https://wodolei.ru/catalog/mebel/nedorogo/Akvaton/
Через два часа небо стало черным, и задолго до того как они добрались до Хэя, начался проливной дождь.
На следующий день ливень перешел в моросящий дождик. Два дня спустя, когда они въехали в Вустер, река Уай стала красной от смытой с холмов глины. Нетерпение Николаса возрастало с каждым часом. И хотя все продрогли и вымокли до нитки, он велел продолжать путь на следующий же день. Гуилим и Хью убеждали его остаться в Вустере на целый день, чтобы дать отдохнуть лошадям и всадникам, но он не отступил от своего решения.
Ему казалось, что они двигаются слишком медленно, но все же к полудню Великого четверга они достигли Бирмингема, а на следующий день прибыли в Бертонское аббатство. Женщин, сэра Николаса, Гуилима и их слуг разместили в монастырской гостинице — большом элегантном здании в стороне от монастыря, — чтобы гости не беспокоили монахов своими неурочными приездами и отъездами.
Остальные солдаты заняли гостиницу у келаря. Прежде чем последовать за маленьким кругленьким распорядителем в дом, сэр Николас приказал Хью проследить, чтобы и люди и лошади подготовились к отъезду на рассвете.
— Твой муж просто людоед, — заявила Мэдлин, когда через некоторое время женщины устроились на женской половине. — Ему мало того, что нам приходится питаться постной пищей, да еще и в монастырях, где правила особенно строги, но он все время подгоняет и подгоняет нас, несмотря на грязь и слякоть. Мы уже стали хуже грязных куриц. Поговори с ним, Элис. Может, он прислушается к тебе.
Элис только поморщилась, потому что когда она раньше попыталась протестовать, то получила от мужа резкую отповедь.
— Он просто не обращает внимания ни на кого из нас, — продолжала Мэдлин. — Одержим стремлением добраться до короля. Думаю, он беспокоится о том, что если что-то случится с королем, он не окажется рядом с ним, чтобы прикрыть его королевскую задницу. — Мэдлин вздохнула. — Его сумасшедший братец тоже одержим, по-моему. Он все время наблюдает за мной, как будто я слабоумная и не могу присмотреть за собой. «Завернитесь плотнее в плащ, мадам», — говорит он. «У вас есть шляпа с более широкими полями, мадам?» «Не наступите в лужу, мадам». А когда я уронила хлыст и он поднял его, то сказал мне, чтобы я не поступала так небрежно. Как будто я не отличалась всегда легкомысленно-неловкой манерой — ну ты же знаешь, какая я, Элис! А он заявляет мне, что я просто небрежна! Я ни разу в жизни не встречала такого человека. Он не умеет разговаривать как аристократ, и когда я более чем вежливо попросила его сообщить его старшему брату, что из ужасных туч над головой на нас льется дождь, он только проговорил: «Погодой распоряжается Бог, а не Николас». Говорю тебе, он ненормальный!
Элис улыбнулась, но Джонет, которая деловито приказывала двум послушникам, что делать с плащами и сундуками, обернулась, услышав слова Мэдлин, и прокомментировала недовольно:
— Уверена, особенность всех валлийцев лезть туда, куда не просят, мистрис Фенлорд. Сегодня утром в Вустере Хью Гауэр вообще схватил меня и перенес через слякотный двор, чтобы посадить на лошадь. Вот нахал!
Элис и Мэдлин присутствовали при зрелище, о котором рассказала Джонет. Им доставило огромное наслаждение видеть Хью, несшего на руках негодующую Джонет, как ребенка, а не женщину щедрых пропорций. Они даже обменялись улыбками, но благоразумно промолчали, чтобы не дразнить Джонет. Мэдлин подхватила ее мысль:
— Именно! Нет сомнения, все валлийцы сумасшедшие. Но Элис, правда, ты же можешь как-нибудь повлиять на ужасную скорость, которую задает сэр Николас! Мы все умрем от холода и сырости. Между прочим, я слышала, как двое мужчин говорили что-то о новой вспышке той жуткой лихорадки. Я не поняла, про какой город они говорили, и не хотела спрашивать, но при такой спешке неизвестно, что нас может ожидать. — Она поежилась.
