Во всяком случае, хозяева решили избавиться от меня. Но пока они
подыскивали предлог, послышались звуки, которые познакомили меня с
особенностями распространения звука в помещении с давлением на уровне
моря.
Из комнаты слева, где был Питер, когда я вошел, доносился тонкий плач
грудного ребенка.
Они обменялись испуганными взглядами. Питер, нервничая, пригладил
свои короткие вьющиеся волосы и пожал плечами.
- Извините, мы не очень гостеприимны, - сказал он, - но мы заботимся
о ребенке наших друзей, а несчастный малыш, кажется, немного нездоров. Мы
сейчас ждем доктора. Он должен уже был прийти.
- Надеюсь, вы понимаете, - добавила Лилит, довольная смекалкой своего
партнера.
Я был уверен, что земляне лгали. Но почему они скрывают здесь
ребенка?
- Очень большая ответственность - приглядывать за чьим-нибудь
ребенком, - продолжал играть Питер. - Мы страшно беспокоимся, и...
Раздался стук в дверь. Они оба насторожились, забормотали извинения и
пошли вместе открывать ее.
- Хорошо, что вы пришли, доктор! - радостно воскликнул Питер,
интонационно выделив последнее слово.
Новый гость, конечно же, не был доктором. Они надеялись, что он
догадается об их уловке и подыграет им.
- С бедным малюткой не все хорошо, и мы считаем, что доктор должен
осмотреть его прямо сейчас! - Лилит, безусловно, "отстукивала" сообщение -
это уже слишком.
- Не беспокойтесь, - "доктор" отодвинул внутреннюю панель шлюза. - Я
уверен, что ничего серьезного нет!
В комнату вошел грузный мужчина в простой одежде коричневого цвета.
Под маской оказалось квадратное смуглое лицо с покрасневшей полоской кожи
на лбу.
Полоска! Значит, он не был постоянным жителем нашей планеты или не
появлялся здесь очень долго. Холодный сухой марсианский ветер раздражающе
действует на кожу новичков. Необходимы по крайней мере несколько месяцев
"обветривания" на Марсе, чтобы кожа закалилась. Я подумал о произношении -
пожалуй, он не был ни местным, ни даже землянином.
Я обратился к нему на трудно произносимом медведианском диалекте:
- Добрый день, доктор!
Он держался слишком хорошо для медведианина, но не осмелился пойти
так далеко, чтобы ответить мне на скрытый вопрос о его национальности. Он
проворчал что-то и спросил у Лилит, где ребенок, тщетно стараясь скрыть
свое произношение.
Я решил не продолжать разговора и отошел в сторону, а Лилит повела
"доктора" в комнату с ребенком. Теперь ребенок кричал, явно капризничая, и
я был готов держать пари, что ему не больше двух недель.
Такой маленький? Достаточно большой, чтобы нуждаться в докторе, но
все же оставленный родителями на попечение друзей? Даже если я до сих пор
ничего бы не подозревал, доверяя Питеру и Лилит, и проглотил подобную
выдумку, то все равно встревожился бы.
Да, поговорка о враге моего врага, как и многие другие, не всегда
истина. Я рассчитывал на открытый разговор с ними, в ходе которого смог бы
обменять свою информацию на объяснение всеобщего интереса к "Хипподамии".
Это был удар. Я отдавал землянам должное и действительно уважал их: они
обошлись со мной лучше, чем даже Тодер, который, как мне казалось, не
способен на такие жестокие шутки, какие он позволил себе прошлой ночью.
Однако в головоломке появился еще один элемент - ребенок. И хотя это
обстоятельство усложняло задачу, но зато позволяло сделать два вывода:
во-первых, земляне что-то скрывали от меня, а во-вторых, к тайне о
"Хипподамии" причастны и медведиане.
Центавриане, земляне, марсиане (принимая во внимание, что Лугас
встречался с Тодером), теперь медведиане! Выход в космос начал пугать
меня.
Не существовало человека, который не способен испытать страх. Мне
захотелось бросить все и надеяться, что со мной ничего больше не случится.
Питер продолжал стоять передо мной в сильной тревоге. Хотел ли он
что-нибудь еще сказать мне? Хотел - и через несколько секунд, набравшись
смелости, произнес:
- Весьма любезно с вашей стороны, что вы пришли к нам и предложили
новую информацию, даже если она не оказалась очень важной. Я поражен
образцом марсианской чести и хочу извиниться за наше вчерашнее недоверие к
вам.
Но это было лишь красивым вступлением. Он сделал небольшую паузу.
- В известном смысле вы все же не выполнили обязательство, -
продолжал Питер, - может быть, вы позволите мне просить вас... э...
воздержаться от упоминания факта, что...
