера вернул ее на землю:
– Какого черта ты еще ждешь? Мессию?
Ники с ненавистью посмотрела на него и грациозно встала, поймав при этом взгляд своего симпатичного массажиста. Рафаэль в черной майке, облепившей его великолепный торс, как вторая кожа, и белых обтягивающих панталонах из трикотажа стоял в дальнем углу площадки, его черные кудри были влажными от духоты, а темные глаза смотрели на Ники не мигая. Их глаза встретились, и он улыбнулся ей своей широкой дерзкой улыбкой и сделал тайный знак, подняв вверх указательный палец.
Боже, чего бы она не сделала прямо сейчас, чтобы получить от Рафаэля сеанс массажа, который умеет делать только он. Каждый ее нерв дрожал в предвкушении удовольствия. Чувствуя, как трусики становятся мокрыми, Ники вздохнула. И нашла наконец в себе силы изобразить Циммеру всю страсть и похоть, которые он требовал.
ГЛАВА 15
В открытом поле гулял сильный и резкий зимний ветер. Макс Прэгер, одетый в клетчатую походную куртку и выгоревшие джинсы, шел по пустому выгону, подбрасывая ногой сухую ветку и разыскивая то, чего он уже никогда в жизни не увидит.
Декабрь был его любимым месяцем в году. Он всегда наполнен приятным возбуждением, смехом и бесконечными приготовлениями к рождественским праздникам. Это время любимой игры Джеми «Угадай-что-я-подарю-тебе-на-Рождество?», в которую она могла играть с отцом без устали.
Джеми. Перед его мысленным взором проносились картинки из прошлого. Джеми лепит снеговика, Джеми украшает двенадцатифутовую голубую ель. Джеми, сидя на высоком кухонном табурете, помогает кухарке колоть грецкие орехи из Англии для традиционного фруктового торта.
Уже шесть месяцев. Шесть месяцев с тех пор, как он находится в полуизоляции, вдали от прессы, от друзей и вообще от жизни.
За все время после той ужасной ночи Макс появлялся в своем офисе не больше шести раз. Он занимался только теми делами, которые мог вести дома, а все остальное доверил Джаду и Полу Карсону, бывшему партнеру своего отца, а теперь вице-президенту компании «Прэгер».
Макс старательно избегал комнат, где часто бывал раньше вместе с Джеми, и потребовал, чтобы музыкальную комнату, с которой у него было связано слишком много мучительных воспоминаний, вообще закрыли.
Конюшни были заколочены, а лошади проданы, за исключением Сантаны. Ее он отдал Дасти, так как не мог допустить, чтобы это чувствительное животное закончило жизнь у какого-нибудь черствого хозяина.
Жена больше никогда не заговаривала о несчастном случае с Джеми и не обвиняла мужа в случившемся. Луиза вообще никогда теперь не упоминала о дочери. Словно робот, женщина бесстрастно двигалась по дому, отдавая ежедневные распоряжения слугам, но все больше полагаясь на свою экономку Маргарет. Доктора, опасаясь, что ее подавленное состояние перейдет в затянувшуюся депрессию, просили Макса поддерживать ее, как только можно.
Именно поэтому, и, конечно, потому, что горе убило все его чувства, он прекратил отношения с Ники Уэлш и старался больше времени уделять жене.
И только в последние две недели Макс начал ощущать потребность в работе. Траур, казалось, такой необходимый вначале, совершенно опустошил его. Но прежде чем вернуться к полноценной деятельности, он хотел сделать еще одну попытку восстановить хоть какие-то отношения с Луизой. У Макса не было никаких иллюзий, что он сможет вернуть ее любовь или дать ей свою. Но если они постараются оба, то наверняка достигнут какого-то взаимопонимания и будут сосуществовать вместе относительно счастливо. Можно было бы начать с отпуска. Уехать куда-нибудь в Аспен или Флориду.
Звук подъезжающего автомобиля прервал его мысли. Он обернулся и пошел навстречу, приветствуя Дасти.
– Как вы поживаете, мистер Прэгер? – Из «бронко» выскочил бывший управляющий конюшнями Макса, шести футов трех дюймов росту и слегка прихрамывающий.
– Нормально. Спасибо, что так быстро приехали, Дасти.
Мужчины обменялись рукопожатиями. И так как это была их первая встреча после несчастного случая с Джеми, они неловко стояли с минуту, не зная, как вести себя дальше. Дасти был совершенно потрясен смертью девочки и чувствовал себя отчасти виноватым в том, что она смогла взять из конюшни Веласкеса. Но Макс, который знал, какой убедительной могла быть вымаливающая что-нибудь Джеми, отказался признать Дасти виновным.
– Как там Сантана? – спросил наконец Макс, прерывая молчание.
– Все в порядке, мистер Прэгер, и ей нравится на ферме Линденсов.
– Вы помните тот кусок земли в Хэддонфилде, которым я заинтересовался несколько месяцев назад?
