https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/Esbano/
Позвольте спросить, а кто устанавливает,
нанесен ущерб или нет, в какой форме, в каком количестве? Ваша наивность
меня поражает, сказал Болтун. На это есть эксперты. Позвольте, кричал Член,
а какими критериями они руководствуются? Где они сформулированы? Кем
утверждены? Покажите их мне! Они руководствуются чувством долга, общим
пониманием ситуации, правильной и проверенной интуицией, спокойно сказал
Болтун. Это все софистика, говорит Член. А писать правду -- это тоже
наносить ущерб? Смотря, какую и как, говорит Болтун, Вы пишете, что у нас
есть система привилегий, процветает взяточничество, карьеризм,
бесхозяйственность и все такое прочее. Но ведь всем известно, что это --
лишь отдельные факты, с которыми мы сами успешно боремся. А в целом у нас
ничего подобного вообще нет. Так что Ваши заявления -- типичная клевета. А
Вы знаете, говорит Член, какой процент нужен для того, чтобы отличить правду
от клеветы? Сколько случаев? Сто? Тысяча? Миллион? Кто будет подсчитывать? Я
же не обобщаю. Я только факты привожу, понимаете! Факты, факты и только
факты. Спор бесполезен, говорит Клеветник. Чтобы спор имел смысл, нужна
полная юридическая ясность по этим вопросам, а ее нет. Эта проблема, сказал
Шизофреник, в принципе неразрешима как чисто юридическая. Нужны еще
специалисты по этим делам, лично заинтересованные в соблюдении установленных
юридических норм. Нужна, наконец, гласность, общественное мнение,
возможность разоблачать нарушения норм и т.п., т.е. общество должно
располагать средствами, заставляющими на деле считаться с юридическими
нормами. Наконец, сами юридические нормы должны быть составлены с расчетом
на это, иначе все равно ничего не выйдет. Предоставленное самому себе и
действию социальных законов право имеет тенденцию к разработке таких систем
юридических норм, в которых неопределенность становится принципом. На каждую
статью такого рода при этом формулируется статья, ее исключающая, и система
оговорок и инструкций, что делает отправление правосудия по таким вопросам
делом произвола. Но что-то надо делать, сказал Член. С чего-то надо
начинать. Если все будем равнодушно проходить мимо, как вы, молодые люди,
так мы ничего не получим. Вы правы, сказал Болтун. Только действие должно
превышать некоторый порог до которого оно бессмысленно. Тут я с Вами не могу
согласиться, сказал Шизофреник. Бессмысленные в Вашем смысле действия имеют
смысл как тренировка, накопление опыта действовали вообще.
О СПРАВЕДЛИВОСТИ
Это чудовищно несправедливо, говорит Мазила. Я -- художник. Мое
законное право побывать в музеях Франции и Италии. Меня неоднократно
приглашали туда. Там мои выставки были. Я хочу поехать туда за свой счет.
Никаких преступлений я не совершал. Политикой не занимаюсь. И меня не
пускают. Претендент был два раза во Франции, ездил отдыхать в Италию.
Социолог не вылезает оттуда. Мыслитель обошел все музеи Парижа и Рима. Даже
Инструктор уехал в Париж. А меня не пускают. В чем дело? Клеветника
единственного пригласили главным докладчиком на конгресс. Поехали сотни
людей, Сброд всякий. А его не пустили. Несправедливо лишь то, говорит
Болтун, что не соответствует законам данного социального образования. Ты и
Клеветник получили свое, -- независимость, известность, репутацию выдающихся
деятелей культуры. Чего же еще? Хотите к тому же за чужой счет или за свой
(безразлично) за границу ездить? Поездка за границу у нас -- высшая награда
особо надежным и отличившимся. Или служба. Или использование служебного
положения и связей. Выпустить вас как раз и было бы несправедливо в наших
условиях. Вы стали фигурами вопреки воле начальства и коллег, не по законам
нашего общества. Вас наказывать надо за это, а не за границу выпускать. Но
это же неразумно даже с государственной точки зрения, сказал Мазила.
