VadikV


38
Уильям Уилки Коллинз: «Ж
енщина в белом»


Уильям Уилки Коллинз
Женщина в белом



Оригинал: Wilkie Collins, “The Woman in White”, 1859
Перевод: Татьяна Ивановна Лещенко-Сухомлина

Аннотация

Роман «Женщина в белом» по прав
у занимает место в ряду лучших образцов английской литературы прошлого
века. Рассказывая о нравах общества того времени, У. Коллинз выступает пр
отив стяжательства, сословных предрассудков, против неуважения к челов
еку.

Уилки КОЛЛИНЗ
ЖЕНЩИНА В БЕЛОМ

ПЕРВЫЙ ПЕРИОД

РАССКАЗЫВАЕТ УЧИТЕЛЬ РИСОВ
АНИЯ ИЗ КЛИМЕНТС-ИННА, УОЛТЕР ХАРТРАЙТ


I

Это история о том, что может выдержать женщина и чего может добиться мужч
ина.
Если бы машина правосудия неукоснительно и беспристрастно разбиралась
в каждом подозрении и вела судебное следствие, лишь умеренно подмазанна
я золотом, события, описанные на этих страницах, вероятно, получили бы шир
окую огласку во время судебного разбирательства.
Но в некоторых случаях закон до сих пор еще остается наемным слугой туго
набитого кошелька, и потому эта история будет впервые рассказана здесь.
Так же как мог бы услышать ее судья, теперь услышит читатель. Ни об одном и
з существенных обстоятельств, относящихся к раскрытию этого дела, от нач
ала его и до конца, не будет рассказано здесь на основании слухов.
В тех случаях, когда Уолтер Хартрайт, пишущий эти строки, будет стоять бли
же других к событиям, о которых идет речь, он расскажет о них сам. Когда он н
е будет участвовать в них, он уступит свое место тем, кто лично знаком с об
стоятельствами дела и кто продолжит его труд столь же точно и правдиво.
Итак, эту историю будут писать несколько человек Ц как на судебном проц
ессе выступают несколько свидетелей; цель в обоих случаях одна: изложить
правду наиболее точно и обстоятельно и проследить течение событий в цел
ом, предоставляя живым свидетелям этой истории одному за другим рассказ
ывать ее.
Первым выслушаем учителя рисования Уолтера Хартрайта, двадцати восьми
лет.


