Но Николай хорошо знал, что это платье надето в честь его приезда. Ее лицо зарделось.
– Я рассказала синьору Романелли, как нашла раскроенные части этого платья и вновь сшила их.
Николай без труда догадался, что Жюльетт не могла распространяться по поводу попыток Денизы раскрыть секреты Фортуни.
– Замечательная находка!
– Согласен, – быстрая, почти мальчишеская улыбка осветила все лицо Романелли, вокруг карих глаз собрались морщинки. – Вы разрешаете рассказать эту историю Фортуни?
– Конечно, – улыбаясь, отозвалась Жюльетт. – Если вы считаете, что это может его позабавить.
– Убежден. И он наверняка захочет узнать, каково мое впечатление, – Марко сделал шаг назад, шутливо раскинул руки. – Я скажу – belissimo!
Николай согласно кивнул. Довольная Жюльетт дважды сделала оборот на каблучках, подражая манекенщицам. Все весело рассмеялись. Трио прекрасно нашло, чем занять себя до ужина.
Подошли и другие гости. К разочарованию Николая, за столом Жюльетт усадили рядом с Марко Романелли. Общая беседа носила довольно мрачный тон. Отставной французский генерал предсказывал печальное будущее: кайзер Германии реорганизует и значительно увеличивает армию. Николай тоже считал, что дело в Европе принимает критический оборот, но мысли Карсавина были настолько сосредоточены на Жюльетт, что он с трудом мог поддерживать общую беседу. Иногда девушка бросала на него нежный взгляд и награждала легкой улыбкой. Сердце Николая билось сильнее при виде ее жемчужной кожи, выгодно оттеняемой переливающимся плиссированным шелком.
Раздражение Николая возрастало, к тому же, на него, в свою очередь, поглядывали сестры-близнецы супругов Дегранже. Стараясь привлечь внимание русского, девушки хлопали ресницами и отпускали неумные замечания, отчего казались еще более глупыми, чем обычно юные дамы шестнадцати лет.
Изысканные блюда и вина не спасли положения, ужин показался Николаю весьма утомительным. Затем все прошли в салон, где подавали кофе. Здесь разговор оживился, развернулась дискуссия о политике, искусстве. К концу вечеринки все трое называли друг друга просто по имени.
На следующий день Марко отвел Николая на фабрику Дегранже. Жюльетт уже была там с самого утра. Она сидела за прядильной машиной и, казалось, не замечала стоящего вокруг шума. Увидев мужчин, девушка одарила Николая радостной улыбкой.
– Если мне удастся изготовить этот шелк, я сошью тебе из него галстук.
Вторую половину дня Николай провел с Марко. Они наняли экипаж и проехали по исторической части старого города, а также поднялись на возвышенность, чтобы полюбоваться окрестностями. Николай узнал, что Марко, младший сын в большой дружной семье (пять мальчиков и одна девочка) преуспевающего финансиста, родился в Милане. Отец умер, когда он был еще ребенком, мать не намного пережила супруга, и дети разлетелись в разные стороны света. Три брата Романелли эмигрировали в Америку, где успешно основали собственные дела, еще один из братьев получил должность армейского капитана, но был убит при трагических обстоятельствах.
Они сидели в баре отеля. Марко вновь наполнил стакан.
– А что касается моей сестры, она стала сестрой милосердия. Сейчас вместе с миссионерским госпиталем находится в Африке.
– А как ты решил заняться шелковыми тканями?
– Почти случайно. Я всегда мечтал стать врачом, но не получилось. Дело в том, что у моего дяди не было сыновей, хотя он дважды женился, поэтому, отец, в свое время, обещал дяде, что один из его мальчиков будет обучаться его бизнесу – производству шелков. К счастью, меня заинтересовало это дело. В возрасте двадцати пяти лет я уже стал управляющим фабрикой. А чуть позже мой овдовевший Дядя женился на женщине много моложе себя, – Марко выразительно пожал плечами. – Я нашел ее слишком привлекательной…
– И что же произошло дальше?
– Когда начались проблемы, я ушел с фабрики. Но еще до этого несколько раз встречал Фортуни и поставлял ему шелк для театральных костюмов. Позже Фортуни увлекся японскими неокрашенными шелками. После ухода с фабрики я решил заняться торговым бизнесом. Уехал в Венецию, там встретился с Фортуни, он подсказал, что один из торговцев уходит на покой и продает свое дело – импорт и экспорт дорогих тканей. Я навел справки и понял, что смогу значительно расширить бизнес, обладая некоторым капиталом и инициативой. Все это произошло лет шесть назад, и я рад, что мои надежды оправдались. Вот и все о моей карьере.
– И вы ни о чем не жалеете? – Николай отпил глоток вина.
– Сейчас – нет. Я встретил свою любимую жену, когда приезжал в Лион за шелком, и очень благодарен судьбе за это, хотя наш брак был недолгим…
– Простите, – искренне посочувствовал Николай. Этот человек был ему очень симпатичен.
