Жюльетт дрожащими руками стала застегивать пальто, натянула перчатки, взяла сумочку.
– Жюльетт! – раздался с лестницы голос Николая. – Я не уйду, пока не поговорю с тобой!
Глубоко вздохнув, девушка вышла из комнаты и остановилась у лестницы. Она смотрела сверху вниз прямо в широко распахнутые глаза Николая. Он был небрит. Правая нога – на нижней ступеньке, рука на перилах – готов бежать и искать Жюльетт в верхних комнатах. Шофер, вынося вещи и поджидая выхода Жюльетт, оставил входную дверь открытой, поэтому Николай беспрепятственно вошел в дом. Прежде, чем девушка смогла произнести хоть слово, вновь раздался гневный голос:
– Куда, черт возьми, ты уезжаешь? Жюльетт с трудом сдерживала слезы, чувствуя, как ее душа буквально разрывается на части. Увидев любимое, искаженное мукой лицо, она была готова разрыдаться.
– Николай, все кончено.
– Это невозможно! Мы – одно целое в этой жизни.
– Нет!
– Я не позволю тебе!
Дворецкий, обеспокоенный гневной речью посетителя, хотел послать горничную за другими слугами, но Жюльетт подняла руку и покачала головой, отменяя распоряжение и делая ему знак удалиться. Присутствие посторонних в этот мучительный миг – невыносимо.
Оставшись один на один с Николаем, она начала медленно спускаться с лестницы. Остановилась на ступеньках.
– Неужели ты считаешь, что я смогу делить тебя с кем-либо? – напряженно спросила она.
– Нет, этого не будет. Брак, который мне хотят навязать, будет только формальным. Обещаю. Ты – самое главное в моей жизни. До конца моих дней.
– Должно быть, ты любил Наташу, если согласился на помолвку.
– Боже праведный! Все было оговорено, когда я еще был мальчишкой. Да, она мне нравилась. Да, я был помолвлен, когда мы достигли подходящего возраста: мне девятнадцать, ей шестнадцать. Любовь в таких случаях в расчет не берется. Супруги считают, что им повезло, если они хотя бы ладят друг с другом. Мы с Наташей всегда были друзьями. Именно поэтому я пошел к ней, надеясь разорвать нашу помолвку.
– Но она любит тебя! Конечно, она не дала согласие.
– Не предполагал, что ей взбредет в голову приехать в Париж! Я слишком люблю тебя, чтобы думать о препятствиях! Ее отказ был неожиданным ударом. Я даже отправился к царю с просьбой, чтобы он поговорил с Наташей.
– И что?
– Ушел ни с чем. Окончательное решение осталось за ней.
– Ты должен был рассказать мне все это раньше! – крик вырвался, казалось, из самого сердца Жюльетт.
– Я никогда не лгал! Искренне надеялся, что вернусь в Париж, и мы поженимся! Потом все рассказал бы тебе. А сейчас, если мы хотим быть вместе, есть только один путь…
– Если бы ты был свободен, я бы поехала с тобой куда угодно, неважно, женаты мы, или нет, – произнося эти слова, Жюльетт медленно спускалась по лестнице. Она резко остановилась, когда Николай преградил ей дорогу.
– Я буду приезжать в Париж так часто, как только смогу. И время здесь будет принадлежать нам, как будто ничего не случилось!
– Оставь подобные мечты, Николай! – в ее голосе послышались истерические нотки. Жюльетт опасалась, что ноги перестанут слушаться ее, и он подхватит ее на руки, как бывало не раз. – Возвращайся к женщине, которая ждет тебя уже пять лет! Я не хочу больше видеть тебя!
– Ты не можешь так говорить! – в его голосе звучала такая любовь, страсть и мука, что Жюльетт почувствовала: еще немного, и воля покинет ее. Она уже не могла сдержать слезы.
Ничего не видя перед собой и размахивая сумочкой, она пошла вниз, нанося удары по его лицу, плечам. Николай в изумлении попятился. Жюльетт бросилась к двери. Заурчал мотор автомобиля, шофер распахнул дверцу.
– Быстрее! – крикнула Жюльетт. – Скорее! Поезжайте скорей!
Шофер захлопнул дверцу, быстро тронул машину с места. Жюльетт разрыдалась, но все же обернулась, когда автомобиль набрал скорость. Сквозь заднее стекло она увидела, что Николай бежит следом, размахивая руками, пальто развевается на ветру, но все же он безнадежно отставал от быстро удаляющейся машины. Наконец он остановился, беспомощно опустив руки. И только сейчас она в полной мере осознала: это конец их любви. И слезы скрыли от нее фигуру Николая еще до того, как другие автомобили заслонили дорогой силуэт.
Глава 14
Жюльетт провела в монастыре шесть недель. Все это время одна из комнат оставалась свободной на случай, если приедут родственники и останутся на ночь. Девушке хотелось быть уверенной, что, вернувшись в Париж, она не застанет там ни Николая, ни Наташи, ведь вполне возможно, они вместе уедут в Санкт-Петербург.