Внезапно я пришел в ярость. Я шагнул к нему, возвышаясь над его
приземистой фигурой.
- Вы что, обращаетесь с марсианской честью, как с разновидностью
денег? Во сколько вы оцениваете ее, что до сих пор считаете меня своим
должником?!
- Нет, я не хочу сказать...
- Тогда что, во имя космоса, вы хотите сказать?
Я ясно видел его намерения, вызывавшие во мне ярость. Невольно мне
пришла в голову мысль, что лучше разрешить ему думать, будто он оскорбил
меня и прогнал прочь, чем показать себя очень умным, способным разгадать
его хитрости. Он наверняка даже и не предположил, что я могу сделать
определенные выводы относительно появления медведианина, существование
которого нужно держать в секрете. Я продолжал кричать:
- Это похоже на грязную коммерческую сделку. Мы, марсиане, всегда
ждали подобного от землян! Если бы вы подольше пожили на моей планете, то
навсегда излечились бы от этих низких второсортных мыслей!
На минуту наступила тишина.
- Извините, - сказал Питер наконец таким несчастным голосом, что я
едва не раскаялся. - Пожалуйста, отнеситесь к моим словам снисходительно:
я не знаю ваших традиций.
- Я тоже не знал ваших, - выпалил я. - Но сейчас узнал больше, чем
того хотел бы. До свидания!
На улице, в разреженной естественной атмосфере, чувствуя легкий озноб
от прикосновения к телу липкой влажной одежды, я рассмотрел свое
затруднительное положение. Мой план обратиться за помощью к Питеру и Лилит
не удался. Я почти ничего не узнал от Хоуска. Теперь я должен пойти и
смело выступить против Тодера - другого выбора не было. И я пошел, пытаясь
подытожить своим знания о нем. Кем бы он ни стал, но он уже не был мудрым,
многоуважаемым учителем из моего детства.

12
И тем не менее я колебался. Тодер был одной из нитей паутины,
сотканной вокруг меня, и я ему не доверял, даже боялся. Но мне казалось
странным, что он мог так сильно измениться. Разговаривая с ним вчера, я не
почувствовал никакого отчуждения. Он позволил себе несколько уклончивых
ответов, чтобы не допустить моей встречи с Лугасом, а в целом старик
оставался прежним Тодером.
Однако, если не он, кто же вмешался в мою память, после того как я,
измученный пыткой нейрохлыстом и потрясенный появлением у учителя Лугаса,
потерял сознание?
Может быть, действия Тодера имеют благородные мотивы?
Он говорил, что я владею большим количеством данных, чем сознаю это.
Предположим, Тодер был осведомлен о смысле событий, и боялся, что я могу
случайно найти ключ к разгадке, что насторожит другую заинтересованную
сторону, скажем, медведианскую фракцию, которая не замедлит организовать
еще одну ночь пыток.
Мне пришлось составить невероятно тонкую цепь рассуждений.
И тем не менее моя память восстановилась легко и быстро, а это было
не похоже на Тодера. Возможно, провалы моей памяти не должны были длиться
долго - на это намекали и некоторые факты. К тому же оставался один
пробел, не замаскированный фальшивыми воспоминаниями. Даже если бы я не
объединил все фрагменты прошлого и ошибочно считал их элементами яркого
сна, я достаточно скоро встревожился бы, увидев дату.
И еще одно, с возвращением памяти я приобрел очень ценное
воспоминание. Попросту говоря, когда я оказался лицом к лицу с Хоуском и
был так потрясен, что не мог сдвинуться с места, я выполнил - быстро и
верно - умственную гимнастику, ту, которую уже не пробовал четыре года и
никогда раньше не делал полностью, даже под терпеливым руководством
Тодера.
Как будто Тодер хотел заплатить таким образом за свое вторжение в мой
мозг.
В таком случае была ли его цель такой же честной, как желание
непременно удержать меня от мести? Я хорошо понимаю, что не смог бы жить
спокойно до тех пор, пока не сведу счеты с палачами в масках. Зная больше,
чем я, он мог действовать по двум причинам: отчасти - чтобы защитить меня,
отчасти - чтобы задержать мое вмешательство.
Но Тодер должен был действовать открыто, а не идти окольным путем, с
обидой подумал я и сразу же понял свою глупость. Если быть откровенным,
очень глупо говорить, что "он должен был". Я без сознания рухнул на пол,
и, должно быть, несколько часов мой мозг был недоступен для него. Старик
наверняка спорил с Лугасом, пытался убедить его долгими запутанными
объяснениями в мою пользу. И, кроме того, мы не встречались уже много лет,
почему он должен был сразу же доверить важные секреты, а в этом я был
уверен, бывшему воспитаннику?