Однако задержала их не болезнь, а кругленький распорядитель, ужаснувшийся намерению путешествовать в самый канун Пасхи. Будучи в силу своего положения освобожден от принятого в Бертоне обета молчания, он не замедлил подробно изложить свое мнение самому сэру Николасу. Разговор имел место после вечерни, когда они вернулись в зал гостиницы на ужин, единственную за день трапезу в Бертоне во время поста.
Элис всерьез ожидала, что сэр Николас пренебрежительно отчитает вступившегося за них доброго человечка, и приятно удивилась, когда муж ответил ему:
— Я выполняю мой долг перед королем, отче.
Но на монаха, похожего в своей черной сутане на возмущенного пухлого гнома, его слова не произвели никакого впечатления.
— Сын мой, его величество, как все здесь хорошо знают, благополучно приехал в Линкольн и проведет там святой праздник. Будучи благочестивым человеком, который знает свой долг перед Господом, он находится там уже со среды. Таким образом, если вы настаиваете на отъезде на рассвете, у меня не остается выбора, как только привести самого лорда-настоятеля, чтобы отговорить вас. А его приказам, — добавил он зловеще, — повинуются так, словно они исходят от самого Господа. Не сомневаюсь, что он прикажет запереть наглухо двери конюшни, если понадобится, чтобы удержать вас в Бертоне.
Расстроенный, сэр Николас сдался, собрав все остатки учтивости, но его настроение, когда он увидел поставленную перед ним тарелку каши, испортилось совсем. Элис, наблюдавшая за ним, воздержалась от собственных замечаний насчет недостаточного количества еды в почти последний день поста.
Она чувствовала себя грязной и липкой и отдала бы свое лучшее бархатное платье или даже жемчужное ожерелье за ванну. Но когда после ужина она спросила распорядителя, нельзя ли приготовить для нее ванну, он в смятении уставился на нее.
— Ванны полагаются только больным, миледи. Такое потакание плоти не одобряется в Бертоне. О, но подождите, — добавил он, просветлев. — Завтрашний вечер, канун Пасхи, один из двух дней в году, когда позволяется порадовать себя. Я обращусь к аббату от вашего имени.
Весь следующий день прошел без особых событий, но вечером, как раз перед тем как колокола начали звонить к вечерней службе, двое послушников притащили в комнату дам бадью и принесли воды, чтобы нагреть ее на очаге. Джонет с готовностью принесла французское мыло и травы, и, хотя Николас, Гуилим и их слуги удалились к себе сразу после ужина, вечер прошел гораздо приятнее, чем предыдущий.
Несмотря на ванну, Элис спала плохо, потому что ей казалось, что колокола звонили всю ночь напролет, а после ранней обедни не смогла заснуть совсем. Пасху — один из пяти главных праздников церковного календаря, праздновали с большой пышностью, и вся братия постаралась на славу. Гости, участвовавшие и в утренней и в главной дневной службах, удивились великолепно украшенной церкви.
В честь праздника на алтарь поставили лучшие изображения святых, положили драгоценности, цветы, монахи надели лучшие облачения, все скамьи задрапировали дорогими тканями. Покрывавшие пол травы заменили новыми, и каждый шаг сопровождал пряный запах пижмы или мятный аромат свежего бальзама. Чудесная музыка сливалась с непрерывным перезвоном колоколов, сиянием свечей и запахом ладана, службы продолжались особенно долго.
После мессы гости обедали в трапезной вместе с монахами. Праздничные скатерти покрывали столы, заставленные не только угощением, но и весенними цветами, свечами и золотой посудой, на столах лежали даже мягкие полотенца, чтобы вытирать руки после мытья. Сэр Николас, Гуилим, Хью и женщины сидели за главным столом вместе с аббатом и пухленьким распорядителем. И в честь великого праздника Джонет сидела рядом с Хью и даже без пренебрежительных замечаний позволяла ему прислуживать ей. Праздничное настроение никого не покидало, и когда на стол поставили пасхального ягненка, чтобы аббат разрезал его, Мэдлин громко вздохнула в предвкушении, а многие стоические лица за нижними столами просияли от удовольствия.
Когда обильная трапеза закончилась, гости снова удалились в свои комнаты для отдыха. Элис собралась присоединиться к остальным женщинам, но твердая рука легла на ее локоть. Она оказалась лицом к лицу со своим мужем.