II

Был последний день июля.
Длинное жаркое лето подходило к концу, и мы, устав странствовать по лондо
нским мостовым, начинали подумывать о прохладных облаках над деревенск
ими просторами и об осенних ветрах на побережье. Что касается моей скром
ной особы Ц уходящее лето оставляло меня в плохом настроении, в плохом с
остоянии здоровья и, по правде сказать, почти без денег. В течение года я р
аспоряжался своим заработком менее осторожно, чем обычно, и мне оставала
сь только одна возможность: провести осень в коттедже моей матушки в Хем
пстеде или в моей собственной комнате в Лондоне.
Помнится, вечер был тихий и облачный, лондонский воздух был удушливым, го
родской шум стихал. Сердце огромного города и мое, казалось, бились в унис
он все глуше и глуше, замирая вместе с закатом. Я оторвался от книги, над ко
торой больше мечтал, чем читал ее, и вышел из дому, чтобы отправиться за го
род подышать вечерней прохладой. Это был один из двух вечеров, которые об
ычно я каждую неделю проводил с матушкой и сестрой. Поэтому я направился
к Хемпстеду.
Необходимо упомянуть здесь о том, что отец мой умер за несколько лет до те
х событий, которые я описываю, и что из пятерых детей оставались в живых то
лько сестра Сара и я. Отец был учителем рисования, как и я. Трудолюбивый и с
тарательный, он преуспевал в работе. Радея о будущем своей семьи, не имевш
ей других средств к существованию, кроме его заработка, он сразу после же
нитьбы застраховал свою жизнь на гораздо большую сумму, чем это обычно д
елают. Благодаря его самоотверженным заботам моя мать и сестра могли жит
ь после его смерти, ни в чем не нуждаясь. Уроки моего отца перешли ко мне по
наследству, и будущее не страшило меня.
Спокойные блики заката еще озаряли вершины холмов и Лондон внизу потону
л уже в темной бездне хмурой ночи, когда я подошел к калитке матушкиного к
оттеджа. Не успел я позвонить, как дверь распахнулась, и вместо служанки н
а пороге появился мой приятель, профессор Песка, итальянец. Он бросился м
не навстречу, оглушительно выкрикивая нечто похожее на английское прив
етствие. Профессор сам по себе заслуживает чести быть вам представленны
м, да к тому же это надо сделать ввиду дальнейшего. Волею случая именно с н
его началась та загадочная семейная история, о которой будет рассказано
на этих страницах.
Я познакомился с профессором Пеской в одном из богатых домов, где он дава
л уроки своего родного языка, а я Ц рисования. О его прошлом я знал только,
что когда-то он преподавал в Падуанском университете, вынужден был поки
нуть Италию «из-за политики» (что это значило, он никогда никому не объясн
ял), а теперь вот уже много лет был уважаемым преподавателем иностранных
языков в Лондоне.
Не будучи карликом в настоящем смысле этого слова, ибо он был очень пропо
рционально сложен, Песка был, по-моему, самым маленьким человечком, котор
ого я когда-либо видел не на сцене, а в жизни. Он отличался от прочих смертн
ых не только своей внешностью, но и безвредным чудачеством. Главной цель
ю его жизни было стремление превратиться в настоящего англичанина, дабы
тем самым выказать благодарность стране, где он обрел убежище и средства
к существованию. Из уважения к нашей нации, он вечно носил с собой зонтик
и ходил в цилиндре и гетрах. Кроме того, он считал своим долгом не только в
ыглядеть англичанином, но и придерживаться всех исконно английских обы
чаев и развлечений. Полагая, что мы отличаемся особой любовью к спорту, эт
от человечек чистосердечно и наивно предавался всем нашим национальны
м спортивным забавам, твердо убежденный, что их можно постичь одним усил
ием воли, совершенно так же, как он приспособился к гетрам и цилиндру.
Я сам неоднократно видел, как он слепо рисковал своими конечностями на к
рикетном поле или на лисьей охоте. И вот однажды мне довелось стать свиде
телем, как он столь же слепо рискнул своей жизнью на море у Брайтонского п
ляжа.
Мы встретились там случайно и отправились вместе купаться. Если бы мы за
нялись каким-либо чисто английским спортом, я из предосторожности, коне
чно, заботливо присмотрел бы за Пеской, но так как иностранцы обычно чувс
твуют себя в воде так же хорошо, как и мы, англичане, мне не пришло в голову,
что искусство плавания принадлежит к тем спортивным упражнениям, котор
ые профессор считает возможным постичь сразу Ц по наитию. Мы отплыли от
берега, но вскоре я заметил, что мой приятель отстал. Я обернулся. К моему у
жасу и удивлению, между мной и берегом я увидал только две белые ручки, мел
ькнувшие над водой и мгновенно исчезнувшие. Когда я нырнул за ним, бедный
маленький профессор лежал, свернувшись в клубочек, в углублении на дне и
выглядел еще крошечнее, чем когда-либо раньше. Я вытащил его на поверхнос
ть, свежий воздух вернул его к жизни, и с моей помощью он добрался до кабин
ки. Вместе с жизнью к нему вернулось его восхитительное заблуждение каса
тельно плавания. Как только он перестал стучать зубами и смог выговорить
несколько слов, он неопределенно улыбнулся и заявил, что, «по всей вероят
ности, это была судорога». Когда он окончательно пришел в себя и присоеди
нился ко мне на пляже, его темперамент южанина мгновенно взял верх над ис
кусственной английской сдержанностью. В самых восторженных выражениях
Песка поклялся мне в вечной благодарности, уверяя, что не успокоится, пок
а не отплатит мне услугой, которую я, в свою очередь, запомню до конца моих
дней.
Я сделал все, что мог, чтобы прекратить поток его излияний и превратить вс
е в шутку. Мне показалось, что я сумел несколько охладить его преувеличен
ное чувство благодарности.
Не думал я тогда, как не думал и позже, в конце наших веселых каникул, что, ст
растно желая отблагодарить меня, он вскоре ухватится за первую возможно
сть оказать мне услугу, которая направит всю мою жизнь по новому пути и до
неузнаваемости изменит меня самого.
Но так случилось.
Если б я не нырнул за профессором Пеской, когда он лежал на дне морском, то,
по всей вероятности, я никогда бы не стал участником событий, изложенных
тут; я бы никогда не услышал имя женщины, овладевшей всеми помыслами души
моей, ставшей целью всех моих стремлений, путеводной звездой, озаряющей
теперь мой жизненный путь.


