Джон БРАННЕР
РОЖДЕННЫЙ ПОД ВЛАСТЬЮ МАРСА


1

Мне хочется рассказать о том, что со мной произошло. Я не помню, где
это случилось, но могу назвать час и даже минуту, когда это началось.
Голая комната, освещенная пожелтевшим от старости флюоресцентным
светильником, висящим высоко под потолком. Несколько стульев. Один из них
был грубо высечен из каменной глыбы и весил, вероятно, около четверти
тонны. Они привязали меня к нему, потому что даже в условиях марсианской
гравитации никто бы не смог поднять такой груз. Для меня, марсианина, этот
вес был весом самой смерти. Тодер не раз говорил со мной о смерти, и я
помню, как испугали меня его слова: "Во всем есть спасение, Рэй, даже в
смерти".
Но такого спасения я не хотел. Имелась причина: я не знал, почему
этот человек пытал меня, почему они вообще схватили меня, и я хотел
проверить учение Тодера на практике.
Пребывая в неведении, я вспомнил одно из ранних изречений Тодера:
"Утешение является защитой". Я имел такое утешение. Я знал: чего бы ни
хотели получить от меня мои мучители, они не получат этого. Но подобное
утешение было хрупкой защитой против нервно-парализующего хлыста. Не очень
большая заслуга сохранить информацию, которой не обладаешь.
Я считал, что представляю для них какую-то ценность. Четверо
допрашивавших меня были в масках, а их голоса звучали неестественно, будто
их нарочно старались исказить. И если я хотел произвести идентификацию - а
я хотел этого, то не должен был пропустить ни одной мельчайшей
подробности, несмотря на то что голова моя горела как в огне.
В минуту расслабления я вспомнил об одном опыте Тодера. Он с помощью
своих четок показывал, как заставить время идти медленнее или быстрее для
собственного сознания. Тогда, именно тогда, я понял его. Мое время
натянулось, бусинка замедлила свое движение и, кажется, будто
остановилась. Но тем не менее мой мозг пылал, и я горел под своей кожей.
Если я выживу, то найду Тодера и попрошу у него прощения.
Нет, я не смог вызвать умственные резервы для замедления времени,
поэтому я должен был использовать только интервалы между взрывами агонии,
чтобы смотреть, слушать, воспринимать запахи, осязать и стараться
запомнить этих людей.
Вначале я подумал: "Работорговцы!". Вопреки всем официальным
опровержениям периодически появлялись слухи о похищениях людей для продажи
в рабство. Как правило, такие обвинения выдвигались против центавриан.
Официально Земля считалась нейтральной планетой, хотя большинство землян
симпатизировало медведианам, на что, конечно, повлияли воззрения некоторых
личностей.
Ирония судьбы! Я, Рэй Мэлин, занял типичную позицию землян.
Мои мысли были беспорядочными. Я терял драгоценные секунды. А ведь
после последнего шока прошло уже много времени, и я уже был в состоянии
снова сконцентрировать свое внимание на происходящем.
Произношение? Они разговаривали на беглом английском, но я был хорошо
знаком с обоими наречиями и Центаврианского и Медведианского секторов,
имел отличное произношение и обладал большим словарным запасом.
Следовательно, эти люди могли быть...
Бессмысленно. Прислушиваясь к разговору, я пытался оценить его так,
как это сделал бы Тодер.
Мужчина, сидящий на среднем из трех стоящих передо мной стульев,
крикнул:
- Еще раз, я сказал!
Человек, который стоял в стороне, поднял свой нервно-парализующий
хлыст. Я напрягся, но руководитель остановил его руку.
- Попробуй без хлыста, - приказал он. - Может быть, физическая боль
не дает ему говорить.
Я постарался не показать своего облегчения, когда главный, повернув
ко мне лицо, вкрадчиво сказал:
- Рэй Мэлин! Вспомните свое последнее путешествие! Расскажите нам,
как оно началось!
Рассказать им об этом еще раз детально, растягивая время! Я не
поддался искушению. Я почти убедил этих людей, что говорю правду; я уже
приблизился к победе, спасению и мести. Незачем терять полученные
преимущества. Во всяком случае, что даст тщательная разработка модели?
Сущность по-прежнему останется неизменной.

