Глава 5

Стены казались плывущими и покрытыми волнами в изменчивом свете
керосиновых ламп и в желтоватом отблеске множества маслянных фонарей.
Внешняя поверхность наружной стены была гладкой, чего нельзя было
сказать о второй стене. Когда мы въехали в город через ворота, которые
открылись, чтобы пропустить нас, а затем закрылись за нами, мы смогли
глянуть вперёд, вдоль широкого проезда, который вёл вверх по склону ко
второй стене и ещё одним воротам. По обе стороны от ворот, уходя за
здания, перекрываающие наше поле зрения, стена была выложена
пластинами черепицы. Их цвет был чисто белым и с вершины отдалённого
холма в рассеянном свете утреннего солнца они были достаточно
незаметны. Но теперь их ряды очерчивались тенями, и стена была вся
покрыта их "росписью".
Сперва я решил, что они могли бы быть абстрактным оформлением,
просто для красоты, но по мере того, как мы взбирались на холм верхом
на наших бредущих "лошадях" становилось очевидно, что такое заключение
было неверным. Каждая плитка была около двух футов в диаметре - они
были сложены по двадцать штук по вертикали, и самый грубый подсчёт
показывал, что каждый ряд вероятно содержит что-то около джвадцати
тысяч плиток, если считать, что они идут по всей стене. Это составляло
четыреста тысяч черепиц только на одной этой стене. А ведь было ещё
пять - хотя и становившихся всё меньше и меньше, по мере приближения к
центру. На это потребовалось ещё множество черепицы. Если бы была
тысяча каменщиков, каждый из которых работал бы каждый день...
Мой мозг произвёл подсчёт в угоду лукавому любопытству. Но я
знал, что никто не изготовит несколько миллионов черепиц для стен
города просто для того, чтобы они не так резали взгляд. Если это было
искусство для искусства, то эти люди относились к эстетике очень
серьёзно.
Вблизи я увидел, что они являлись пиктограммами... в высшей
степени стилизованными изображениями. Сперва это поразило меня, как
несусветная глупость, но затем я перестал быть в этом так уверен. Если
бы я был одержим задачей записать всю мудрость мира на стенах, с чего
бы я начал? Во всяком случае не верхнего левого угла и не
переписывания Интернациональной Энциклопедии, начиная с известной реки
Гермнии Аа и кончая {язвенными} заболеваниями. Скорее всего, я
отставил бы в сторону культурный шовинизм и оставил бы фонетическое
письмо. Я мог бы воспользоваться чем-нибудь более похожим на китайскую
систему письма. В конце концов, они не были только пиктографами... они
также преуспели в постройке огромных стен.
Пиктограммы не являлись мудростью веков, решил я... но они должны
были {символизировать} собой мудрость веков. Каждая картинка являлась
идеей... и все идеи, которые они считали важными, были собраны вместе,
классифицированны и выстроены в строгом порядке. Значит, не только в
качестве украшения. Во имя своего рода высшей цели. Это выглядело
более впечатляющим, чем банк данных на микроплёнках и перфолентах.
Действительно - произведение искусства.
{Но зачем?} - задумался я.
Я не мог разхобрать пиктограммы. Это было нечто, что нужно было
изучить - возможно, каждому ребёнку, рождённому в городе... если было
в человеческих силах для ребёнка изучить секреты нескольких миллионов
пиктограмм за несколько коротких лет. Или даже за всю жизнь.
{Никто не смог бы}, - пробормотал я сам себе.
- Никто бы не смог что? - Спросила Мариэль.
- Изучить значение всех этих пиктограмм, - ответил я. - Это
невозможно. Какая польза в том, чтобы иметь всю мудрость мира,
написанной буквами двухфутовой высоты, если ни одна отдельная личность
не смогла бы даже выучить достаточно, чтобы понять смысл всего этого?
- Быть может, они не намеревались изучать это всё, - сказала она.
- Возможно, это приведенно здесь двух-футовыми буквами, чтобы
напоминать, что ни один человек {не смог бы} выучить всё это - чтобы
напоминать всем им о том, как они зависимы от остальных.
- И почему я сам не подумал об этом? - Сказал я без какого-либо
сарказма.
- Думаешь, это действительно так? - Задала она вопрос.
- Я не знаю, так ли это, - ответил я, - но это - изящная теория.
Мы проехали под вторыми воротами и вступили во второй круг.