III

По выражению лица Пески, бросившегося мне навстречу в тот вечер, я сразу п
онял, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Просить у него немедленн
ого объяснения было бесполезно. Я мог только предположить, когда он весе
ло тащил меня в комнаты, что, зная мои привычки, он пришел в коттедж для тог
о, чтобы меня встретить и рассказать какие-то чрезвычайно приятные ново
сти.
Мы ворвались в гостиную самым невежливым и шумным образом. Матушка сидел
а у открытого окна и смеялась, обмахиваясь веером. Песка был одним из ее лю
бимцев; она прощала ему все его чудачества. Дорогая матушка! С той минуты,
как она узнала о его благодарности и преданности ее сыну, она приняла мал
енького профессора в свое сердце и к его непонятным чужеземным выходкам
относилась с невозмутимым спокойствием, не пытаясь разгадать их смысл. С
естра моя Сара, несмотря на свою молодость, была более сдержанна. Она отда
вала должное прекрасным душевным качествам Пески, но не принимала его це
ликом, как моя мать. С ее точки зрения, он постоянно нарушал границы дозвол
енного и тем сильно ее шокировал. Ее всегда удивляла снисходительность м
атери к эксцентричному маленькому иностранцу. Надо сказать, что, по моим
наблюдениям не только над сестрой, но и над другими, мы, молодое поколение
, далеко не так сердечны и непосредственны, как наши старшие. Мне часто при
ходится видеть, как старики по-детски радуются, предвкушая какое-нибудь
невинное удовольствие, тогда как их внуки относятся к оному с полным рав
нодушием. Я нахожу, что люди старшего поколения были в свое время более по
длинными детьми, чем мы. Может быть, за последние десятилетия воспитание
сделало такие успехи, что мы теперь чересчур уж воспитанны?
Не решаясь утверждать это, я должен сказать, что в обществе профессора Пе
ски моя мать казалась гораздо моложе моей сестры. Так и на этот раз: в то вр
емя как матушка от души смеялась над нашим мальчишеским вторжением в гос
тиную, Сара озабоченно подбирала осколки чашки, опрокинутой профессоро
м на пол, когда он стремглав помчался открывать мне дверь.
Ц Я не знаю, что было бы, Уолтер, если б ты запоздал, Ц сказала матушка. Ц
Песка чуть с ума не сошел от нетерпения, а я Ц от любопытства. Профессор я
вился с замечательной новостью Ц она касается тебя. Но он безжалостно о
тказался вымолвить о ней хотя бы словечко, пока не придет его друг Уолтер.

Ц Как обидно Ц теперь сервиз испорчен! Ц пробормотала про себя Сара, г
рустно разглядывая осколки.
В это время Песка в блаженном неведении причиненного им зла выкатывал бо
льшое кресло из угла на середину комнаты, чтобы предстать перед нами во в
сем величии публичного оратора. Повернув кресло спинкой к нам, он взгром
оздился на него и возбужденно обратился с этой импровизированной кафед
ры к собранию, состоявшему всего из трех слушателей.
Ц Итак, добрые мои, дорогие, Ц начал Песка (он всегда говорил «добрые мои
, дорогие», когда хотел сказать «мои достойные друзья»), Ц слушайте меня!
Пробил час, и я расскажу мои новости Ц я наконец могу говорить.
Ц Слушайте, слушайте, Ц сказала матушка одобрительно.
Ц Мама, Ц шепнула Сара, Ц сейчас он поломает наше лучшее кресло!
Ц Я вернусь в прошлое, чтобы оттуда воззвать к благороднейшему из смерт
ных, Ц продолжал Песка, яростно указывая на меня из-за спинки кресла. Ц К
то нашел меня мертвым на дне морском (из-за судороги), кто вытащил меня нав
ерх? И что я сказал, когда я вернулся к моей жизни и одежде?
Ц Гораздо больше, чем требовалось, Ц ответил я очень сердито, ибо, когда
он затрагивал эту тему, малейшее поощрение вызывало у профессора потоки
слез.
Ц Я сказал, Ц настаивал Песка, Ц что моя жизнь принадлежит моему другу
Уолтеру до конца дней моих и что я не успокоюсь, пока не найду случая сдела
ть нечто для Уолтера. И я не мог обрести покой до сегодняшнего дня. Сегодня
, Ц завопил маленький профессор, Ц неудержимое счастье переполняет ме
ня с головы до ног и льет через край! Клянусь честью: нечто наконец сделано
, и мне осталось сказать одно только слово: правильно, все хорошо!
Необходимо заметить, что Песка гордился своей (по его мнению) истинно анг
лийской речью, внешностью и образом жизни. Подцепив несколько общеупотр
ебительных слов, непонятных ему, он щедро разбрасывал их где придется и н
анизывал одно на другое в восторге от их звучания.
Ц Среди лондонских светских домов, где я преподаю мой родной язык, Ц то
ропливо продолжал профессор, не давая себе передышки, Ц есть один в высш
ей степени светский, на площади Портленд. Вы знаете, где это? Да, да, разумее
тся, конечно. В прекрасном доме, дорогие мои, живет прекрасная семья: мама
Ц толстая и красивая, три дочки Ц толстые и красивые, два сына Ц толстые
и красивые, и папа Ц самый толстый и красивый из всех. Он могучий купец и к
упается в золоте. Когда-то красавец, но теперь у него лысина и два подборо
дка, и он уже не красавец. Но к делу! Я преподаю дочкам язык божественного Д
анте. И, помилуй меня господь, нет слов, чтобы передать, как труден божеств
енный Данте для этих трех хорошеньких головок! Но это ничего, все зреет во
времени Ц чем труднее, тем больше уроков, и тем лучше для меня. Правильно!
Но к делу! Представьте себе, что сегодня я занимаюсь с тремя барышнями как
обычно. Мы вчетвером у Данте в аду Ц на седьмом круге. Но не в этом дело:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14