Монастырь оказался значительно менее тихим местом, чем она предполагала, так как всех монахинь взволновал ее приезд и им страшно хотелось поболтать. Даже те, кому девушка в школьные годы не особенно нравилась и кого раздражала ее вызывающая, по их мнению, независимость, радовались, тем не менее, ее визиту, как дуновению свежего ветерка в душной атмосфере старого, изолированного от мира монастыря. Милая, добрая и уже очень немолодая сестра Берта, наверное, больше всех растрогалась и сразу же бросилась показывать Жюльетт фотографии алтарного покрова, который они когда-то вместе вышивали, и который теперь находился на алтаре Шартрского собора. По просьбе настоятельницы Жюльетт дала ученицам монастырской школы несколько уроков рисунка по ткани. В общем, дни пролетали быстро. Ночи же казались бесконечными и мрачными. Девушка никак не могла заснуть, воспоминания о Николае были столь ярки, что в отдельные моменты ее удивляло, как она вообще способна жить в такой изнуряющей душу тоске.
Где-то в конце пребывания в монастыре, Жюльетт немного усомнилась в своем состоянии, но вскоре перестала тревожиться, объяснив все эмоциональным потрясением, через которое ей пришлось пройти. На обратном пути домой девушка решила полностью отдаться работе, любимое дело было единственным противоядием от ощущения жгучей пустоты Парижа, из которого уехал ее любимый.
Дениза с нетерпением ждала возвращения Жюльетт и сразу же загрузила ее работой. Из Лондона прибыли шелка и бархат с ее рисунками, и нужно было решить, какие из них шить платья.
Через неделю после возвращения в Париж, встав с постели, Жюльетт внезапно ощутила сильный приступ тошноты. Едва она успела добраться до ванной, как началась рвота. Вернувшись в спальню, Жюльетт бессильно опустилась на табурет у трюмо. Не осталось никаких сомнений. Она беременна! Более того, девушка знала, когда это произошло. В те безумные мгновения встречи после ее возвращения из Лондона они были настолько охвачены страстью, что впервые забыли о всякой предосторожности. Ни в тот первый, бесконечно счастливый момент их соединения, ни позже, когда они снова и снова предавались любви, забыв обо всем на свете. Любовь полностью поглотила ее, может быть, в глубине души Жюльетт верила, что они вскоре поженятся, и эта надежда делала ее еще менее осторожной.
Внезапно дрожь от новой, жуткой мысли пробежала по телу – рано или поздно Николай поймет, чем могла кончиться та ночь. Одна за другой кошмарные мысли возвращались в ее сознание, по мере того, как со все большей остротой и болью Жюльетт понимала, что это означает для нее. Николай будет рассматривать беременность как еще один способ властвовать над ней, заявив о родительских правах видеться с собственным ребенком. Он станет снова и снова возвращаться в ее жизнь, и, в конце концов, растопчет все будущее и лишит себя всякой надежды на счастье. Жюльетт сжала кулаки, глядя в зеркало. Этого нельзя допустить.
С трудом ей удалось одеться. Предстояло подумать не только о том, что связано с рождением ребенка, но и что за этим последует. Дениза не потерпит младенца в идеальной чистоте своего дома, да и сама Жюльетт не захочет здесь оставаться. С внезапной благодарностью она вспомнила о сумме, которую завещал ей покойный муж Денизы и которую она до сих пор сохранила в неприкосновенности. Ей не могло и в голову прийти, когда впервые услышала о завещании, что оно окажется так кстати в самый трудный момент. Деньги позволят какое-то время жить независимо и решить главные проблемы, которые возникнут сразу же после рождения ребенка.
Жюльетт прижала пальцы к вискам. Как может разум с такой поразительной быстротой выстраивать все эти планы, хотя она едва поняла весь ужас, ожидавший ее? Возможно, уверенность, что она беременна, пробудил стремление любым способом защитить еще не рожденное дитя? По крайней мере, пройдет еще несколько недель прежде, чем возникнут подозрения по поводу ее положения. Еще есть время выбрать момент для разговора с сестрой, которая, конечно же, воспримет новость с отвращением и громоподобными вспышками гнева.
Целый день, сидела ли Жюльетт на рабочем месте или беседовала с клиентами, мысли то и дело с завидным постоянством и независимо от ее желания возвращались к случившемуся. И все же в этой агонии чувств она не могла до конца осознать, что это все-таки значит – быть матерью ребенка Николая Карсавина. Слишком многое из того, что хранила память, было постоянным источником боли, страданий и разочарования, чтобы она могла однозначно заключить, чем будет для нее ребенок: утолением любовной тоски или повседневным мучительным напоминанием о невозвратном, особенно, если у сына или дочери со временем проявится сходство с отцом.
Утренняя тошнота продолжалась довольно долго, но ей пока удавалось скрыть от окружающих свою тайну.