Он сочувственно улыбался.
— К сожалению, я пренебрегал вами в предыдущие дни, женушка. Возьмите вашу лютню и принесите ее в главный зал. Мы можем провести урок, пока остальные отдыхают.
Она радостно повиновалась, довольная возможностью провести с ним немного времени и надеясь, что тепло, которое она увидела в его глазах, может позже перерасти во что-то большее. Однако когда она вернулась, то обнаружила в зале собравшихся у гудящего огня в камине. Мэдлин нашла книгу для чтения, а Джонет и Элва принесли свои корзинки с рукоделием. Даже два послушника откопали где-то доску для игры в «Лису и гусей» и сидели на полу в отдалении от остальных, развлекаясь игрой.
Гуилим, вошедший немного позже, внимательно посмотрел на Мэдлин и устроился у огня подремать.
Элис удобно уселась на подушку около огня, а Николас сел, скрестив ноги, рядом с ней, держа в руке лютню. Она начала наигрывать на своей лютне простенький мотив, чтобы размять пальцы, и, критически послушав ее несколько минут, он стал подыгрывать ей. Они играли всего несколько минут, когда Гуилим пробормотал, не обращаясь ни к кому конкретно:
— Музыка достаточно хороша, но под нее приятно услышать чтение хорошей книги вслух.
Один из послушников предложил принести Библию или Псалтирь, но Мэдлин, глядя на Гуилима, промолвила:
— Вам, может быть, и пойдут на пользу дополнительные молитвы, но я уже пресытилась ими. Скоро вечерня, и наш любезный господин распорядитель, без сомнения, будет настаивать, чтобы мы опять присоединились к святым братьям в их молитвах.
Элис увидела, как напряглись мускулы на челюстях Гуилима, но он сдержанно ответил:
— Вы бы не стали уклоняться ни от чтения псалмов для ваших родственников, мадам, ни от пения пасхальных гимнов. Такая ветреность в столь святой день не к лицу вам. Что касается меня, то я имел в виду совсем другое. Мне и остальным присутствующим хотелось, чтобы вы почитали вслух что-нибудь из вашей книги.
Густо покраснев и с досадой кивнув, Мэдлин огрызнулась:
— Когда я захочу прослушать мессу, мистер святоша, я пошлю за священником. Никто не захочет слушать, как мой голос заглушает очаровательную музыку лютни.
Николас, бросив взгляд на суровое выражение лица брата, обратился к Мэдлин:
— У вас очень приятный голос, мадам. Ручаюсь, мы все с нетерпением ждем вашего чтения.
— Разумеется, сэр, — ответила Мэдлин с величественным кивком. — Я буду счастлива исполнить вашу просьбу, тем более что вы просите меня так учтиво.
Элис быстро опустила глаза на струны лютни, чтобы не рассмеяться тщеславию Мэдлин, которое ненароком задел Гуилим своим обращением. Казалось, его не впечатляли ни ее красота, ни характер, и он не поддавался ее чарам. Элис все еще не могла представить, что он хочет жениться на ее подруге, но она находила их пикировку забавной и хотела понаблюдать за развитием событий, однако когда Мэдлин начала читать вслух, Николас отвел жену в сторону, и они продолжили урок.
Мэдлин едва успела закрыть книгу, заявив, что голос подводит ее, как колокола начали звонить к вечерне. Лютни отложили, и все снова направились в церковь. Элис, идя рядом с мужем, украдкой взглянула на него из-под вуали, стараясь угадать, захочет ли он продолжать обучать се позже, в постели. Отругав себя за грешные мысли и перекрестившись, она склонила голову и опустилась на колени рядом с ним.
Служба, как и предыдущие, продолжалась дольше, чем обычно. После ее окончания все вышли из собора и направились к гостинице. В зале накрывали скромный ужин, и хотя никто проголодался, Элис радовалась возможности снова посидеть рядом с мужем за столом.
Одетые в черное монахи двигались мимо них как тени в свои кельи, а аббат окроплял каждого проходящего мимо него святой водой. Когда Элис повернулась вместе с другими, чтобы перекрестить мощеный двор, раздался цокот копыт.
Всадник влетел во двор и резко придержал коня перед небольшой группой Николаса. Монахи остановили свою процессию, люди сэра Николаса, направлявшиеся к келарской гостинице, тоже встали, глядя с любопытством на всадника.
