Видеокамеры в туалетах решили не устанавливать, не желая унижать человеческое достоинство. То было роковой ошибкой. Теперь Стритер не мог отчитаться за свои действия.
— Простите, что потревожили вас, — сказала Флавия, когда дверь распахнулась.
Лангтона застать врасплох было трудно, но со Стритером все обстояло иначе. Он пробормотал нечто нечленораздельное — общий смысл сводился к тому, что ничего страшного, все в порядке, входите, пожалуйста, — и провел гостей на маленькую веранду в задней части двора. Лишь потом до него дошло, что он вполне мог дать гостям от ворот поворот, поскольку они не были наделены правом задавать ему вопросы.
— Вот так сюрприз! — воскликнула Флавия, заметив Лангтона. При виде последнего сразу же стали напрашиваться вполне определенные выводы, которых так опасался Стритер. — А я-то думала, вы в Риме. Только что вернулись, да?
Они с Аргайлом уселись и с благодарностью приняли по бокалу пива. День выдался жаркий, и Аргайл почти сразу захмелел, поэтому принимал не слишком активное участие в дальнейшей беседе. Пока Флавия начала второй раунд боя против Лангтона, Аргайл отчаянно пытался пробраться под слой гипса на ноге, в пяти дюймах от края, почесать зудящее место.
Лангтон объяснил, что в связи с происходящими событиями счел должным вернуться сюда, на тот случай, если вдруг сможет чем-то помочь.
— Так вы проделали весь этот путь, чтобы навестить своего старого друга мистера Стритера? И провести тихий субботний день у него в саду? — заметила Флавия.
Лангтон кивнул, подтверждая, что все обстоит именно так.
— Очень рада вас видеть. Нам надо многое обсудить. Если Лангтон и насторожился при мысли о том, что последует дальше, то вида не подал. Нет, напротив, он откинулся на спинку кресла, изобразив полнейшее безразличие, и ждал, что последует дальше.
— Я все о том же. О таинственных людях, которые продали вам Бернини.
Лангтон одарил Флавию снисходительной усмешкой и слегка приподнял бровь.
— И что же? — безмятежно спросил он.
— Они просто не существуют. Бюст был похищен из дома Альберджи в Браччано и переправлен через Атлантику.
— Признаю, такой семьи не существует, — с готовностью и еще более подозрительной улыбкой признался Лангтон. — И мне нечего тут добавить.
— Так вы знали, что бюст украден.
— Напротив. Ничего подобного я не знал.
— Как же вы наткнулись на него?
— Да очень просто. Разглядывал разные другие вещицы у ди Соузы и вдруг увидел нечто завернутое в простыню. Ну и сделал ему выгодное предложение.
— Даже не проверив, что это такое, не получив разрешения от музея?
— Ну разумеется, проверил, только позже. Но с самого начала нутром почувствовал, что вещь стоящая. А потом спросил Морзби, не желает ли он приобрести этот бюст.
— Не музей?
— Нет.
— Почему нет?
— Да потому, что только Морзби принимал там решения. Хотел сэкономить время.
— И он захотел приобрести его?
— Естественно. Прямо-таки ухватился за это предложение.
— А вам известно, что он однажды уже купил его? В тысяча девятьсот пятьдесят первом году?
— Да.
— У ди Соузы?
— А вот этого я не знал, — мягко и вкрадчиво заметил Лангтон. — Знал только, что Морзби всю жизнь терпеть не мог дельцов от искусства. В качестве объяснения такой нетерпимости всегда приводил один и тот же пример. О том, что его однажды, всего лишь раз, надул с Бернини некий человек. Продал ему бюст, получил деньги, а покупку так и не доставил. Морзби понял, что его обдурили, а он никогда не любил быть в дураках. Естественно, Морзби ухватился за шанс вернуть себе эту вещь.
— И тогда вы поручили ди Соузе переправить бюст. Почему?
— Что вы имеете в виду?
— Почему вы оба согласились повторно использовать человека, который уже однажды обманул Морзби?
— Бюст был у него. Морзби хотел, чтобы бюст переправили в Калифорнию, и законного разрешения на экспорт мы получить никак не могли. Бюст должен был перевезти человек, никак не связанный с музеем. Вот и сочинили историю о другом владельце, желая как-то прикрыть испанца, чтобы он не влип в неприятности. Вот почему он появился здесь, выглядел таким озабоченным и беспокоился о своем добром имени.
— Так вы ему заплатили?
Лангтон улыбнулся.
— Уверен, детективу Морелли это уже известно. Да, заплатили. Два миллиона долларов.
— Но Морзби говорил Тейнету о четырех миллионах.
— Два.
— И когда это было?
— Что именно?
— Когда ему заплатили?
— Сразу же после доставки. На сей раз Морзби решил не рисковать.
— А когда вы впервые увидели бюст и предложили ему?
— Несколько недель назад.
— Нельзя ли поточнее?