И только во время примерки нового платья Жюльетт поняла, что настал момент рассказать обо всем Денизе. В зеркало она заметила, как нахмурилась портниха, измеряя ее талию, видимо, не поверив, что сделала это достаточно точно, и стала мерить снова. К счастью, корсет, который стала носить Жюльетт, сделал свое дело, и разница оказалась слишком незначительной, чтобы портниха обратила внимание.
Для серьезного разговора Жюльетт выбрала один из вечеров, когда сестры, как это бывало часто, уединились после обеда за чашкой кофе. И в первый раз за долгое время реакция Денизы очень отличалась от той, которую ожидала Жюльетт. Сестра просто и безропотно кивнула головой и продолжала молча помешивать кофе.
– Я так и думала.
Жюльетт удивленно взглянула на сестру.
– Как ты догадалась?
– Последнее время ты очень бледна, когда выходишь к завтраку, стала отказываться от жирного соуса за обедом. Но, кроме этого, я, вероятно, быстрее всех остальных замечаю едва уловимые изменения в лице и фигуре. Профессия модельера развивает остроту зрения.
– Я думала, ты рассердишься.
– Ну, конечно, это меня совсем не обрадовало, – почти огрызнулась в ответ Дениза, ее глаза сверкнули опасным огнем. Но она глубоко вздохнула, взяла себя в руки и продолжала обычным голосом. – И вообще, почему меня должно удивлять случившееся? Граф Карсавин – красивый молодой человек, сильный, притягательный. Я всегда понимала, он не из тех мужчин, кого в отношениях с женщинами устраивают платонические прогулки под луной и слушание соловьиных трелей… Да и ты с самого начала была столь очевидно безумно влюблена. Я предвидела, что это произойдет, с первых дней вашего знакомства. Вот почему так не одобряла ваши отношения, но ты ведь не слушала меня.
– Я не жалею.
– Гм… возможно, пока действительно не жалеешь, но должна понять, что значит быть одинокой женщиной с ребенком на руках.
– Я понимаю.
– Николаю придется выплачивать тебе солидное содержание, он обязан заботиться о своем отпрыске.
– Нет, – гневно запротестовала Жюльетт. – Николай не из тех, кто легко сдается. Боюсь, он скоро приедет в Париж, чтобы удостовериться, не беременна ли я, – ее голос срывался. – Никогда не смогу начать жизнь заново, если не сумею освободиться от него.
– Ты думаешь отдать ребенка в приют?
– Нет! Я никогда с ним не расстанусь.
– Отдашь кормилице?
– Нет! – снова решительно воскликнула Жюльетт. – Я собираюсь растить своего ребенка сама вдали от Парижа, там, где Николай никогда не найдет нас. На деньги, доставшиеся мне от Клода, сниму квартиру, найму хорошую няню, чтобы заботилась о ребенке, когда я буду на работе.
– О какой работе ты думаешь?
– Стану преподавать рисунок на ткани. Мне очень понравилось учить молодых монахинь, когда я снова была в монастыре. Кроме того, могу давать уроки английского и итальянского.
– Весьма похвально, – сухо заметила Дениза. – Но совершенно непрактично.
– Что ты хочешь сказать?
– На деньги Клода ты долго не продержишься, и тебе никогда не удастся найти работу, чтобы хорошо зарабатывать.
– Но почему?
– Ни в одну приличную школу тебя не возьмут. С ребенком на руках и без обручального кольца тебя повсюду будут воспринимать, как источник дурного влияния на учениц. Вы оба – ты и ребенок – станете отверженными. О таком будущем ты мечтаешь для него? Жестокость этого мира неизбежно преследует того, на ком лежит печать незаконного рождения.
– Я куплю обручальное кольцо, если это так необходимо! – ответила Жюльетт, решив держаться до конца. – Ребенок не должен страдать за мои грехи.
Дениза вздохнула.
– Смелые слова. Ну и какую же роль ты собираешься играть? Брошенной жены? Молодой вдовы? Супруги моряка, которая много лет безнадежно ожидает возвращения своего «летучего голландца»? Владелицы школ, ателье и другие работодатели знают наизусть все эти сказочки. Мне самой часто приходится их выслушивать.
Жюльетт сжала руки на коленях.
– Единственное, что я знаю точно: не могу больше оставаться в Париже, – сказала она решительно.
Дениза несколько мгновений помолчала перед тем, как продолжить.
– Почему ты так уверена, что граф Карсавин не будет преследовать тебя, если ничего не узнает о ребенке?
– Потому что тогда у него не будет оснований требовать встреч со мной, объясняя их необходимостью общения с дочерью или сыном. И он ведь понимает, что другой возможности удержать меня нет.
– Ты так уверена в себе.
Жюльетт кивнула головой, бросив печальный взгляд на свои руки, где уже не было прекрасного кольца, подаренного Николаем. Она тщательно упаковала его, написала на коробочке адрес и отнесла в русское посольство, попросив, чтобы послание вручили лично графу Карсавину в Санкт-Петербурге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49