— Сэр Ник Мерион? — выкрикнул гонец.
— Да! — крикнул Николас в ответ.
— Вы должны ехать, чтобы встретить его величество короля в Барнсдейле, что в Шервудском лесу, в середине недели, сэр, со всем своим отрядом или присоединиться к нему раньше, на Ноттингемской дороге. Его величество отправляется на рассвете из Линкольна в замок Ноттингем, а оттуда поедет прямо в Понтерфракт. Против него что-то затевается!
— Я предчувствовал! — воскликнул Николас, бросив взгляд на Элис, которая молча смотрела на него. — Наверняка дело рук изменника Ловелла!
— Да, сэр, именно его. Перед нашим отъездом из Лондона ходили слухи, и они подтвердились в Линкольне. Его величество послал за Нортумберлендом и другими йоркширскими рыцарями. Он сожалеет, что лорд Дерби, его дядя, уехал в Уэльс, чтобы заняться своими землями там.
Или, сказала себе Элис, чтобы посетить сэра Джеймса Тирелла. Она не питала симпатии к Джасперу Тюдору, теперь графу и главному стороннику короля, и обрадовалась, что он оказался достаточно далеко от Ловелла.
— Иди поешь и отдохни, друг, — предложил гонцу сэр Николас. — Я выезжаю немедленно. Хью, — крикнул он, — все по коням!
Не задумываясь Элис выпалила:
— А как же мы, сэр? Вы оставите нас здесь, в Бертоне, под опекой монахов?
Он ответил твердо:
— Я не забыл. Гуилим!
— Да, — спокойно отозвался Гуилим, за его спиной. Николас обернулся:
— Отвези женщин в Вулвестон. Йен Макдугал знает дорогу, и можешь взять еще двоих.
— Нам не нужен Гуилим, — сухо заметила Элис. — Йена и остальных достаточно, или аббат может добавить людей для надлежащего сопровождения. Ваш брат может понадобиться вам.
— Гуилим поедет с вами, — настоял сэр Николас. — Он и не собирался сопровождать меня, а поехал с нами только потому, что мне нужен кто-то для управления Вулвестоном в мое отсутствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
На следующий день ливень перешел в моросящий дождик. Два дня спустя, когда они въехали в Вустер, река Уай стала красной от смытой с холмов глины. Нетерпение Николаса возрастало с каждым часом. И хотя все продрогли и вымокли до нитки, он велел продолжать путь на следующий же день. Гуилим и Хью убеждали его остаться в Вустере на целый день, чтобы дать отдохнуть лошадям и всадникам, но он не отступил от своего решения.
Ему казалось, что они двигаются слишком медленно, но все же к полудню Великого четверга они достигли Бирмингема, а на следующий день прибыли в Бертонское аббатство. Женщин, сэра Николаса, Гуилима и их слуг разместили в монастырской гостинице — большом элегантном здании в стороне от монастыря, — чтобы гости не беспокоили монахов своими неурочными приездами и отъездами.
Остальные солдаты заняли гостиницу у келаря. Прежде чем последовать за маленьким кругленьким распорядителем в дом, сэр Николас приказал Хью проследить, чтобы и люди и лошади подготовились к отъезду на рассвете.
— Твой муж просто людоед, — заявила Мэдлин, когда через некоторое время женщины устроились на женской половине. — Ему мало того, что нам приходится питаться постной пищей, да еще и в монастырях, где правила особенно строги, но он все время подгоняет и подгоняет нас, несмотря на грязь и слякоть. Мы уже стали хуже грязных куриц. Поговори с ним, Элис. Может, он прислушается к тебе.
Элис только поморщилась, потому что когда она раньше попыталась протестовать, то получила от мужа резкую отповедь.
