Но разве Аргайл мог отказаться от предложения Бирнеса? Рынок предметов искусства еще окончательно не рухнул, но уже трещал по швам, и даже человек с таким прочным положением, как Бирнес, был вынужден умерить свой пыл. Ему нужны были лучшие люди, надежные советчики: надо было вызывать в Лондон Аргайла или его коллегу из Вены. Продажа Тициана заставила Бирнеса остановить свой выбор на Аргайле. Тем самым он выказывал ему свое доверие.
Но — и это было очень серьезное «но» — как оставить Италию? Вернуться в Англию? При одной только мысли об этом Аргайл чувствовал себя несчастным.
Та же мысль появилась и сейчас. Болтливость ди Соузы сослужила ему добрую службу на первоначальном этапе их знакомства. И вот теперь это.
— А музей-то совсем новенький, верно? — заметил ди Соуза, не обращая внимания на растерянность Аргайла. — Не могу сказать, что производит впечатление.
— На остальных тоже. В том-то и проблема. Артур Морзби потратил уйму денег, а толку почти ноль.
— Бедняга, — сочувственно протянул испанец.
— Да уж. Все это просто ужасно. Так что теперь они вряд ли мечтают даже о сравнении с Гетти. Они на пороге войны. А известно ли тебе, что музей Гетти является точной копией Вилла дей Папири в Геркулануме?
Ди Соуза кивнул.
— А эти задумали построить точную копию дворца Диоклетиана в Сплите, размером примерно с Пентагон, но только еще более дорогой. Если верить слухам, тут можно будет разместить целый Лувр, и еще останется место для проведения Олимпийских игр.
Гектор потер руки.
— И ведь все это пространство надо чем-то заполнить, мальчик мой. Нет, это просто великолепно! Надо сказать, я оказался здесь вовремя. Когда начинается строительство?
Аргайл пытался умерить его энтузиазм:
— Не слишком раскатывай губы. Я так понимаю, они хотят заставить Морзби расписаться на пустом листке бумаги. А он не из тех, кто любит, чтобы на него давили. Впрочем, с архитектором поговорить можешь. Бродит тут днем и ночью, и в глазах блеск безумства. И все бормочет чего-то себе под нос. Он своего рода гуру, проповедует сочетание постмодернизма с классической традицией. Короче, крыша у человека поехала. Тот еще шарлатан.
К этому времени Аргайл уже смирился с присутствием ди Соузы, и они брели по лужайке бок о бок, чтобы испанец мог продемонстрировать себя окружающим. Ди Соуза все еще злился, что никто не встретил его в аэропорту.
— Ну а эти твои бесценные предметы? — спросил Аргайл, игнорируя свистки и крики охранника, призывающего их не ходить по траве. — Где они?
— В аэропорту, где же еще? Прибыли пару дней назад. Но сам знаешь, что за типы эти таможенники. Везде, во всем мире одинаковы. И все из-за других вещей, которые я привез.
— Каких еще вещей?
— Лангтона. Он сгребает все подряд. Ничего выдающегося, насколько я понимаю, но он захотел вернуть сюда кое-что. И попросил меня организовать перевозку. Еще одна приличная сумма мне, довольный клиент. Да любой человек должен быть просто счастлив, угождая персоне с доступом к таким деньжищам, тебе не кажется?
Гектор продолжал болтать, перескакивая с предмета на предмет с бойкостью горного козла. Весь этот треп о важном клиенте — полная чушь, Аргайл знал это точно; своей карьерой Гектор был прежде всего обязан стилю, а не существу дела. И вдруг ди Соуза резко умолк, и Аргайл увидел, как из административного здания показалась чья-то маленькая фигурка. Она направлялась прямо к ним.
— Стало быть, эти края все же обитаемы, — заметил ди Соуза. — Кто этот маленький человечек?
— Директор музея. Самуэль Тейнет. Приятный, но немного беспокойный человек… Приветствую вас, мистер Тейнет, — продолжил Аргайл, переходя на английский, когда директор подошел поближе. — Как поживаете? Наслаждаетесь жизнью?
С директорами музеев следовало поддерживать хорошие отношения, особенно если они распоряжались средствами, превышающими бюджет всех итальянских музеев, вместе взятых. Хотя бы в этом они с ди Соузой сходились во мнении.
В своей характеристике Аргайл был точен, но все же немного покривил душой. Если Самуэль Тейнет и выглядел обеспокоенным, то только потому, что ему было о чем беспокоиться. Руководить музеем всегда непросто, но если твой хозяин — человек со средневековыми замашками, требующий, чтобы каждая его прихоть воспринималась как божественная команда свыше, жизнь становится практически невыносимой.