Государственные интересы -- пустая абстракция, говорит Болтун. Есть интересы
определенных категории людей, которые они маскируют под государственные. И
этим людям, на самом деле, наплевать на государство. Они думают лишь о себе.
Ты думаешь, они испытывают гордость и радость за свое государство, слыша там
разговоры о тебе и Клеветнике? Ничего подобного. Только злобу и зависть. Они
считают при этом себя несправедливо обиженными. И вернувшись, они мстят вам.
Но ведь государство от этого все равно несет материальный и моральный ущерб,
говорит Мазила. Несет, говорит Болтун. Но оно ничье, и никто из-за этого,
кроме людей такого типа, как вы, не переживает. А относительно вас заранее
считается, что вы думаете только о себе. О государстве думают только они,
его подлинные представители и защитники. Ты выворачиваешь все наизнанку,
говорит Мазила. Я возвращаю вещам, вывернутым в нашем представлении
наизнанку, их подлинный вид, сказал Болтун.
НА АРЕНЕ ИСТОРИИ ПОЯВЛЯЕТСЯ КИС
О том, кто такой Кис, в Ибанске знали очень немногие рафинированные
интеллигенты вроде Мыслителя, Претендента и Социолога, а также немногие
старые сотрудники Лаборатории, куда он однажды на заре туманной юности
явился с полными штанами и обстоятельным покаянным письмом, в котором
приводились многочисленные фамилии и факты Впрочем, об этом замечательном
событии в безупречной биографии Киса будет сказано подробнее ниже. И все же,
несмотря на почти полную безвестность, роль Киса в духовной жизни Ибанска
была настолько ничтожна, что умолчать о ней было бы грубым отступлением от
исторической правды. Кис имел все, о чем может мечтать в ибанских условия
порядочный, умный и образованный человек. Он был вполне независим, т.е. мог
ничего не делать, получать за это премии, иногда бывать заграничных
командировках и регулярно голосовать в различного рода советах, комитетах и
комиссиях. При этом он всегда открыто высказывал свое особое мнение против
сомнительных идей начинающих авторов, чем заслуженно заслужил репутацию
строгого и неподкупного борца за интересы мировой науки. Он имел хорошую
квартиру и приличный оклад. Бывшая жена с бывшим сыном сбежали от него к
родителям жены, с презрением отказавшись от законной помощи, и это Киса,
человека бережливого от природы, устроило вполне. Тем более в освободившейся
комнате он устроил библиотеку, какой могли позавидовать даже Мыслитель и
Социолог. Одну его статейку в каком-то сборнике перевели на какой-то
западный язык. И хотя на статейку никто не обратил внимания, Кис этим очень
гордился. И когда жаловался на тяжкое положение ибанской творческой
интеллигенции, обычно говорил, что вот, он, ученый с мировым именем, никак
не может получить разрешение на расширение дачного участка.
В том, что он -- порядочный, умный и образованный человек, Кис был
убежден на все сто пять процентов. А так как он был вне всякого сомнения
порядочнее, умнее, и образованнее всех остальных, включая Мыслителя
(чревовещатель!) и Социолога (болтун!), то свою уверенность он воспринимал
как общепринятую, что более или менее соответствовало действительности (всем
известно, среди какой мрази нам приходится жить!). За исключением
незначительных пустяков, о которых не стоило бы упоминать, если бы они не
были столь незначительными. Однажды, еще в те времена его приятель, активный
работник, обвинил Киса публично в том, что тот в знак протеста против
справедливых акций в отношении врачей-отравителей сделал обрезание.
Клеветник посоветовал Кису пойти в соответствующую организацию и показать
свой мощный аргумент, опровергающий обвинение. Кис покрылся красными пятнами
и заикаясь сказал, что он, к сожалению, этим аргументом воспользоваться не
может, Клеветник сказал, что в таком случае надо готовиться к худшему. И вот
тогда-то Кис наделал в штаны и написал длинное письмо, в котором выдал всех.