— Он просто не обращает внимания ни на кого из нас, — продолжала Мэдлин. — Одержим стремлением добраться до короля. Думаю, он беспокоится о том, что если что-то случится с королем, он не окажется рядом с ним, чтобы прикрыть его королевскую задницу. — Мэдлин вздохнула. — Его сумасшедший братец тоже одержим, по-моему. Он все время наблюдает за мной, как будто я слабоумная и не могу присмотреть за собой. «Завернитесь плотнее в плащ, мадам», — говорит он. «У вас есть шляпа с более широкими полями, мадам?» «Не наступите в лужу, мадам». А когда я уронила хлыст и он поднял его, то сказал мне, чтобы я не поступала так небрежно. Как будто я не отличалась всегда легкомысленно-неловкой манерой — ну ты же знаешь, какая я, Элис! А он заявляет мне, что я просто небрежна! Я ни разу в жизни не встречала такого человека. Он не умеет разговаривать как аристократ, и когда я более чем вежливо попросила его сообщить его старшему брату, что из ужасных туч над головой на нас льется дождь, он только проговорил: «Погодой распоряжается Бог, а не Николас». Говорю тебе, он ненормальный!
Элис улыбнулась, но Джонет, которая деловито приказывала двум послушникам, что делать с плащами и сундуками, обернулась, услышав слова Мэдлин, и прокомментировала недовольно:
— Уверена, особенность всех валлийцев лезть туда, куда не просят, мистрис Фенлорд. Сегодня утром в Вустере Хью Гауэр вообще схватил меня и перенес через слякотный двор, чтобы посадить на лошадь. Вот нахал!
Элис и Мэдлин присутствовали при зрелище, о котором рассказала Джонет. Им доставило огромное наслаждение видеть Хью, несшего на руках негодующую Джонет, как ребенка, а не женщину щедрых пропорций. Они даже обменялись улыбками, но благоразумно промолчали, чтобы не дразнить Джонет. Мэдлин подхватила ее мысль:
— Именно! Нет сомнения, все валлийцы сумасшедшие. Но Элис, правда, ты же можешь как-нибудь повлиять на ужасную скорость, которую задает сэр Николас! Мы все умрем от холода и сырости. Между прочим, я слышала, как двое мужчин говорили что-то о новой вспышке той жуткой лихорадки. Я не поняла, про какой город они говорили, и не хотела спрашивать, но при такой спешке неизвестно, что нас может ожидать. — Она поежилась.
Однако задержала их не болезнь, а кругленький распорядитель, ужаснувшийся намерению путешествовать в самый канун Пасхи. Будучи в силу своего положения освобожден от принятого в Бертоне обета молчания, он не замедлил подробно изложить свое мнение самому сэру Николасу. Разговор имел место после вечерни, когда они вернулись в зал гостиницы на ужин, единственную за день трапезу в Бертоне во время поста.
Элис всерьез ожидала, что сэр Николас пренебрежительно отчитает вступившегося за них доброго человечка, и приятно удивилась, когда муж ответил ему:
— Я выполняю мой долг перед королем, отче.
Но на монаха, похожего в своей черной сутане на возмущенного пухлого гнома, его слова не произвели никакого впечатления.
— Сын мой, его величество, как все здесь хорошо знают, благополучно приехал в Линкольн и проведет там святой праздник. Будучи благочестивым человеком, который знает свой долг перед Господом, он находится там уже со среды. Таким образом, если вы настаиваете на отъезде на рассвете, у меня не остается выбора, как только привести самого лорда-настоятеля, чтобы отговорить вас. А его приказам, — добавил он зловеще, — повинуются так, словно они исходят от самого Господа. Не сомневаюсь, что он прикажет запереть наглухо двери конюшни, если понадобится, чтобы удержать вас в Бертоне.
Расстроенный, сэр Николас сдался, собрав все остатки учтивости, но его настроение, когда он увидел поставленную перед ним тарелку каши, испортилось совсем. Элис, наблюдавшая за ним, воздержалась от собственных замечаний насчет недостаточного количества еды в почти последний день поста.
Она чувствовала себя грязной и липкой и отдала бы свое лучшее бархатное платье или даже жемчужное ожерелье за ванну. Но когда после ужина она спросила распорядителя, нельзя ли приготовить для нее ванну, он в смятении уставился на нее.
— Ванны полагаются только больным, миледи. Такое потакание плоти не одобряется в Бертоне. О, но подождите, — добавил он, просветлев. — Завтрашний вечер, канун Пасхи, один из двух дней в году, когда позволяется порадовать себя. Я обращусь к аббату от вашего имени.