Мое предпоследнее путешествие привело меня на Дарис. Я никогда раньше
так долго не находился в сфере влияния центавриан, но я уже не раз бывал в
самых интересных мирах медведиан и окончательно запутался в противоречиях
между официальной земной пропагандой и тем, что лежало в основе
благосклонного отношения землян к медведианам. Я боялся занять позицию,
которая заставила бы людей думать, что я, как это доказывали мои
документы, являюсь гражданином Земли.
Я познал суровый путь, наглотавшись этой пропаганды, несмотря на свой
гнев. Третий раз я был дерзок со старшим офицером старой калоши, который
претендовал на родство с семьей Тирана. И меня высадили на Дарисе. Если бы
нечто подобное совершил центаврианский член экипажа, то его, вероятно,
выгрузили бы на первой попавшейся планете без дальнейших комментариев.
Единственный раз в жизни, насколько я помню, я был благодарен своему
официальному гражданству. В чьей бы сфере влияния земляне ни находились,
они всегда могли рассчитывать на поддержку другой стороны. Так что я мог
благодарить земных политиков за эту привилегию, если это не было
результатом стратегического размещения Старой Системы между двумя
гигантскими блоками.
Тем не менее центраврианский офицер указал мне на шлюз на обитаемой
планете. Я оказался на Дарисе с половинным жалованьем и без всяких видов
на будущее.
Вначале я не был особенно встревожен. Я отправился в Торговую контору
главного порта Дариса и истратил часть наличных на установление знакомств
с портовыми чиновниками. Подобная тактика имела эффект на Голдстаре - я
тогда неофициально получил должность механика на зафрахтованном судне.
Однако подкуп чиновников мог иметь и негативные последствия: если бы мне
пришлось показать свой нос на Голдстаре, то местные безработные немедленно
вышвырнули бы меня вон. Но меня такие мелочи мало заботили. Во всяком
случае, все это сейчас не относится к делу.
Три недели я провел на Дарисе и так и не нашел никакой работы.
Оставалось последняя возможность добраться до дома: я должен был
отказаться от всех своих принципов и обратиться к местному Земному консулу
с просьбой доставить меня домой как БЗП (безработного Земного подданного).
И тогда мне предстояло целый год работать задаром, чтобы оплатить свое
возвращение! Это обстоятельство меня не воодушевляло.
Я тратил свои последние деньги в баре порта, когда появился Лугас.
Лугас был типичным центаврианским офицером, но он командовал
кораблем, не входящим в Центаврианский сектор. Вопреки его утверждениям я
отнесся с сомнением к его Центаврианскому гражданству, поскольку он мне
показался весьма неуравновешенным человеком, а эта черта считалась у
центавриан большим недостатком. Кроме того, он обращался ко мне, как к
равному, и сразу же перешел к делу.
- Мне сказали, что вы умеете обращаться с космическими двигателями
четвертого поколения.
Я показал свое удостоверение - все, что я имел. Оно пестрело
медведианскими штампами, которые до сих пор были хорошими рекомендациями,
но в секторе Центавра...
Я ждал, что Лугас, увидев такое количество медведианских штампов,
подожмет губы и уйдет, но он продолжал:
- Как я вижу, вы главным образом служили в секторе Большой Медведицы.
Я пожал плечами и кивнул. Как сказал бы Тодер - не в этом дело.
- Что привело вас в эти края?
- Межпространственная мороженица, - огрызнулся я и тут же пожалел об
этом. Такие же ответы я неоднократно давал старшему офицеру той самой
"мороженицы". Если я не буду следить за своим языком, то потеряю работу
раньше, чем она будет мне предложена.
Лугас раздраженно нахмурился:
- Как это случилось?
- Рефрижератор класса "Спик", сэр, - неохотно ответил я. - Он
выбросил меня потому, что я был слишком разговорчив с капитаном. Но я могу
работать с любыми типами двигателей, сэр.
Лугас колебался, но не по той причине, которую я предполагал. Наконец
он сказал:
- В таком случае вы, вероятно, не скоро вернетесь в Старую Систему.
Я рванулся вперед. Это было удивительно! Я так хотел выбраться из
Центаврианского сектора и совсем не собирался сюда возвращаться.
- Земля? - спросил я. - Или Марс?
Он очень странно посмотрел на меня, и во взгляде его было что-то, что
я только много позже определил как тревогу. Он сказал:
- Марс, естественно!
Конечно же, "естественно". Земляне были крайне осторожны, давая
разрешение на посадку чужеземных кораблей. Я испугался: моя ошибка могла
положить конец нашему разговору, - но он дал мне работу.
Его корабль казался таким же необычным, как и сам хозяин. Это был
наполовину грузовик, наполовину лайнер с корпусом от прогулочной яхты
класса "Денеб", но двигатели были крейсерского типа, запросто вбивающие
корабль в свободное пространство. При корпусе такой малой массы двигатели
могли развивать скорость роскошного лайнера. Предупреждая любопытство с
моей стороны, Лугас на ходу сочинил, что корабль собран из купленных по
дешевке деталей аварийных кораблей. Это звучало неубедительно, но я боялся
потерять только что приобретенную работу и решил ни о чем не расспрашивать
его.
Большую часть полета двигатели угрожали оставить корпус позади. Я
весь полет провел около них, отрываясь только на сон. Сигнальное
устройство, встроенное в мой гамак, будило меня, если что-нибудь
случалось. А случалось довольно часто, и я начал думать, не пострадал ли
квалифицированный инженер Лугаса от чрезмерного напряжения. Но я не
спросил его об этом ни тогда, ни позднее. Мы достигли Марса без аварий, и
Лугас выплатил мне премию, чего я никак не ожидал от центаврианина.
За исключением ненормального поведения двигателей и сердечности
Лугаса, словно он был не центаврианином, а медведианином или, возможно,
землянином, в путешествии ничего примечательного не было.