В том числе и Клеветника.
Но, несмотря на выдающиеся успехи в науке и благополучие в быту, Кис
постоянно пребывал в состоянии раздражения и справедливого гнева. Дело том,
что в их кругах как-то незаметно и понемногу стали говорить о каких-то идеях
и работах Клеветника. Работ Клеветника Кис, разумеется, не читал. Зачем
тратить драгоценное время на ерунду! Клеветник учился и работал в тех же
местах, где и Кис (за исключением краткого десятилетнего перерыва), а в
таких местах появление чего-то значительного (и Кис это очень хорошо знал)
было исключено априори. Если уж даже он сам, Кис, не смог сделать ничего
такого, на что обратили бы внимание Там (а все значительное может быть
только Там, и все, что Там, то значительно!), так уж Клеветник не мог
сделать этого тем более. И если Там переводят его работы и говорят о нем, то
это -- нездоровое явление, имеющее явно идеологический или даже политический
характер. Неужели начальство не понимает этого? Надо при случае сказать об
этом честно, прямо и открыто. И Кис написал закрытый донос.
Неожиданно произошло событие, поставившее точки над "и" (как красиво
потом выразился Мыслитель). С группой сотрудников Кис попал на симпозиум
туда, куда был приглашен, но не был выпущен (из-за письма Киса) Клеветник. И
им по этой причине пришлось пережить неприятности. Скандал замяли. Но
решение поставить точки над "и" обрело действенные формы. С этим пора
кончать, сказал Кис. С тем, что в отношении Клеветника пора принять меры,
согласны были все. Но никто не решался взять на себя инициативу. Теперь эта
проблема была решена. Вернувшись с симпозиума, Кис сделал доклад, в котором
осветил огромную работу нашей делегации и вскользь упомянул имя Клеветника,
считая его поведение непатриотичным и нетоварищеским. Претендент предложил
доработать доклад и дать в Журнал. Воодушевленный успехом, Кис начал
собирать материалы. И впервые после многих лет он почувствовал, что, хотя он
и бесполезен для общества, зато необходим.
ОБ АБСТРАКЦИИ ИНДИВИДА
Для тебя элементарный социальный индивид -- бесструктурный шарик,
говорит Мазила. Но ведь реальный индивид не таков. Он имеет отростки в
прошлое (предки, прошлые события его жизни), в будущее (дети, замыслы) и в
пространстве (связи с другими людьми). Попробуй, вырви меня, например, из
общественной среды, и я потяну за собой тысячи всякого рода нитей. Ну и что,
говорит Шизофреник. Начни строить науку, и сам убедишься в том, что без моей
абстракции ничего не сделаешь. Как ты будешь учитывать свои нити? Придется,
очевидно, ввести какие-то термины и рассматривать обозначаемое ими в
качестве признаков индивидов. Так что будешь ты теперь индивиды
рассматривать как гладкие шарики или бесформенные образования с множеством
отростков, роли не играет. Набор-то признаков будет тот же самый. Суть дела
не в образных представлениях (твердый шарик, уплотнение в сплошной среде,
пластичное тело с отростками и т.п.), а в выборе исходных признаков и их
зависимостей. У нас теория, согласно которой люди суть винтики, клеточки,
ячейки и т.п. сложного механизма общества, официально осуждена, сказал
Мазила. Не теория, а идеология, сказал Шизофреник. Осуждена официально, а
практически это банальный факт. Тем самым заранее вообще исключается
возможность научного подхода к проблемам общества. Стоит заикнуться, как
тебя сразу окунают в трясину идеологии и держат так до тех пор, пока ты не
околеешь в качестве ученого. Плюс к тому -- обывательские предрассудки. Я же
вижу, что даже для тебя мои рассуждения суть лишь более или менее забавное
развлечение. А представляешь, как на них реагируют все наши общие друзья?
Страшно подумать.