Надо сказать, что Тейнет не соответствовал расхожим представлениям о типичном калифорнийце. Где стройность и высокий рост, красивый загар, веселая небрежность и уверенность в том, что весь мир принадлежит исключительно ему? Ничего подобного не наблюдалось. Тейнет — коротышка с явным избытком веса, тяготеет к сугубо официальному стилю в одежде и по натуре сдержан до невропатии. Он не из тех, кто тратит время и энергию на теннис или серфинг. Да и откуда было взяться времени и энергии, если Тейнет разрывался между беспокойством и фанатичной преданностью музею.
Для последнего ему нужны были деньги, а чтобы их получить, надо было беспардонно подхалимничать перед патроном и владельцем музея. И нет в том ничего необычного: все директора музеев перед кем-то заискивают и лебезят, будь то владелец, спонсор или совет директоров. Это как бы подразумевается, становится частью должности; причем кое-кто склонен считать это самой главной ее частью. А все остальные сотрудники музея вынуждены заискивать и лебезить перед директором. Ко времени, когда заберешься на самый верх, освоишь это ремесло в совершенстве.
Но даже для хорошо натренированного подхалима Артур Морзби II представлял крепкий орешек. Бесполезно было говорить ему, какой он чудесный и замечательный, он и сам знал. Это была данность, как восход солнца или подоходный налог. У Морзби были свои причуды и капризы. Он считал себя прежде всего бизнесменом и любил, чтобы реальность представала перед ним в виде толково разработанных концепций и бюджетных планов. Морзби также предпочитал иметь дело с людьми подтянутыми, стройными, подлыми и голодными. И сколько ни хлопотал и ни радел за свой музей Тейнет, его никак нельзя было назвать стройным. И хотя порой он бывал подлым, но уж под определение голодного никак не подходил. Отсюда и нервы, и постоянное беспокойство; и одна лишь перспектива столкновения с великим человеком уже за неделю вызывала у Тейнета бессонницу.
— Боюсь, в данный момент мне пришлось столкнуться сразу с несколькими критическими ситуациями, — ответил директор на вопрос Аргайла. Громко чихнул, слишком поздно достал платок. Громко высморкался, и вид у него был такой виноватый. — Аллергия, — объяснил он. — Я очень подвержен аллергиям.
— Вот как? А я не заметил никакого кризиса. Кстати, позвольте представить, сеньор ди Соуза. Только что прибыл с вашими новыми скульптурами.
Этот достаточно невинный комментарий вызвал у Тейнета еще один припадок беспокойства. Брови у него сошлись на переносице, и он встревоженно уставился на ди Соузу.
— Какие новые скульптуры? — спросил он.
Для ди Соузы это было уже слишком. Когда тебя просто не встретили, полностью проигнорировали твое появление на территории музея, с этим еще можно кое-как смириться. Но тот факт, что Тейнет, по всей видимости, просто забыл о его существовании, не лез ни в какие ворота. И ди Соуза сурово и сдержанно (сдержанность обуславливалась плохим знанием английского) объяснил, какова цель его визита. Тейнет, похоже, разнервничался еще больше, хотя, как выяснилось чуть позже, обеспокоила его сама новость, а не вид доставки.
— Снова этот инфернальный тип по фамилии Лангтон! Он просто не имеет права вмешиваться в такие, как у нас, хорошо отлаженные процессы! — воскликнул он.
— Но вы должны были знать, что я приезжаю… — начал ди Соуза, однако Тейнет тут же перебил его:
— И что именно вы привезли?
— Три ящика с римской скульптурой, которую раздобыл сам, и один ящик от мистера Лангтона.
— И что же в нем?
— Понятия не имею. Разве вам это не известно?
— Если бы я знал, то, наверное, не спрашивал бы. Ди Соуза выглядел растерянным.
— Я всего лишь организовал доставку, — сказал он. — По всей видимости, там тоже скульптура.
— Нет, это все равно, что руководить психбольницей! — заметил Тейнет, ни к кому конкретно не обращаясь и удрученно качая головой.
— Но разве не вы разрешили своим агентам скупать экспонаты по собственному усмотрению? И как с моим Тицианом? Значит, и его тоже Лангтон приобрел, руководствуясь исключительно прихотью?
Тейнет нервно переступил с ноги на ногу, затем решил облегчить душу
— Я так понимаю, это все Морзби, — пробормотал он. — Он часто решает приобрести тот или иной экспонат по собственному усмотрению и прибегает при этом к услугам людей типа Лангтона. Ну вот они здесь и появляются.
Тейнет просто не осмелился договорить до конца, но все это означало, что и прежде он находил суждения своего нанимателя и босса сомнительными, особенно в вопросах чисто искусствоведческих. Сокрушительно возрастающее количество картин в музее отчасти объяснялось твердым убеждением мистера Морзби, что уж кто, как не он, способен заметить истинный шедевр там, где его проглядели дилеры, кураторы и искусствоведы из нескольких десятков стран. Но существовало и другое объяснение. Имелась у них в музее одна картина — вспоминая о ней, Тейнет всякий раз содрогался, — которая почти наверняка была написана в 1920-е годы, по всей видимости, в Лондоне.
