И уже начал опасаться, что его подставили.
Морелли сделал паузу, отпил еще глоток и продолжил:
— И тогда Стритер сменил тактику. Вместо того чтобы защищать любовницу, решил уличить ее первым, пока та не погубила его. Он колебался, конечно, но нерешительность как ветром сдуло, когда Аргайл предложил ему представить пленку. Подумал, что Аргайлу удалось каким-то образом разнюхать, что пленка эта существует. Не уверен, кто тут оказался глупее, он или мы.
— Ну уж в любом случае образчиком добродетели эту публику не назовешь! — воскликнул Джонатан. — Ведь чего только за ними нет! Махинации с налогами, убийства, мошенничество, супружеская измена, незаконное прослушивание. Я полагаю, они друг друга стоят.
Наступило молчание, они обдумывали услышанное. Затем Морелли улыбнулся и снова поднял кружку.
— Спасибо вам. Не уверен, что мы поймали бы их без вашей помощи. Нет, разумеется, поймали бы. Но лишь ваше замечание о бюсте заставила Лангтона расколоться. Как вы узнали, где он?
Флавия пожала плечами:
— Я не знаю. Понятия не имею.
— Что?
— Ни малейшего, даже самого смутного представления. Придумала. Нарочно, чтобы вывести его из равновесия.
— Следует признать, вам это удалось. Повезло.
— В конечном счете от этого мало что зависело. Вам достаточно было пленки, чтобы подкрепить обвинение против Морзби.
Морелли покачал головой.
— Возможно, но здесь важна каждая мелочь.
— А кстати, чему вы смеялись, когда слушали эту пленку?
Детектив расплылся в довольной улыбке:
— Помните, я говорил вам, что, судя по слухам, у Тейнета интрижка с секретаршей?
Флавия кивнула.
— Так вот, это оказалось правдой. Они баловались прямо в кабинете. Такие страсти, вам и не снилось! Вот я и представил, какое впечатление произведет все это на суд и присяжных, когда пленку будут прослушивать в зале.
Аргайл криво улыбнулся.
— Следует признать, — произнес он, — что все мы были не на высоте.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Три раза ошибались с убийцей, думали не на того. Любовником Анны Морзби тоже оказался совсем другой человек. Кто-то пытался убить меня, а я даже этого не понял. Из всех подозреваемых Морзби был единственным, в чьей невиновности я не сомневался. Мы придумали кражу, которой не было, а в самом конце получили доказательство лишь по чистой случайности, потому что Стритер не так меня понял, а Флавия самым бесстыдным образом солгала Лангтону. И мы до сих пор так и не знаем, что же произошло с бюстом.
Морелли удовлетворенно кивнул:
— Азбучное дело. Классика, прямо из учебника.
ГЛАВА 16
Гектора ди Соузу хоронили дважды. Первый раз после траурного отпевания в соборе Санта-Мария с хором в полном составе и дюжинами церковных служителей, включая самого настоящего кардинала — к последним покойный всегда питал слабость — и заканчивая церковниками более мелкого ранга, но все, без исключения, в позолоченных ризах. Друзья, коллеги и враги собрались в полном составе, разодетые в пух и прах, и ни одного недоброго слова об усопшем не было сказано, курили один лишь фимиам. Гектору бы понравилось. Процессия к месту захоронения двигалась, как и подобает, мрачно и торжественно, могила была завалена цветами, а поминки, по словам присутствовавших, были выше всяких похвал. Вот только памятника не поставили. Памятники нынче ужасно дороги.
Второй раз его хоронили за счет музея Морзби; Аргайл выслал им счет за транспортировку тела ди Соузы, а также его антиквариата в Италию. Присланный из Америки и уже не нужный березовый гроб с медными прибамбасами тонул под горами писем и пакетами с посылками, и месса прошла с административным размахом и тоже за счет музея. Все, как положено, но не слишком поэтично.
Несмотря на недавние потрясения, дела в музее шли неплохо, изменения пошли ему на пользу. Во-первых, удалось избавиться от Лангтона; во-вторых, Стритер развернулся уже на полную катушку в своих начинаниях, и владения Тейнета расширились, он воспарил духом и едва ли не возносил Господу хвалу за случившееся. Надо сказать, директор сдержал свое слово: ровно через две недели Аргайл получил от него чек по неустойке за так и не приобретенного Тициана со всеми полагающимися процентами. Они с Бирнесом пришли к соглашению относительно будущих комиссионных и дружно сошлись на том, что возвращение Аргайла в Лондон не обязательно. А примерно месяца через три Аргайлу довольно регулярно стали поступать чеки, гонорары за консультации. Суммы, по понятиям дельцов от искусства, небольшие, но их вполне хватало на то, чтобы сводить концы с концами да еще откладывать на черный день.