НОРМАЛЬНОСТЬ НЕЛЕПОСТИ И НЕЛЕПОСТЬ НОРМЫ
Вот смотри, показал Клеветник Мазиле свою книгу, изданную на английском
языке. Посмотри цену. Умножь на тираж. Приличная сумма, А валюта государству
во как нужна. В свое время можно было издать книгу на английском языке здесь
и продать за границей. Вся эта сумма досталась бы нам. Отказались. Коллеги
книгу забраковали как не соответствующую уровню. Еще бы, разве они могут
допустить, чтоб) популярность Клеветника там выросла! Да и гонорар мог
получить, что тоже недопустимо. Ладно, бог с ними. Одно издательство там
предложило одной нашей организации заключить договор на издание этой книги.
Государство получило бы валюту. Правда, меньше, чем в первом случае, но все
же получило бы. И мне кое-что перепало бы. Организация обратилась за советом
в наше учреждение. Друзья написали погромную рецензию, и сделка не
состоялась. А книгу все равно издали. Только государство уже ни копейки не
получит.
Я тебе расскажу еще более смешной случай, сказал Мазила. Один
иностранец решил купить мои гравюры вполне по закону. Предложил по сто
рублей за штуку. Наши отказались. Потребовали двадцать пять. Иностранцу
невыгодно покупать дешево, ибо для него это -- вклад капитала. Чем дороже
купит, тем дороже продаст. А почему наши настаивали на двадцати пяти рублях,
ты можешь понять? Нет, сказал Клеветник. Очень просто, сказал Мазила. Дело в
том, что самые дорогие наши академики продаются не дороже двадцати пяти
рублей. И допустить, чтобы какой-то Мазила, нетитулованный, ненагражденный,
продавался дороже, они ни в коем случае не могут. Чем же кончилось, спроси
Клеветник. Сделка не состоялась, сказал Мазила. Я как-то подсчитал, сколько
государство могло на мне заработать. Хотя Шизофреник мне вроде бы все
объяснил с исчерпывающей ясностью, я все равно не могу понять чудовищной
бессмысленности такого рода явлений.
Стали говорить о положении творческой интеллигенции и, естественно,
сравнивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
нанесен ущерб или нет, в какой форме, в каком количестве? Ваша наивность
меня поражает, сказал Болтун. На это есть эксперты. Позвольте, кричал Член,
а какими критериями они руководствуются? Где они сформулированы? Кем
утверждены? Покажите их мне! Они руководствуются чувством долга, общим
пониманием ситуации, правильной и проверенной интуицией, спокойно сказал
Болтун. Это все софистика, говорит Член. А писать правду -- это тоже
наносить ущерб? Смотря, какую и как, говорит Болтун, Вы пишете, что у нас
есть система привилегий, процветает взяточничество, карьеризм,
бесхозяйственность и все такое прочее. Но ведь всем известно, что это --
лишь отдельные факты, с которыми мы сами успешно боремся. А в целом у нас
ничего подобного вообще нет. Так что Ваши заявления -- типичная клевета. А
Вы знаете, говорит Член, какой процент нужен для того, чтобы отличить правду
от клеветы? Сколько случаев? Сто? Тысяча? Миллион? Кто будет подсчитывать? Я
же не обобщаю. Я только факты привожу, понимаете! Факты, факты и только
факты. Спор бесполезен, говорит Клеветник. Чтобы спор имел смысл, нужна
полная юридическая ясность по этим вопросам, а ее нет. Эта проблема, сказал
Шизофреник, в принципе неразрешима как чисто юридическая. Нужны еще
специалисты по этим делам, лично заинтересованные в соблюдении установленных
юридических норм. Нужна, наконец, гласность, общественное мнение,
возможность разоблачать нарушения норм и т.п., т.е. общество должно
располагать средствами, заставляющими на деле считаться с юридическими
нормами. Наконец, сами юридические нормы должны быть составлены с расчетом
на это, иначе все равно ничего не выйдет. Предоставленное самому себе и
действию социальных законов право имеет тенденцию к разработке таких систем
юридических норм, в которых неопределенность становится принципом. На каждую
статью такого рода при этом формулируется статья, ее исключающая, и система
оговорок и инструкций, что делает отправление правосудия по таким вопросам
делом произвола. Но что-то надо делать, сказал Член. С чего-то надо
начинать. Если все будем равнодушно проходить мимо, как вы, молодые люди,
так мы ничего не получим. Вы правы, сказал Болтун. Только действие должно
превышать некоторый порог до которого оно бессмысленно. Тут я с Вами не могу
согласиться, сказал Шизофреник. Бессмысленные в Вашем смысле действия имеют
смысл как тренировка, накопление опыта действовали вообще.