После моих слов наступила тишина. Я ждал. Наконец главный из четырех
жестом дал знак владельцу хлыста. Так как регулятор оружия был поставлен
на максимум, я решил воспользоваться методикой Тодера и заставить время
ускориться, то есть заставить мое личное "сейчас" опередить начало агонии.
Однако боль все-таки захлестнула меня. Она была так сильна, что я
потерял сознание. Моей последней мыслью было воспоминание о мягком
тодеровском "так-так", предназначенном для не оправдавшего ожидания
ученика.


2
Удушье...
Я боролся с рефлекторным страхом; возвращаясь назад к моменту
пробуждения, я пытался объяснить себе, что же испугало меня. Вероятно, мне
стало страшно от переживаемой во сне мысли, что я тону, захлебываясь в
воде.
Но чтобы я, марсианин, когда-либо плавал в воде?!
Тогда, может быть, это была пыль, не дающая мне дышать; мой рот и
горло были неприятно сухими и болезненно раздраженными, словно после
песчаного удушья. Нет, и это не так. Я понял. То тяжелое и угнетающее, что
лежало на мне, не давая дышать, был густой влажный воздух. Я совсем
опьянел от кислорода. Чтобы прекратить головокружение, необходимо было
задержать дыхание на некоторое время. Почему же я дышал так глубоко?
Мускулы горла полностью онемели. Вероятно, я кричал, даже визжал, когда на
меня накатывала волна страха.
Тодер говорил: "Человек связал время на протяжении миллионов лет, чем
ты напуган - Тамерланом, Гитлером или Товаренко?"
Задержав дыхание, я исследовал окружающее пространство, анализировал.
Сначала воздух. Большое содержание кислорода. Я всегда чувствовал
себя дискомфортно в такой атмосфере. Давление на Марсе измерялось в
единицах, пропорциональных шкале измерения давления на Земле по высоте (от
уровня моря) от одного до тысячи футов. Подобно всем марсианам, я дышал
воздухом под давлением в десять единиц. Здесь же из-за значительной
влажности трудно было правильно определить давление, но все же я оценил
его в две или, самое большее, три единицы. Неудивительно, что я очнулся от
удушья и почувствовал тошноту от избытка кислорода, почти такую же, как и
от действия нервно-парализующего хлыста.
Далее. На чем я лежал? Кровать? Я пошевелился и сразу же понял, что
подо мной была кровать с основанием, создающим нулевую гравитацию; я видел
однажды такую кровать в дорогом публичном доме на Хариголе. Я лежал на
спине, обнаженный. Одна рука на груди, другая откинута в сторону. Она даже
не достигала края широкой кровати, а я, подобно всем марсианам, был тощ и
высок.
Я сделал вдох, прочищая легкие, и открыл глаза. Я находился в комнате
с зеленовато-голубой и золотой отделкой; в единственное окно проникали
лучи утреннего или, возможно, вечернего солнца - следовательно, окно
выходило либо на восток, либо на запад. Мое настроение поднялось. Комната
была украшена большими вазами, наполненными золотисто-желтыми цветами.
Крайние цветы в букетах слегка покачивались от движения завесы сухого
воздуха, защищающего их от воздействия влажного земного воздуха. Стены
были украшены циновками из песчаного камыша ручной выделки, покрытыми
слегка блестящим защитным слоем пластика.
Около меня стояли два человека. Я уже много о них знал, если,
конечно, эта комната была их собственным жилищем. Не могло быть никакой
ошибки, что они не марсиане. Они ничего не скрывали: ни своего
местонахождения, ни своих лиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19