— О Господи, да не помню я! Кажется, в первую неделю мая. Всю сделку удалось провернуть очень быстро. Уверяю вас, у меня не было тогда ни малейшего сомнения в том, что ди Соуза является законным владельцем бюста. Если вы сумеете доказать обратное, думаю, музей будет настаивать на возвращении Бернини законным владельцам. И понесет все связанные с этим расходы… Я всегда знал, что его рано или поздно найдут, — добавил он после паузы. — Вещи такого класса и размера надолго не исчезают.
— Однако этот бюст пропадал целых сорок лет.
Вместо ответа Лангтон лишь пожал плечами и повторил, что рано или поздно бюст должен был отыскаться.
Настало время попробовать другой подход, подумала Флавия. Уж слишком сильно задел ее Лангтон в Риме, к тому же она была твердо убеждена, что с бюстом связано слишком много лжи и обмана и Лангтону это прекрасно известно. Этот тип весь день ей испортил своей самоуверенной и спокойной манерой держаться, говорившей о том, что пришить ему они ничего не смогут. Впрочем, возможно, в этом он и прав.
— Вы ненавидели Тейнета за то, что он занял ваше место. И были одержимы идеей устроить ему саботаж, чтобы рано или поздно его выгнали из музея. Я права?
Флавия очень возгордилась своей фразой. «Одержимы идеей», это надо же! Данное словосочетание она услышала по телевизору в самолете, когда вдруг проснулась в три часа ночи и увидела, что пассажирам показывают кино. Позже она спросила Аргайла о значении этой идиомы. Однако на Лангтона ее лингвистические изыски не произвели ожидаемого впечатления. Его скорее занимала сама суть утверждения.
— Саботаж — слишком сильно сказано. И ничего личного тут не было. Просто я считаю Тейнета опасным для музея. Ну, вы понимаете.
— Нет. Я наслышана как раз об обратном. Будто человек он кроткий и мягкий.
— В таком случае вы ничего не смыслите в музейной жизни. Некогда музей Морзби был очень милым и славным заведением. Небольшой, уютный, обстановка самая приятная, и это несмотря на присутствие Морзби. Он всегда терпеть не мог людей искусства, считал их жуликами и бездельниками. И вот появляется Тейнет, а вместе с ним — и идея создания Большого Музея.
— И что с того?
— Большой Музей — это не просто большое здание и богатая коллекция. Для его создания прежде всего необходим большой административный аппарат. Всякие там комиссии, комитеты и подкомитеты по развитию, фондам, формированию бюджета. Строгая иерархия, планирование. И Тейнет постепенно превратил музей в место, где скучно и противно работать, как, скажем, в «Дженерал моторс».
— И вам это не нравилось.
— Нет. Да и работала эта система плохо. Ведь изначально музей Морзби был составлен из избранных и весьма любопытных коллекций, отмеченных индивидуальностью. Теперь же он копирует любой другой большой музей мира, где непременно должны быть представлены все великие школы изобразительного искусства, от Рафаэля до Ренуара. Но проблема в том, что все действительно хорошие картины этих мастеров уже давным-давно находятся в других музеях. Тейнет укомплектовывал свое детище объедками с барского стола, и музей превратился в посмешище.
— Так почему же вы не ушли, если вам там все не нравилось?
— Во-первых, из-за хорошей зарплаты. Во-вторых, мне нравилось быть единственным здравомыслящим человеком среди этих дикарей. Ну и наконец, потому, что просто нравилось приобретать по-настоящему приличные вещи. Надежда на лучшее еще не умерла.
— Однако может умереть, если вдова Морзби сдержит свое обещание и закроет музей, — заметила Флавия.
Глаза у Лангтона злобно сузились.
— И когда же она это говорила?
Флавия объяснила ему.
— Ну, до этого еще далеко, — отмахнулся Лангтон. — Многое может измениться, пока адвокаты закончат разбираться с этим делом.
— А правда, что у Анны Морзби был роман? — спросила Флавия. Ей это обстоятельство казалось очень важным.
Похоже, Лангтон ждал этого вопроса. Он улыбнулся, недоверчиво и снисходительно — так порой улыбается учитель, в кои-то веки услышав от нерадивого ученика правильный ответ. Стритер же был явно смущен, даже шокирован такого рода предположением, неодобрительно зацокал языком и покачал головой.
— Возможно, — ответил Лангтон. — Я бы точно завел роман, будь на ее месте замужем за таким омерзительным типом, как Морзби. Да они уже давно фактически жили раздельно. Правда, ей следовало соблюдать в таких делах осторожность. Последствия были бы ужасны, если бы Морзби просто заподозрил.
— Но все основания подозревать у него были.
— Что ж, значит, она очень везучая женщина. Стала мультимиллионершей, а не разведенкой без гроша за душой. — Он умолк, а затем после паузы добавил: — Настолько повезло, что просто даже удивительно.
— Мы тоже так считаем, — заметила Флавия. — Слишком повезло.