О СПРАВЕДЛИВОСТИ
Это чудовищно несправедливо, говорит Мазила. Я -- художник. Мое
законное право побывать в музеях Франции и Италии. Меня неоднократно
приглашали туда. Там мои выставки были. Я хочу поехать туда за свой счет.
Никаких преступлений я не совершал. Политикой не занимаюсь. И меня не
пускают. Претендент был два раза во Франции, ездил отдыхать в Италию.
Социолог не вылезает оттуда. Мыслитель обошел все музеи Парижа и Рима. Даже
Инструктор уехал в Париж. А меня не пускают. В чем дело? Клеветника
единственного пригласили главным докладчиком на конгресс. Поехали сотни
людей, Сброд всякий. А его не пустили. Несправедливо лишь то, говорит
Болтун, что не соответствует законам данного социального образования. Ты и
Клеветник получили свое, -- независимость, известность, репутацию выдающихся
деятелей культуры. Чего же еще? Хотите к тому же за чужой счет или за свой
(безразлично) за границу ездить? Поездка за границу у нас -- высшая награда
особо надежным и отличившимся. Или служба. Или использование служебного
положения и связей. Выпустить вас как раз и было бы несправедливо в наших
условиях. Вы стали фигурами вопреки воле начальства и коллег, не по законам
нашего общества. Вас наказывать надо за это, а не за границу выпускать. Но
это же неразумно даже с государственной точки зрения, сказал Мазила.
Государственные интересы -- пустая абстракция, говорит Болтун. Есть интересы
определенных категории людей, которые они маскируют под государственные. И
этим людям, на самом деле, наплевать на государство. Они думают лишь о себе.
Ты думаешь, они испытывают гордость и радость за свое государство, слыша там
разговоры о тебе и Клеветнике? Ничего подобного. Только злобу и зависть. Они
считают при этом себя несправедливо обиженными. И вернувшись, они мстят вам.
Но ведь государство от этого все равно несет материальный и моральный ущерб,
говорит Мазила. Несет, говорит Болтун. Но оно ничье, и никто из-за этого,
кроме людей такого типа, как вы, не переживает. А относительно вас заранее
считается, что вы думаете только о себе. О государстве думают только они,
его подлинные представители и защитники. Ты выворачиваешь все наизнанку,
говорит Мазила. Я возвращаю вещам, вывернутым в нашем представлении
наизнанку, их подлинный вид, сказал Болтун.
НА АРЕНЕ ИСТОРИИ ПОЯВЛЯЕТСЯ КИС
О том, кто такой Кис, в Ибанске знали очень немногие рафинированные
интеллигенты вроде Мыслителя, Претендента и Социолога, а также немногие
старые сотрудники Лаборатории, куда он однажды на заре туманной юности
явился с полными штанами и обстоятельным покаянным письмом, в котором
приводились многочисленные фамилии и факты Впрочем, об этом замечательном
событии в безупречной биографии Киса будет сказано подробнее ниже. И все же,
несмотря на почти полную безвестность, роль Киса в духовной жизни Ибанска
была настолько ничтожна, что умолчать о ней было бы грубым отступлением от
исторической правды. Кис имел все, о чем может мечтать в ибанских условия
порядочный, умный и образованный человек. Он был вполне независим, т.е. мог
ничего не делать, получать за это премии, иногда бывать заграничных
командировках и регулярно голосовать в различного рода советах, комитетах и
комиссиях. При этом он всегда открыто высказывал свое особое мнение против
сомнительных идей начинающих авторов, чем заслуженно заслужил репутацию
строгого и неподкупного борца за интересы мировой науки. Он имел хорошую
квартиру и приличный оклад. Бывшая жена с бывшим сыном сбежали от него к
родителям жены, с презрением отказавшись от законной помощи, и это Киса,
человека бережливого от природы, устроило вполне. Тем более в освободившейся
комнате он устроил библиотеку, какой могли позавидовать даже Мыслитель и
Социолог. Одну его статейку в каком-то сборнике перевели на какой-то
западный язык. И хотя на статейку никто не обратил внимания, Кис этим очень
гордился. И когда жаловался на тяжкое положение ибанской творческой
интеллигенции, обычно говорил, что вот, он, ученый с мировым именем, никак
не может получить разрешение на расширение дачного участка.