Весь следующий день прошел без особых событий, но вечером, как раз перед тем как колокола начали звонить к вечерней службе, двое послушников притащили в комнату дам бадью и принесли воды, чтобы нагреть ее на очаге. Джонет с готовностью принесла французское мыло и травы, и, хотя Николас, Гуилим и их слуги удалились к себе сразу после ужина, вечер прошел гораздо приятнее, чем предыдущий.
Несмотря на ванну, Элис спала плохо, потому что ей казалось, что колокола звонили всю ночь напролет, а после ранней обедни не смогла заснуть совсем. Пасху — один из пяти главных праздников церковного календаря, праздновали с большой пышностью, и вся братия постаралась на славу. Гости, участвовавшие и в утренней и в главной дневной службах, удивились великолепно украшенной церкви.
В честь праздника на алтарь поставили лучшие изображения святых, положили драгоценности, цветы, монахи надели лучшие облачения, все скамьи задрапировали дорогими тканями. Покрывавшие пол травы заменили новыми, и каждый шаг сопровождал пряный запах пижмы или мятный аромат свежего бальзама. Чудесная музыка сливалась с непрерывным перезвоном колоколов, сиянием свечей и запахом ладана, службы продолжались особенно долго.
После мессы гости обедали в трапезной вместе с монахами. Праздничные скатерти покрывали столы, заставленные не только угощением, но и весенними цветами, свечами и золотой посудой, на столах лежали даже мягкие полотенца, чтобы вытирать руки после мытья. Сэр Николас, Гуилим, Хью и женщины сидели за главным столом вместе с аббатом и пухленьким распорядителем. И в честь великого праздника Джонет сидела рядом с Хью и даже без пренебрежительных замечаний позволяла ему прислуживать ей. Праздничное настроение никого не покидало, и когда на стол поставили пасхального ягненка, чтобы аббат разрезал его, Мэдлин громко вздохнула в предвкушении, а многие стоические лица за нижними столами просияли от удовольствия.
Когда обильная трапеза закончилась, гости снова удалились в свои комнаты для отдыха. Элис собралась присоединиться к остальным женщинам, но твердая рука легла на ее локоть. Она оказалась лицом к лицу со своим мужем.
Он сочувственно улыбался.
— К сожалению, я пренебрегал вами в предыдущие дни, женушка. Возьмите вашу лютню и принесите ее в главный зал. Мы можем провести урок, пока остальные отдыхают.
Она радостно повиновалась, довольная возможностью провести с ним немного времени и надеясь, что тепло, которое она увидела в его глазах, может позже перерасти во что-то большее. Однако когда она вернулась, то обнаружила в зале собравшихся у гудящего огня в камине. Мэдлин нашла книгу для чтения, а Джонет и Элва принесли свои корзинки с рукоделием. Даже два послушника откопали где-то доску для игры в «Лису и гусей» и сидели на полу в отдалении от остальных, развлекаясь игрой.
Гуилим, вошедший немного позже, внимательно посмотрел на Мэдлин и устроился у огня подремать.
Элис удобно уселась на подушку около огня, а Николас сел, скрестив ноги, рядом с ней, держа в руке лютню. Она начала наигрывать на своей лютне простенький мотив, чтобы размять пальцы, и, критически послушав ее несколько минут, он стал подыгрывать ей. Они играли всего несколько минут, когда Гуилим пробормотал, не обращаясь ни к кому конкретно:
— Музыка достаточно хороша, но под нее приятно услышать чтение хорошей книги вслух.
Один из послушников предложил принести Библию или Псалтирь, но Мэдлин, глядя на Гуилима, промолвила:
— Вам, может быть, и пойдут на пользу дополнительные молитвы, но я уже пресытилась ими. Скоро вечерня, и наш любезный господин распорядитель, без сомнения, будет настаивать, чтобы мы опять присоединились к святым братьям в их молитвах.
Элис увидела, как напряглись мускулы на челюстях Гуилима, но он сдержанно ответил:
— Вы бы не стали уклоняться ни от чтения псалмов для ваших родственников, мадам, ни от пения пасхальных гимнов. Такая ветреность в столь святой день не к лицу вам. Что касается меня, то я имел в виду совсем другое. Мне и остальным присутствующим хотелось, чтобы вы почитали вслух что-нибудь из вашей книги.