Нет, разумеется, существовала проблема адаптации. Жилья в Риме хронически не хватало еще со времен Ренессанса, не отмечалось также ни малейших признаков того, что ситуация изменится к концу следующего тысячелетия. Пришлось Аргайлу обосноваться у Флавии — временно, конечно, пока все не устроится. Оба изрядно лукавили при этом, обоим было интересно узнать, что получится. И вот, к обоюдному изумлению, они вдруг поняли, что им очень даже неплохо вдвоем, и в конце концов Аргайл даже перестал притворяться, будто подыскивает себе отдельное жилье. С чисто хозяйственной точки зрения Флавия была свинья свиньей, за всю свою жизнь не научилась делать по дому практически ничего, но и это его не смущало. Потому как в этом смысле Аргайл был ее точной копией.
Решив свои домашние проблемы, Флавия вышла на работу и проявила такое рвение и благостное расположение духа, что Боттандо убедился в правильности своего диагноза. Помимо ведения рутинных дел, она допросила Коллинза из музея Боргезе, взяла у него показания о сговоре с Лангтоном, заставила сознаться в ограблении Альберджи, обнаружила у него другие предметы старины, похищенные из дома, отправила их законному владельцу вместе с рекомендацией тщательнее приглядывать за своим добром. А затем отправила молодого и глупого Коллинза в Калифорнию, где с ним должен был побеседовать Морелли. Флавии удалось убедить генерала не выдвигать против него официальных обвинений. Карать такого человека не имело смысла; лишь прибавляло бумажной работы, к тому же она сомневалась, что Коллинз когда-нибудь совершит нечто подобное. Во всяком случае, не в Италии, где он засветился по всем статьям.
Вскоре настал сезон трюфелей, самое благословенное время года для любого здравомыслящего человека. Чёрные, белые и пятнистые, собирать их было одно удовольствие. А потом они тоненько так нарезались, и ими обильно посыпалась паста. Стоит проехать несколько сотен миль, чтобы попробовать эти грибы свежими. Особенно в одном ресторане, где их готовят столь изумительно, что заведение это не упоминается ни в туристических путеводителях, ни в газетах и вообще неизвестно людям, не проживающим в одном маленьком городке, на склоне горы, в Умбрии, где вот уже несколько поколений наслаждались этим изумительным деликатесом.
Флавия даже Аргайлу не хотела признаваться, где находится сей райский уголок, но в конце концов он выжал из нее информацию и, решив, что пришло время отпраздновать полное свое выздоровление, пригласил любимую девушку на ленч. По дороге Флавия выпытывала, что подарить Аргайлу на день рождения. Ему исполнялся тридцать один год, и возраст, по его словам, уже давал о себе знать. Это то время жизни, когда даже самые оптимистичные люди впервые замечают, что старость и немощь не за горами.
Изумительный ленч растрогал его едва ли не до слез и заставил смириться с этой печальной перспективой, к которой он приближался с такой удручающей скоростью. Садясь в машину рядом с Флавией, Аргайл пребывал уже в более благодушном настроении. И вот они пустились в обратный путь по горным дорогам Умбрии.
Еще в Калифорнии Аргайл принял решение никогда не критиковать Флавию за превышение скорости, мало того, он даже перестал зажмуриваться всякий раз, когда их машина выскакивала на встречную полосу. Впрочем, Аргайл не видел ничего плохого в том, если все же спросит, куда они едут.
Флавия лишь загадочно улыбнулась в ответ и продолжала вести машину. Когда они свернули на дорогу в Губбио, у него возникла догадка, но делиться с Флавией он не стал. Не хотел портить сюрприз.
Аргайл не ошибся. Флавия остановила машину на главной площади, а затем они прошли пешком по узеньким улочкам и постучали в дверь. Открыла им синьора Борунна, увидела Флавию и улыбнулась, а та рассыпалась перед ней в извинениях.
Впрочем, улыбка не была такой уж веселой, в ней сквозила грусть, и Флавии это не понравилось. Тем не менее их пригласили войти в дом, и Флавия объяснила, что хотела бы забрать ту самую скульптуру. Не бесплатно, конечно.
— Уверена, Альсео будет очень польщен, моя дорогая, — тихо сказала синьора Борунна. — Пойду приведу его. Он в кафе, рядом, через дорогу.
Она пошла к двери, но вдруг остановилась.
— Простите, — обернулась она к Флавии. — Хочу спросить у вас кое-что.
— Пожалуйста, — ответила та, слегка удивленная странным поведением женщины.
— Речь об Альсео. Он перестал быть самим собой… с тех пор, как узнал про бедного Гектора. Он чувствует… себя немного виноватым.
— Но с какой стати он должен чувствовать себя виноватым? — еще больше удивилась Флавия.
— Ну, так уж вышло. Пусть лучше Альсео вам расскажет. Вы уж его выслушайте. И пожалуйста, скажите, что ничего плохого он не делал. Знаю, нет ему прощения, но он совершал это с самыми лучшими намерениями…
— Простите, синьора, но я совершенно не понимаю, о чем вы говорите.