В том, что он -- порядочный, умный и образованный человек, Кис был
убежден на все сто пять процентов. А так как он был вне всякого сомнения
порядочнее, умнее, и образованнее всех остальных, включая Мыслителя
(чревовещатель!) и Социолога (болтун!), то свою уверенность он воспринимал
как общепринятую, что более или менее соответствовало действительности (всем
известно, среди какой мрази нам приходится жить!). За исключением
незначительных пустяков, о которых не стоило бы упоминать, если бы они не
были столь незначительными. Однажды, еще в те времена его приятель, активный
работник, обвинил Киса публично в том, что тот в знак протеста против
справедливых акций в отношении врачей-отравителей сделал обрезание.
Клеветник посоветовал Кису пойти в соответствующую организацию и показать
свой мощный аргумент, опровергающий обвинение. Кис покрылся красными пятнами
и заикаясь сказал, что он, к сожалению, этим аргументом воспользоваться не
может, Клеветник сказал, что в таком случае надо готовиться к худшему. И вот
тогда-то Кис наделал в штаны и написал длинное письмо, в котором выдал всех.
В том числе и Клеветника.
Но, несмотря на выдающиеся успехи в науке и благополучие в быту, Кис
постоянно пребывал в состоянии раздражения и справедливого гнева. Дело том,
что в их кругах как-то незаметно и понемногу стали говорить о каких-то идеях
и работах Клеветника. Работ Клеветника Кис, разумеется, не читал. Зачем
тратить драгоценное время на ерунду! Клеветник учился и работал в тех же
местах, где и Кис (за исключением краткого десятилетнего перерыва), а в
таких местах появление чего-то значительного (и Кис это очень хорошо знал)
было исключено априори. Если уж даже он сам, Кис, не смог сделать ничего
такого, на что обратили бы внимание Там (а все значительное может быть
только Там, и все, что Там, то значительно!), так уж Клеветник не мог
сделать этого тем более. И если Там переводят его работы и говорят о нем, то
это -- нездоровое явление, имеющее явно идеологический или даже политический
характер. Неужели начальство не понимает этого? Надо при случае сказать об
этом честно, прямо и открыто. И Кис написал закрытый донос.
Неожиданно произошло событие, поставившее точки над "и" (как красиво
потом выразился Мыслитель). С группой сотрудников Кис попал на симпозиум
туда, куда был приглашен, но не был выпущен (из-за письма Киса) Клеветник. И
им по этой причине пришлось пережить неприятности. Скандал замяли. Но
решение поставить точки над "и" обрело действенные формы. С этим пора
кончать, сказал Кис. С тем, что в отношении Клеветника пора принять меры,
согласны были все. Но никто не решался взять на себя инициативу. Теперь эта
проблема была решена. Вернувшись с симпозиума, Кис сделал доклад, в котором
осветил огромную работу нашей делегации и вскользь упомянул имя Клеветника,
считая его поведение непатриотичным и нетоварищеским. Претендент предложил
доработать доклад и дать в Журнал. Воодушевленный успехом, Кис начал
собирать материалы. И впервые после многих лет он почувствовал, что, хотя он
и бесполезен для общества, зато необходим.