Густо покраснев и с досадой кивнув, Мэдлин огрызнулась:
— Когда я захочу прослушать мессу, мистер святоша, я пошлю за священником. Никто не захочет слушать, как мой голос заглушает очаровательную музыку лютни.
Николас, бросив взгляд на суровое выражение лица брата, обратился к Мэдлин:
— У вас очень приятный голос, мадам. Ручаюсь, мы все с нетерпением ждем вашего чтения.
— Разумеется, сэр, — ответила Мэдлин с величественным кивком. — Я буду счастлива исполнить вашу просьбу, тем более что вы просите меня так учтиво.
Элис быстро опустила глаза на струны лютни, чтобы не рассмеяться тщеславию Мэдлин, которое ненароком задел Гуилим своим обращением. Казалось, его не впечатляли ни ее красота, ни характер, и он не поддавался ее чарам. Элис все еще не могла представить, что он хочет жениться на ее подруге, но она находила их пикировку забавной и хотела понаблюдать за развитием событий, однако когда Мэдлин начала читать вслух, Николас отвел жену в сторону, и они продолжили урок.
Мэдлин едва успела закрыть книгу, заявив, что голос подводит ее, как колокола начали звонить к вечерне. Лютни отложили, и все снова направились в церковь. Элис, идя рядом с мужем, украдкой взглянула на него из-под вуали, стараясь угадать, захочет ли он продолжать обучать се позже, в постели. Отругав себя за грешные мысли и перекрестившись, она склонила голову и опустилась на колени рядом с ним.
Служба, как и предыдущие, продолжалась дольше, чем обычно. После ее окончания все вышли из собора и направились к гостинице. В зале накрывали скромный ужин, и хотя никто проголодался, Элис радовалась возможности снова посидеть рядом с мужем за столом.
Одетые в черное монахи двигались мимо них как тени в свои кельи, а аббат окроплял каждого проходящего мимо него святой водой. Когда Элис повернулась вместе с другими, чтобы перекрестить мощеный двор, раздался цокот копыт.
Всадник влетел во двор и резко придержал коня перед небольшой группой Николаса. Монахи остановили свою процессию, люди сэра Николаса, направлявшиеся к келарской гостинице, тоже встали, глядя с любопытством на всадника.
— Сэр Ник Мерион? — выкрикнул гонец.
— Да! — крикнул Николас в ответ.
— Вы должны ехать, чтобы встретить его величество короля в Барнсдейле, что в Шервудском лесу, в середине недели, сэр, со всем своим отрядом или присоединиться к нему раньше, на Ноттингемской дороге. Его величество отправляется на рассвете из Линкольна в замок Ноттингем, а оттуда поедет прямо в Понтерфракт. Против него что-то затевается!
— Я предчувствовал! — воскликнул Николас, бросив взгляд на Элис, которая молча смотрела на него. — Наверняка дело рук изменника Ловелла!
— Да, сэр, именно его. Перед нашим отъездом из Лондона ходили слухи, и они подтвердились в Линкольне. Его величество послал за Нортумберлендом и другими йоркширскими рыцарями. Он сожалеет, что лорд Дерби, его дядя, уехал в Уэльс, чтобы заняться своими землями там.
Или, сказала себе Элис, чтобы посетить сэра Джеймса Тирелла. Она не питала симпатии к Джасперу Тюдору, теперь графу и главному стороннику короля, и обрадовалась, что он оказался достаточно далеко от Ловелла.
— Иди поешь и отдохни, друг, — предложил гонцу сэр Николас. — Я выезжаю немедленно. Хью, — крикнул он, — все по коням!
Не задумываясь Элис выпалила:
— А как же мы, сэр? Вы оставите нас здесь, в Бертоне, под опекой монахов?
Он ответил твердо:
— Я не забыл. Гуилим!
— Да, — спокойно отозвался Гуилим, за его спиной. Николас обернулся:
— Отвези женщин в Вулвестон. Йен Макдугал знает дорогу, и можешь взять еще двоих.
— Нам не нужен Гуилим, — сухо заметила Элис. — Йена и остальных достаточно, или аббат может добавить людей для надлежащего сопровождения. Ваш брат может понадобиться вам.
— Гуилим поедет с вами, — настоял сэр Николас. — Он и не собирался сопровождать меня, а поехал с нами только потому, что мне нужен кто-то для управления Вулвестоном в мое отсутствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48