– Мне часто ее не хватает. Почти каждый день я вспоминаю… – Марко потряс головой, как будто стараясь отогнать воспоминания. Затем глянул на гостя. – Допивайте вино! Мы же обещали встретить Жюльетт у ворот фабрики.
На второй день после того, как Марко договорился о поставках, все трое отправились на ферму, где сотни шелковичных червей прожорливо прогрызали дорогу в листьях шелковицы, чтобы затем опутать себя прочной нитью в плотный кокон. Коконы шелкопрядов использовались для изготовления лучших тканей в мире. Николаю все это показалось довольно интересным.
А вот на третий день экскурсия была менее приятной. Втроем они отправились в небольшую деревушку под Лионом на красильный завод, где Жюльетт должна была ознакомиться с окраской шелков и попытаться получить определенный оттенок. Марко помогал ей советами. Но запах на заводе был просто тошнотворным. Все с облегчением покинули его.
– Как быстро пролетело время, – печально сказала Жюльетт во время последнего ужина.
Николай договорился с Марко как-нибудь встретиться в Париже, поскольку синьор Романелли тоже покидал Лион.
– А ты? Как скоро ты вернешься? – спросил Николай девушку.
– Точно не знаю. Мне еще нужно научиться наносить узоры на ткань. Хотелось бы также попробовать новый метод переплетения нитей.
Когда пришло время прощания, Николай поцеловал Жюльетт таким долгим и страстным поцелуем, что мадам Дегранже в растерянности отвела глаза, а две ее дочери захихикали.
– Жюльетт, я буду скучать по тебе каждый день.
– Я думаю о тебе всегда, – она посмотрела на него с нескрываемой любовью в глазах. – Буду писать часто-часто.
Жюльетт сдержала слово, но пробыла в Лионе еще месяц.
* * *
Наконец-то пришла добрая весть: Жюльетт возвращается на следующей неделе. Пришло также сообщение из посольства: важные дипломатические обстоятельства требуют присутствия графа Карсавина. Поскольку роль, которую он играл в политике, была крайне незначительна, Николай крепко выругался вслух, чувствуя, что им овладевает ненависть к «важным обстоятельствам», отрывающим от более серьезной для него работы.
* * *
Николай ждал прибытия поезда. Жюльетт вышла из вагона, и они бросились друг другу в объятия. Николай приподнял девушку, крепко обхватив за талию, страстно поцеловал, глядя в глаза.
По дороге домой они все время разговаривали. Жюльетт хотелось знать, закончил ли Николай последнюю работу, которую назвал «Затаившийся человек». С сочувствием узнала, что его призвали на службу в посольство.
– Еще немного, и скульптура была бы закончена. Как только позволяет свободное время, я сразу же иду в мастерскую.
– Мне очень хочется увидеть твою новую работу и мастерскую в самое ближайшее время. А вот подарок из Лиона.
Николай развернул сверток: шелковый галстук!
– Замечательно! Но мне казалось, тогда ты ткала изумрудный шелк…
– Так и было. Но я заметила, что ты поморщился при виде этого цвета и решила сшить серый галстук, как ты любишь.
– Само совершенство! – Николай тут же сорвал с шеи галстук и повязал новый.
Жюльетт с гордостью поправила узел, Николай успел поцеловать руку, нежно расправляющую складки.
Дениза пришла домой пораньше. Жюльетт в это время весело болтала по телефону, восстанавливая старые знакомства. Увидев сестру, она тут же попрощалась с подружкой и бросилась в объятия Денизы. Баронесса де Ландель даже удивилась самой себе: она не ожидала, что будет до такой степени рада видеть Жюльетт.
– Хочу услышать все, – заявила старшая сестра. – Твои письма рассказали о многом, но все равно – я хочу задать немало вопросов.
На Денизу явно произвело впечатление то обилие информации, которое Жюльетт почерпнула в Лионе, но еще большее впечатление произвели образцы шелков, которые девушка сама изготовила в Лионе и привезла в Париж. Рисунок был необычным: перистые узоры, похожие на листья папоротника, выполненные серебристыми нитями на небесно-голубом фоне, светло-розовыми на черном, бежевыми на розовом. На некоторых образцах расцветали бледно-алые лилии или фиолетовые колокольчики, были и фантастические узоры цвета янтаря, спелой пшеницы или тыквы.
– Месье Дегранже скоро напишет тебе, – Жюльетт была очень рада, что сестре понравились ее работы. – Он хочет использовать разработанные мною модели узоров и цветов. Мне кажется, у нас есть авторское право на восемнадцать месяцев или даже в течение двух лет – нужно уточнить. Лишь потом можно пустить разработки в широкое производство.
Глаза Денизы сощурились.