Впереди виднелась третья стена, и нас уже не удивило, что она покрыта
черепицей, как и вторая. Я посмотрел назад, чтобы проверить так же ли
оформлена и внутренняя поверхность стены, но её не было - строения
города выростали прямо из стены, кубические блоки громоздились друг на
друга в точно вывереной ассиметрии, высотой в три-четыре этажа, с
переходами, соединяющими отдельные секции верхних этажей и с
лестницами между этажами. Было невозможно сказать, где "кончалось"
одно строение и "начиналось" другое - были только отдельные части,
соединённые в причудливые узоры. Это мне весьма напомнило полностью
"искусственную гору", которую я видел однажды в зоопарке, построенную
для обезьян.
- Подумай только овремени и усилиях, потребовавшихся для
строительства и оформления этих стен, - сказала Мариэль. - На это
потребовались бы не человеко-дни... целые человеческие жизни. Люди,
чей вклад в колонию определялся только несколькими тысячами плит,
высеченными из мягкого белого камня.
- Не обязательно, - возразил я. - Это может быть одна из
марксистских утопий, где никто не является скульптором, но все ваяют.
Может быть каждый в колонии сделал свой вклад в виде своей плиты или
группы плит. Быть может, они одновременно не только идеи, но и
памятники. Надгробия. Может быть, они и {являются} надгробиями, и
каждый, кто когда-либо жил в городе, захоронен в его стенах. Мы всё
это выясним, со временем.
Хорошо известна иллюзия, когда кажется, что края длинной прямой
дороги вдали сходятся друг с другом. Главная же дорога Города Солнца,
однако, действительно становилась уже по мере того, как мы
продвигались по ней. Её обочины действительно должны были сойтись, и
не в воображаемой точке, не на неопределённом расстоянии, а в точке,
которая была определена с геометрической точностью - точно в центре
города. По мере того, как мы продвигались вверх по склону холма,
строения с обеих сторон придвигались всё ближе. Через незастеклённые
окна верхних этажей мы могли видеть отсветы фонарей на кровле, но это
было практически единственное, что мы {смогли} увидеть из домашней
жизни горожан. Блоки нижних этажей имели меньшее число окон, и они
были либо тёмными, либо закрыты шторами. Не было открытых дверей.
Никто не подошёл к окну, чтобы взглянуть на странных визитёров, одетых
в пластиковые мешки. Даже люди, мимо которых мы проезжали по улице,
одаривали нас равнодушными и нелюбопытными взглядами. Не то, чтобы нас
полностью игнорировали - просто никто, похоже, не проявлял к нам
особого интереса.
- Можешь ты прочесть их мысли? - Спросил я Мариэль.
- Кое-что я получила, - ответила она, - но это такое
неопределённое, такое странное. У меня такое ощущение, что они все
{знают} о нас, что мы им знакомы. Я знаю, что слухи распространяются
быстро, и новость о нашем приземленнии облетела весь город... но ни
один из них, похоже, не хочет знать {больше}. Они видят нас, они
узнают нас, и этого достаточно. Они кажутся крайне заторможенными - не
просто по отношению к нам, но даже по отношению к своему собственному
окружению. Посмотри, как они передвигаются, и как они, похоже, едва
общаются друг с другом. Если бы они были похожи на зомби, это было бы
более понятно, но я не думаю, что они {являются} зомби. Они в полном
сознании и воспринимают окружающее, я уверенна в этом, но их сознание
столь направленное, столь целеустремлённое... Ты понимаешь, к чему я
веду?
- Если бы они действительно {были} роботами, - сказал я, - то они
не могли бы думать сами. Они были бы автоматами. Но их автоматизм не
обязательный. Они могут думать и реагировать, если хотят, но они не
хотят. У них нет никакого любопытства.
- Вот именно, - подытожила она. - Это я и имею в виду. Именно это
я вынесла из наблюдения за ними и из попыток прочесть их мысли.
{Полностью направленные разумы}, - подумал я. - {Полная
уверенность и в себе, и в окружающем. Как если бы}...
Как если бы они действительно {знали} всё.
Не просто всю мудрость, известную человеку, но всю возможную
мудрость. Такая полная уверенность могла быть только иллюзией. Только
ли?
- Что бы празит не делал, - обратился я к Мариэль, - но это не
только сидение на их спинах, составляя им компанию. Если он не
{захватил} их полностью - а тут вокруг, по мне, слишком много всего
чисто человеческого, чтобы поверить в это - тогда он действительно
предоставляет им гораздо большую власть над их собственным мозгом, чем
та, которой обладаем мы.