Тем не менее его связь с Лугасом меня настораживала. Почему землянин
выдавал себя за центаврианина? Причем, надо отметить, он с успехом
выдержал экзамен у самих центавриан и лишь вследствие небольшой оплошности
позволил мне распознать себя! Все мыслимые объяснения были далеки от тех,
к которым мог иметь отношение скромный марсианский учитель.
Я пришел к заключению, что Тодер уже тогда, когда я учился у него, не
был просто учителем.
Итак, ему не избежать встречи со мной. Я чувствовал себя отступающим
на новые позиции для последующего наступления. Годы, в течение которых я
не видел Тодера и даже почти не думал о нем, стали предметом моих
раздумий. Я должен ответить на вопрос: когда и при каких обстоятельствах
он оставил дом в старом квартале, где я воспитывался, и переехал в хорошо
ухоженный дом в районе, часто посещаемом иностранцами? Я должен построить
мост через все прошедшие без него годы.
Следовательно, прежде чем встретиться с ним снова, мне необходимо
вернуться в этот маленький район города, где песок, засыпавший крыши,
заставлял напрягаться пилоны.
В самом деле, я мог снова обратиться к Юме, польстить комплиментами
его памяти и поблагодарить за содействие во встрече с моим пятиюродным
братом майором Хоуском. Надо полагать, его феноменальная память поможет
установить круг людей, которые общались с Тодером в прежние годы.

Красный фон, золотистый атом гелия, серебристый квадрат с тремя
ромбами. Я не имел представления, чей это герб, но элементарные познания в
геральдике давали возможность понять его смысл. Стилизованное изображение
атома - два пересекающихся под прямым углом эллипса вокруг ядра -
несомненно, символизируют физику, серебристый квадрат - это условное
обозначение старшего сына, три ромба, скорее всего, отличительный знак
какой-нибудь знаменитой фамилии.
Хм... В какой-то мере язык символов может быть очень информативен.
Неудивительно, что центавриане, гордящиеся своими родственными связями с
именитыми людьми, сделавшие родственный протекционизм нормой жизни, очень
серьезно относились к геральдике. И, конечно же, неудивительно, что
медведиане не видели в ней никакого смысла. По этой причине, я уверен,
половина детей моих медведианских друзей не были законнорожденными, и это
никого не удивляло. Самое главное - родился ребенок, отцовство уже имело
мало значения.
В своем восхищении медведианскими обычаями я зашел слишком далеко,
чем мог себе позволить как марсианин. Но я не способен отречься от того,
чему всегда симпатизировал.
Изображение сменилось. Золотисто-зеленый с золотом гербовый щит с
зубчатым верхом, соболь, двухголовый грифон: одну голову грифа украшала
корона, шею другой - ошейник. Я в недоумении разглядывал это чудище и
думал, что даже геральдическая символика может иногда быть чертовски
мрачной.
Дверь была закрыта, но, конечно же, не на замок. Марсиане не запирали
двери. Я еле удержался, чтобы по привычке не ударить по ней, - теперь
двери откатывали в сторону. Я вошел внутрь.
Здесь было темно, темнее, чем в туннеле. В этом районе мало
занимались очисткой зданий от песка. Большая часть прозрачных потолочных
панелей была засыпана. Через какое-то время мои глаза привыкли, и я смог
различить окружающие предметы.
Послышались голоса Юмы и короля геральдической палаты. Я быстро
подкрался к двери комнаты, в которой они разговаривали.
- Мы просто должны привлечь свежие ветви для этой личности! -
говорила женщина. - Тридцать два деления, пять из них разделены на
четверти и один разделен еще на четыре. Геенна огненная, это похуже, чем
португальское королевское семейство!
- У нас не получится, - ответил Юма. - Он ничего не сделал, что может
привлечь ветви.
- Это очень все хорошо для тебя с твоей феноменальной памятью, -
последовал быстрый ответ. - Я не только украшаю геральдическими знаками
эту чертову вещь, но и снабжаю ее бумагой. Без ветвей придется
использовать микроскоп, чтобы что-нибудь разобрать.
- Ну, в известном смысле, это тоже своего рода микроскоп, не так ли?
- проворчал Юма.
Женщина резко рассмеялась. Смысл шутки полностью ускользнул от меня.
Затем она вздохнула:
- Ты прав, конечно. Однако со всем этим талантом, объясняемым
происхождением, думаешь, он превратит свою жизнь в нечто лучшее, чем
обычное прозябание?
- Он занимается выращиванием детей, - сказал Юма и добавил с едва
скрытой злостью: - Вероятно, чтобы вы смогли насладиться созерцанием
гербов его потомков! Их герб "Байдни де Гаваннез" с двумя разделенными на
четверти четвертями от его собственного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19