– Когда-то мануфактурщики обслуживали вначале тех, чьи головы украшали венценосные короны, предоставляя право леди из королевских семей выбирать материалы, которых больше ни у кого нет…
– Именно так. И что очень важно, это добавит престижа ателье Ландель, если шелка будут иметь авторскую маркировку.
– Я подумаю, – Денизу явно увлекла идея. – Но не уверена, что хочу продавать модели шелков во Франции. Небольшие шелкопрядильные фабрики под Лондоном – очень неплохое местечко. Там цены ниже, качество – на высоте.
Выяснение конкретных деталей – в скором будущем. Дениза поздравила себя с тем, как дальновидно поступила, подключив сестру к делу. Но что послужило основной причиной отъезда Жюльетт в Лион? Ах, да, Николай Карсавин! Лицо Денизы помрачнело, когда она узнала, что Николай встретил Жюльетт на вокзале, и в их отношениях ничего не изменилось. Будто и не расставались. Если разлука не повлияла на это увлечение, нужно испробовать другие средства. Но какие? И очень важно, чтобы Жюльетт потом не держала зла. Дениза задумалась, пытаясь найти решение…
* * *
Когда Жюльетт впервые пришла в мастерскую Николая, тот был там в одиночестве: во второй половине дня натурщик больше не требовался. Николай дорабатывал то, что успел сделать утром. Ассистент тоже только что ушел.
Николай открыл девушке дверь. На нем был льняной халат, на ресницах осела мраморная пыль, волосы забраны под темно-синюю повязку.
В руках Жюльетт держала корзинку, накрытую красно-белой клетчатой салфеткой, из-под которой выглядывало горлышко бутылки.
– Я принесла нам ужин. Думаю, мы сможем поесть прямо здесь, ты будешь работать, сколько захочешь, а я с удовольствием понаблюдаю, если не возражаешь.
Николай поблагодарил Жюльетт за предусмотрительность. Взяв у нее корзинку, поставил на стол. Жюльетт сняла перчатки, вынула жемчужную булавку, закреплявшую шляпку. Жакет и шляпку Николай повесил на крючок. Девушка тут же подошла к «Затаившемуся» и оглядела скульптуру восхищенным взглядом.
– Что я могу сказать? – ее голос сорвался от волнения. – Ты заглянул в душу человека и отобразил то, что мучает ее.
Николай взял Жюльетт за плечи, повернул к себе.
– А может быть, я заглянул в свою душу?
Сочувствие захлестнуло Жюльетт. Нельзя отрывать художника от дела, которое является его призванием. Она коснулась кончиками пальцев его щеки.
– Я здесь не для того, чтобы отвлекать тебя от работы. Хочу посидеть молча.
Николаю показалась забавной мысль, что в присутствии Жюльетт он может не думать о ней.
– Ты можешь говорить, сколько хочешь, – Николай взял кусок пемзы и начал полировать скульптуру. Рядом стояло ведро с водой для смывания мраморной пыли.
– Это долгая работа? – спросила девушка.
– Да. Если использовать пемзу. Генри, мой ассистент, работал все утро, полируя поверхность, а потом так устал, что я отослал его домой. В любом случае, мне хочется закончить самому, сейчас, когда совершенствуется поверхность, очень важна работа с пемзой.
– Никогда не слышала ничего подобного. Могу я осмотреть мастерскую?
– Конечно. И не стесняйся задавать вопросы.
Жюльетт заинтересовалась множеством инструментов в сундучке. Молотки, резцы различной формы, скребки, долото, рашпиль… Она задала немало вопросов о назначении каждого инструмента. Что касается многочисленных мотков проволоки, то Жюльетт уже знала – ее используют для укрепления арматуры, которая потом обрастает глиной или терракотой. Полки, похожие на гнезда ласточек, были завалены различными деталями: моделями рук, ног, голов и многим другим – нечто подобное она уже видела в мастерской Родена. За занавеской пряталась крошечная кухня со старой плитой и желтой цинковой раковиной с единственным краном. На плите стоял чайник, видавший виды кофейник, в небольшом буфете – дешевая посуда, купленная, видимо, по случаю у уличного торговца. Дверь из кухни выходила прямо в крошечный дворик, примыкавший к мастерской.
Жюльетт обошла всю мастерскую. В большой нише стоял стол, знававший лучшие дни, рядом – лавка, приколоченная к стене.
– Я накрою ужин чуть позже, – сказала Жюльетт. – Эта мебель уже была здесь, когда ты снял мастерскую?
– Да. Единственное, что я принес сюда по настоянию Анны: русские покрывала и наволочки с национальным узором – они на кушетке.
Кушетка была единственной вещью, свидетельствующей о попытке навести уют. Розовые, пурпурные и алые нити привезенных из России покрывал и наволочек создавали яркое, веселое пятно на фоне сумрачной, без всяких излишеств комнаты. Наверное, такой же была первая студия Николая на Монмартре.
Осмотрев мастерскую, Жюльетт уселась на кушетку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49