ОБ АБСТРАКЦИИ ИНДИВИДА
Для тебя элементарный социальный индивид -- бесструктурный шарик,
говорит Мазила. Но ведь реальный индивид не таков. Он имеет отростки в
прошлое (предки, прошлые события его жизни), в будущее (дети, замыслы) и в
пространстве (связи с другими людьми). Попробуй, вырви меня, например, из
общественной среды, и я потяну за собой тысячи всякого рода нитей. Ну и что,
говорит Шизофреник. Начни строить науку, и сам убедишься в том, что без моей
абстракции ничего не сделаешь. Как ты будешь учитывать свои нити? Придется,
очевидно, ввести какие-то термины и рассматривать обозначаемое ими в
качестве признаков индивидов. Так что будешь ты теперь индивиды
рассматривать как гладкие шарики или бесформенные образования с множеством
отростков, роли не играет. Набор-то признаков будет тот же самый. Суть дела
не в образных представлениях (твердый шарик, уплотнение в сплошной среде,
пластичное тело с отростками и т.п.), а в выборе исходных признаков и их
зависимостей. У нас теория, согласно которой люди суть винтики, клеточки,
ячейки и т.п. сложного механизма общества, официально осуждена, сказал
Мазила. Не теория, а идеология, сказал Шизофреник. Осуждена официально, а
практически это банальный факт. Тем самым заранее вообще исключается
возможность научного подхода к проблемам общества. Стоит заикнуться, как
тебя сразу окунают в трясину идеологии и держат так до тех пор, пока ты не
околеешь в качестве ученого. Плюс к тому -- обывательские предрассудки. Я же
вижу, что даже для тебя мои рассуждения суть лишь более или менее забавное
развлечение. А представляешь, как на них реагируют все наши общие друзья?
Страшно подумать.
НОРМАЛЬНОСТЬ НЕЛЕПОСТИ И НЕЛЕПОСТЬ НОРМЫ
Вот смотри, показал Клеветник Мазиле свою книгу, изданную на английском
языке. Посмотри цену. Умножь на тираж. Приличная сумма, А валюта государству
во как нужна. В свое время можно было издать книгу на английском языке здесь
и продать за границей. Вся эта сумма досталась бы нам. Отказались. Коллеги
книгу забраковали как не соответствующую уровню. Еще бы, разве они могут
допустить, чтоб) популярность Клеветника там выросла! Да и гонорар мог
получить, что тоже недопустимо. Ладно, бог с ними. Одно издательство там
предложило одной нашей организации заключить договор на издание этой книги.
Государство получило бы валюту. Правда, меньше, чем в первом случае, но все
же получило бы. И мне кое-что перепало бы. Организация обратилась за советом
в наше учреждение. Друзья написали погромную рецензию, и сделка не
состоялась. А книгу все равно издали. Только государство уже ни копейки не
получит.
Я тебе расскажу еще более смешной случай, сказал Мазила. Один
иностранец решил купить мои гравюры вполне по закону. Предложил по сто
рублей за штуку. Наши отказались. Потребовали двадцать пять. Иностранцу
невыгодно покупать дешево, ибо для него это -- вклад капитала. Чем дороже
купит, тем дороже продаст. А почему наши настаивали на двадцати пяти рублях,
ты можешь понять? Нет, сказал Клеветник. Очень просто, сказал Мазила. Дело в
том, что самые дорогие наши академики продаются не дороже двадцати пяти
рублей. И допустить, чтобы какой-то Мазила, нетитулованный, ненагражденный,
продавался дороже, они ни в коем случае не могут. Чем же кончилось, спроси
Клеветник. Сделка не состоялась, сказал Мазила. Я как-то подсчитал, сколько
государство могло на мне заработать. Хотя Шизофреник мне вроде бы все
объяснил с исчерпывающей ясностью, я все равно не могу понять чудовищной
бессмысленности такого рода явлений.
Стали говорить о положении творческой интеллигенции и, естественно,
сравнивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62