— Хотя, — задумчиво продолжил Лангтон, — у Анны Морзби есть алиби. А это подразумевает, что без сообщника тут не обошлось. Так что вопрос в том, кто он, этот счастливчик?
Флавия пожала плечами.
— Попробуйте догадаться, если еще не догадались.
Аргайл на секунду отвлекся от своего маниакального занятия. Поднял голову, затем снова принялся бороться с зудом, пытаясь засунуть под гипс тоненькие веточки и соломинки для коктейля. Стритер наблюдал за его манипуляциями словно завороженный.
— Что вы делаете?
— Пытаюсь сохранить остатки рассудка, — мрачно ответил Аргайл. — Нет, я точно с ума сойду от этого зуда, такое ощущение, что весь набит вшами! — Он ждал одобрительных улыбок, но присутствующим было, похоже, не до шуток. — Послушайте, а у вас, случайно, нет вязальных спиц?
Стритер ответил, что в доме нет и никогда не было ни единой спицы. Аргайл скорчил болезненную гримасу, и Стритер предложил ему пройти на кухню и поискать какой-нибудь подходящий инструмент. Аргайл последовал за ним.
— А полиции известно о любовнике Анны Морзби? — спросил Стритер, как только они удалились на безопасное расстояние от беседки.
— Похоже, что да. Часами пропадала в магазинах, уезжала на уик-энды. И Морзби точно знал, так что мотив для убийства у нее был очень веский. Правда, доказать сложно, и это замедляет расследование. Здесь ведь вам не Италия. Там полиция запросто может арестовать кого угодно и давить на несчастного, пока тот не признается. Жаль, что так вышло с вашей камерой, — добавил он, пока Стритер рылся в кухонном шкафу. — Жизнь была бы проще, если бы добраться до нее было труднее.
Стритер помрачнел и насторожился.
— А ну-ка расскажите-ка мне об этом, — сказал он.
— Наверное, это не способствует безопасности вашей службы, верно?
Стритер помрачнел еще больше.
— Стоит только вспомнить о микрофоне в кабинете Тейнета.
— Что?
— О жучке в кабинете Тейнета.
— Послушайте, я ведь уже говорил…
— Знаю, знаю. Но ведь вы пользуетесь репутацией настоящего доки в высоких технологиях, так что кто вам поверит?
— Установка жучков в кабинетах и офисах — это, знаете ли, серьезное преступление. Сама идея просто…
— Но если вдруг убийце скажут, что эта пленка существует, он может и поверить. И он сразу занервничает. Он думает, что на горизонте все тихо и спокойно, а тут вдруг гром среди ясного неба. Возникает улика, вполне материальная. Правда, никто толком не знает, что на этой пленке. И тогда убийца решит: надо уничтожить эту пленку — и я в безопасности. Отчаянные обстоятельства требуют отчаянных поступков. Он попадется. А вам вынесут благодарность за содействие полиции.
Аргайл выложил на стол последнюю козырную карту. Он был не слишком высокого мнения о Стритере. Очень уж медленно соображает.
— Понимаю, — неуверенно протянул Стритер.
— А знаете, нога уже значительно лучше. Так что давайте вернемся в сад. Морелли пригласил нас с Флавией к себе на обед, и нам уже пора. Расскажу детективу о нашем с вами любопытном разговоре. Если не возражаете, конечно.
— О да, — кивнул Стритер, — разумеется.
— Ну как, удалось запудрить мозги этому Стритеру? — спросила Флавия после того, как Аргайл не без труда втиснулся в машину.
Флавия взяла напрокат маленький, но весьма практичный автомобиль, правда, он не был приспособлен для людей с загипсованной ногой. И они начали кружить по городу в поисках дома Морелли.
— О да, — самодовольно кивнул Аргайл. — Соображает он, правда, туговато. Пришлось вывалить на его несчастную голову столько недвусмысленных намеков, что он прямо-таки сгибался под их тяжестью. Но в конце концов понял, в чем заключается идея.
— И?..
— Стритер не возражает. Мы можем начинать распространять слух о том, что он прослушивал кабинет Тейнета. Здорово, правда? Жаль, что он на самом деле его не прослушивал, но ведь всего не предусмотришь.
Флавия думала, что фрикадельки, которыми обещал угостить их Морелли, будут приготовлены его женой. Но она ошибалась. Морелли страшно гордился ими. Флавия и Аргайл застали его на кухне, в фартуке, хотя домовитый вид несколько портил выглядывающий из-за пояса пистолет. На кухонном столе красовалась большая бутылка калифорнийского кьянти, вода в кастрюле уже закипела и ждала, когда в нее опустят спагетти, томатный соус в котелке уже почти достиг совершенства, что под силу определить лишь истинным итальянцам.
— Ну, что скажете? — спросил Морелли, бережно и любовно помешивая свое творение деревянной ложкой.
Аргайл сунул нос в котелок, зажмурился, втянул божественный аромат и одобрительно кивнул. Морелли крякнул и разлил вино по бокалам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30