Но года полтора назад мистера Морзби удалось убедить, что принадлежит она кисти Франса Хале , так до сих пор она и числилась в музее, под табличкой с надписью «Франс Хале». Тейнет не мог забыть об одном инциденте, когда он вел по галерее небольшую группу посетителей и отчетливо слышал, как один насмешливо фыркнул, прочитав надпись на табличке. Не забыл он и о том, какой ужасный разразился скандал, когда один из младших искусствоведов-кураторов привел доказательства того, что эта картина — грубая подделка. «Франс Хале» в музее остался, младший куратор — нет.
— Что касается вашего случая… — произнес он, отмел неприятные мысли и продолжил: — Боюсь, что духом и буквой процедуры в музее пренебрегают. И это, знаете ли, до добра не доведет. Непрофессиональный подход. И мне следует еще раз поговорить с мистером Морзби сегодня вечером, когда он появится.
Тут коммерческие инстинкты навострили свои метафорические ушки. Ведь то было первое упоминание о возможном появлении самого мистера Морзби, фигуры легендарной во всех отношениях благодаря своему невероятному богатству, незаурядному рвению в собирательстве предметов искусства и скверному нраву.
— Так он будет здесь? — хором воскликнули Аргайл и ди Соуза.
Тейнету было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что у них на уме.
— Да. Организуем небольшую вечеринку, на скорую руку. Вы оба приглашены, так я, во всяком случае, полагаю. В числе прочих.
Несколько нетактично, но что взять с человека, который постоянно находится в напряжении? Аргайл решил проигнорировать бестактность:
— Паника в стройных рядах, верно?
Тейнет мрачно кивнул:
— Боюсь, что да. Мистер Морзби любит удивлять нас подобным образом. Мне говорили, он просто обожает без предупреждения посещать свои фабрики, устраивать проверки. И всякий раз дело кончается тем, что он кого-то увольняет, pour encourager les autres . Думаю, нам еще повезло, что нас предупредили за несколько часов.
Он снова поморщился, зашмыгал носом, собираясь чихнуть, и двое мужчин торопливо отступили на шаг, чтобы их не забрызгало. Однако Тейнет, видимо, раздумал чихать и вместо этого вытер платком заслезившиеся глаза. Потом глубоко вздохнул и оглушительно чихнул.
— Просто ненавижу это время года! — виновато пробормотал он. — Могло быть и хуже, — отдышавшись, продолжил Тейнет. — Мы как раз собирались устроить ему прием, а потом экскурсию по музею. Думаю, во время этого приема прозвучит одно очень важное заявление, которое и оправдает все наши старания. — Он вдруг весь напыжился, словно знал некий восхитительный и важный секрет.
— Спасибо, буду счастлив присутствовать, — сказал Аргайл.
Он не очень любил вечеринки и приемы, но если в зале будут кишмя кишеть миллиардеры, то пропустить такое мероприятие грех. Аргайла устроил бы даже самый скромный мультимиллионер. В общем, нечего выпендриваться. Он уже собрался осторожно расспросить о списке гостей, но его прервал сигнал тревоги. Мистер Тейнет снова поспешно извлек платок и зарылся в него лицом. Взбудоражило его появление женщины невысокого роста, с каштановыми волосами; ее безупречную и тщательно продуманную элегантность портили лишь жесткость и решительность, написанные на лице. Женщина среднего возраста, но она боролась с ним с помощью лучших технологий, которые только можно было купить за деньги. Она подъехала к музею в большом автомобиле, вышла и теперь направлялась прямо к ним.
— Проклятие… — пробормотал Тейнет и приготовился отразить угрозу.
— Самуэль Тейнет, мне надо с вами поговорить, — сказала женщина, вышагивая по лужайке, и метнула яростный взгляд в сторону садовника, когда тот сделал ей замечание.
Она приблизилась, осмотрела троицу, и ее взгляд по теплоте был сравним разве что с пожарным шлангом, выплевывающим воду под высоким давлением.
— О, миссис Морзби… — в полном отчаянии пролепетал Тейнет, так и не осмелившийся представить даме Аргайла и ди Соузу.
— О, миссис Морзби! — злобно передразнила его она. — Прекратите хныкать! Мне хотелось бы знать одно… — Она для пущего эффекта выдержала паузу и грозно ткнула в него пальцем: — Что это вы, черт возьми, затеяли?
Тейнет не сводил с нее растерянных глаз.
— Что? — удивленно спросил он. — Я не совсем понимаю, что именно вы…
— Вы все прекрасно понимаете. Вы снова морочите голову моему мужу!
Тут вмешался ди Соуза, никогда не упускавший возможности вступить в беседу с красивой и очень богатой дамой.
— А что это означает, «морочите голову»? — с самым невинным видом осведомился он и сопроводил свой вопрос улыбкой, перед которой, по его мнению, не могла устоять ни одна женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30