Дасти кивнул:
– Участок Эпплгарта. Да, сэр, я помню. Вы снова подумываете купить его?
– Да. Я уже решил купить. Все дело в том, что мне не хочется самому заниматься переговорами. Вот если бы вы с Джадом сделали это для меня!
– Буду рад помочь, мистер Прэгер. Вы же знаете. Значит, вы все-таки собираетесь заняться выращиванием чистокровных лошадей?
Макс смотрел вдаль. Несмотря на грустные воспоминания, любовь к лошадям в нем никогда не исчезала.
– Да. И конечно же, я хочу, чтобы вы были управляющим на этой ферме. – Он посмотрел на молодого человека. – Как, это будет очень трудно сделать?
Дасти улыбнулся во весь рот:
– Спасибо, что вы так доверяете мне, мистер Прэгер. Я буду стараться изо всех сил.
– А я и не сомневаюсь, друг мой.
Вернувшись с прогулки, Макс застал Луизу в гостиной. В черном шерстяном платье – одном из той полудюжины, что заказала себе после смерти Джеми, она внимательно изучала свою коллекцию английских серебряных кубков.
Луиза повернулась и испуганно посмотрела на мужа.
– Макс, что ты здесь делаешь? Чай будет только через час. – Она удивленно взглянула на каминные часы. Ее жизнь была так четко расписана, что даже малейшее изменение в распорядке, казалось, совершенно сбивало ее с толку.
– Не хотела бы ты поехать куда-нибудь на праздники?
Ее щеки стали пунцовыми, и она схватилась рукой за горло, словно подавилась косточкой.
– Мы? Вместе?
– Да, Луиза.
– Но почему?
– Потому что нам обоим это нужно. – В порыве, который удивил не только ее, но и его самого, Макс подошел и взял жену за руку. – Сколько лет мы уже не катались на Рождество на лыжах? И не плавали с маской? А ведь стоит только захотеть. Мы могли бы провести несколько дней в Аспене, а потом улететь на Палм-Бич.
Луиза не делала попытки убрать его руку со своей, но Макс чувствовал, как она вся оцепенела, и добавил, стараясь быть убедительным:
– Путешествие пойдет тебе на пользу.
Луиза все-таки отдернула руку, пригладила прямые волосы, зачесанные назад и удерживавшиеся простым черным бантом. И только потом решительно заявила:
– Об этом не может быть и речи, Макс. Мне нужно следить за новой служанкой.
– Попроси Маргарет присмотреть за ней.
– Ты не понимаешь. Девушка еще не научилась как следует работать. Серебро требует полировки… бронза тоже. И хрусталь похож бог знает на что.
– Луиза, это все не важно. Теперь самое главное для нас – мы сами, мы должны как-то восстановить наши отношения, немного развлечься.
– Развлечься? – В голосе Луизы послышалась враждебность, которой не было секунду назад. – Как ты можешь говорить о развлечениях? Ты разве забыл, что это будет первое Рождество без… – Она так и не закончила фразу.
– Я не забыл, – прошептал Макс. – Я просто надеялся, что мы сможем забыть на несколько дней о нашей беде, – вот и все.
– Нет, я не смогу! – И она начала в волнении ходить по комнате, трогая то одну вещь, то другую, смахивая что-то со стула. – Тебе придется поехать без меня. Мое место здесь. Как всегда.
– Твое место со мной.
Луиза оглянулась, и Макс неожиданна увидел, что на лицо ее снова хлынула краска, глаза заблестели. Он вдруг вспомнил ту девушку, с которой познакомился когда-то в доме на Пятой авеню. Но прежде чем успел сказать ей что-нибудь ласковое, жена окончательно воздвигла между ними стену, произнеся ледяным тоном:
– Сообщи мне, если соберешься поехать. Я велю Томасу собрать твой чемодан. – И, не глядя на Макса, она вышла из комнаты.
Пятьдесят акров земли Эпплгарта находились в двух милях от центра города и выходили на берег реки.
– Вы не найдете такой фермы на сотню миль в округе, – заявил им Рон Эпплгарт. – Если же захотите расшириться, то я уверен, что старик Фарнсворт, мой сосед, будет просто счастлив продать вам свой кусок. А все финансовые дела возьмет на себя Билл Хардгров. Он мой хороший приятель, и я смогу уговорить его предложить вам льготные условия. – Рональд подмигнул им, явно гордясь возможностью продемонстрировать свои связи. – Вы ведь не против сэкономить немного баксов?
– Конечно, нет, – согласился Джад, отвечая улыбкой на улыбку.
Хозяина позвали в дом к телефону, и Джад спросил специалиста:
– Что вы об этом думаете?
Дасти облокотился на изгородь и снова оглядел пустынное поле.
– Это хороший участок, мистер Гринфилд. Только нужно будет добавить несколько новых выгулов, еще одну конюшню для жеребцов, и получится крупная ферма, как и задумал мистер Прэгер. Но сейчас самое главное – побыстрее заключить сделку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49