— Знаю. Но будет лучше, если Альсео облегчит свою душу. И если вы сможете его простить…
— Не понимаю, за что я должна его прощать. Но буду рада выслушать.
Синьора Борунна кивнула, явно довольная таким ответом, и отправилась за мужем. Пока ее не было, Аргайл бродил по комнатам, рассматривая работы скульптора. Просто замечательные, с восторгом заметил он. И хотя все новые, он бы с удовольствием приобрел вот эту. Лучше подарка просто не придумать, добавил он и нежно обнял Флавию.
— Хотелось бы знать, что это нашло на синьору Борунну, — заметила Флавия.
Аргайл схватил фигурку мадонны и заявил, что его жизнь была бы неполной без этого замечательного произведения искусства. Вот это действительно подарок.
— В прошлый мой визит она была такой веселой и жизнерадостной женщиной, — добавила Флавия.
— Скоро выясним, — сказал Аргайл.
Дверь отворилась, и вошла супружеская пара. Жена впереди, скульптор тащился сзади. Борунна действительно сильно изменился: поседел, лицо осунулось, словно за два месяца состарился лет на десять, не меньше. Выглядел древним стариком, и глаза у него были такие несчастные.
Хорошее воспитание не позволило Флавии заявить пожилому человеку, что выглядит он ужасно. Она просто поздоровалась с Борунной и представила Аргайла. Про мадонну, впрочем, говорить не стала, это могло и подождать. Но с чего начать разговор?
Выручил ее Борунна. Не поднимая глаз, он уселся в старое, облезлое кресло, тяжело вздохнул и заявил:
— Вам, наверное, нужно полное признание.
Флавия и Аргайл растерялись. Тоже сели, а потом Флавия решила, что лучше ничего не говорить, а просто слушать.
Старик принял молчание за знак согласия и продолжил:
— Что ж, я рад. Особенно сейчас. Прямо места себе не находил, когда узнал, что беднягу Гектора убили. Следовало рассказать вам обо всем тогда же. Но я хотел защитить его, понимаете? И когда думаю, что мог бы Гектора спасти…
— Очевидно, следует начать с начала, — сказала Флавия, не в силах понять, куда клонит старик.
— Я знал, — произнес тот, — что Гектор потеряет бюст, но все лучше, чем сидеть в тюрьме или быть высланным из страны, а ведь ему грозило и то, и другое. Думал, он со мной в этом согласится. Да он так бы и поступил, если бы я не напортачил. Это ведь я спровоцировал его. Да, я. По моей вине все и произошло.
— Но что именно? И как? Я не совсем понимаю, — промолвила Флавия и покосилась на синьору Борунну, ища поддержки.
Старик снова тяжело вздохнул, потом долго протирал глаза и наконец нашел в себе силы продолжить повествование:
— Гектор пришел в наш дом прямо со швейцарской границы. Он был в ужасном состоянии. В дикой панике и страхе. Все время твердил, что его жизнь кончена. Бюст конфисковали, деньги, полученные за него, он уже потратил. Мало того, Гектор попался на контрабанде.
— Это было в тысяча девятьсот пятьдесят первом году?
— Да. Он думал, что это только начало всех неприятностей. А если они устроят обыск там, где находился бюст? Я напомнил ему, что он якобы купил Бернини на распродаже. Так Гектор мне, во всяком случае, говорил. Но он понятия не имел, как бюст оказался на распродаже. Вдруг он краденый? Гектор не знал, что на это сказать, но понимал, на кого возложат всю вину.
— Весь вечер я пытался его успокоить, но не получалось. Никогда, твердил он, никогда больше я не совершу такой глупости.
Старик горестно вздохнул, затем продолжил:
— Получалось, что сбылись самые худшие его опасения. Через неделю Гектор получил два письма. Одно из музея Боргезе, где сообщалось, что осмотр бюста завершен, они убеждены, что Бернини подлинный и Гектор должен приехать и обсудить это с ними. Второе из полиции, там говорилось, что бумаги из его кейса переданы в прокуратуру, и позже уже оттуда его уведомят о том, какие будут приняты меры. А в том, что меры должны последовать, сомнений не было. Гектор просто с ума сходил от беспокойства, он и нас чуть с ума не свел. Человеком он был неплохим, вы понимаете, о чем я. Если бы был отъявленным мошенником, то воспринял бы все это проще. Он проявил безрассудство и попался. Мы оба его жалели. И я, и жена. Она особенно настаивала на помощи Гектору. Ведь мы были такими добрыми старыми друзьями. И тут мне пришла в голову идея…
Борунна снова погрузился в мрачное молчание. Флавия ерзала в кресле от нетерпения, желая, чтобы он скорее продолжил свою историю. Впервые Борунна посмотрел ей в глаза и произнес:
— Идея была очень даже недурна. Я пошел в местную библиотеку и разыскал изображение бронзовой копии бюста в Копенгагене…
— Так вот как вы об этом узнали, — перебила его Флавия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30