Одной вещью, которая поразила меня особенно, была {чистота}
дороги вдоль которой трусили наши животные. В углах тротуаров и в
самой поверхности дороги имелись водостоки, ограждённые каменными
бортиками. Отверстия были достаточно маленькими, но им, похоже, не
приходилось собирать буквально никаких стоков. Они не пахли ничем
особенно зловонным. Мы в конце рабочего дня находились,
предположительно, на самой оживлённой улице города, используемой
людьми, быками, тележками и экипажами, но на ней не было никакого
мусора.
{Упорядоченные мозги}, - подумалось мне, - {упорядоченные тела,
упорядоченные жилища. Даже яки обучены пользоваться туалетом}.
Я представил себе газетный загогловок: "Решение проблемы отбросов
в Классических Утопических Штатах." Однако, на сколько я знал ОН, они
никогда не позволили бы мне опубликовать это. Они посчитали бы это
секретным.
Мы въехали в пятый круг и увидели, что предпоследняя стена была
такой же законченной, как и остальные.
- Это не так поразительно, если задуматься, - сказал я. - Каждая
стена в Нью-Йорке покрыта побелкой в шесть слоёв толщиной. А ведь
Нью-Йорк {много} больше этого места.
- В Нью-Йорке, - возразила Мариэль, - пользуются
пульверизаторами, а не резцами.
- Может больше не будем больше говорить об этом до возвращения
домой, - предложил я. - Мы могли бы предоставить им почву для
размышления.
На дороге не было практически никакого движения. Мы проехали
несколько запряжённых быками телег, которые спускались с холма, но не
увидели больше никого верхом и ни одного экипажа. Любой, куда бы он не
шёл, шёл пешком, и даже тротуары не были заполнены людьми.
Нелюбопытные пешеходы все обладали чёрными шапками, и все они казались
хрупкого телосложения. Их рост варьировал, но среди них не было ни
одного слишком высокого. Основное большинство туник было белого цвета,
но я заметил также и несколько жёлтых, которые казались наиболее
распространёнными в полях. Некоторые были одеты в бледно голубое,
некоторые - в бледно коричневое различных оттенков. В одежде не было
никаких отличий, которые позолилил бы мне различать представителей
различных полов... по сути, похоже, почти не было способа различать
их. Туники были присобраны у шеи и талии, но между - имели тенденцию
развеваться свободными складками. Было не легко разглядеть очертания
груди. Должно было бы гораздо легче разглядеть признаки беременности,
но я не увидел ни одной. Конечно, было темно, а освещение улицы было
не слишком эффекитивным. Хуже было то, что группы людей были
безмолвны. Не велось никаких разговоров. Словно владельцы сезонных
билетов в любом городе Америки, Китая, Африки или Австралии все они
проходили мимо без наименьшего намёка на приветствие или участие. У
меня не было никакой возможности прикинуть, какой процент общего
населения являлся обладателем серебристого голоса.
Было достаточно трудно извлечь полезную информацию из того, что
мы видели.
Тем временем мы достигли последнего круга - арены внутри
последней стены. Здесь ворота были заперты, и двум людям, одетым в
бледно-зелёное пришлось выйти из маленькой двери внутри них, чтобы
отодвинуть два деревянных барьера. Я почти был готов обнаружить
внутренний круг в виде величественного футбольного стадиона с
гигантской чашей для зрительских мест и маленькой центральной ареной,
на которой при случае визитёров скармливали львам. Вместо этого там
оказались сады, засаженные деревьями и экзотическими растениями,
заложеные с тщательной и искусстной ассиметрией.
Тут же имелась квадратная площадка тротуара, где мы все
спешились. С внутренней поверхности последней стены выступала такая же
беспорядочная масса квадратных клеток с лестницами, балконами и
переходами, но ввместо того, чтобы простираться к центру, она
образовывала только внутреннее кольцо - своего рода украшение на
огромной белой поверхности. Несколько человек из тех, что я смог
увидеть идущими по переходам, были одеты в зелёное - остальные были
лучниками.
Животные были уведены, вероятно в стойло - длинное, неправильной
формы строение, зримо отличающееся от человеческих жилищ. Человек в
серебрянной тунике повёл нас в сад по дорожке, выложенной мозаичной
плиткой. Лучники за нами не последовали. Мжду деревьев порхали птицы,
но они не подавали голоса. Не было ни малейшего ветерка, чтобы
раскачивать ветки, и поэтому лёгкий, шелестящий звук перелетающих птиц
был единственным, нарушавшим тишину. Но теперь подо мной и рядом не
раздавалось цоканье бычьих ног, и я смог расслышать слабые звуки,
доносящиеся из отдалённых частей города - или может быть из помещений
под ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25