Сложные генные системы всегда являются тщательно
сбалансированными, уязвимыми к внешнему вмешательству. Единственной
проблемой было то, что такое вмешательство потребовало бы обширной
аналитической работы. Три человека, в распоряжении которых имелась
всего одна лаборатория, возможно не смогли бы выполнить её. Мы
достаточно легко могли вмешиваться в работу генной системы человека
только благодаря тому, что была в течение двух столетий уже была
проделана напряжённая работа по модификации системы человеческого
генотипа, и это давало нам начальный толчок. Чтобы добиться чего либо
похожего в изменении систем паразита, могло потребоваться тоже около
двух столетий.
Я провёл несколько часов, помагая Конраду проверить результаты
его экспериментов, сопоставляя рост и разрушение клеток в различных
культурах. Это была единственная работа, которую две пары рук могли
выполнять вместе - аппаратура, котрую использовала Линда, была
приспособлена для одного оператора.
Заняло не много времени, чтобы укрепить наше подозрение,
чтопаразит являлся необычно приспособляемым. На большинстве культур
тканей клетки не только начинали делиться, но и очень скоро начинали
отличаться от исходных, по мере того, как вызывалась реакция мимикрии.
Паразит принимался за культуры на человеческих тканях - большая их
часть была представлена Конрадом - с несколько меньшим энтузиазмом,
но, тем не менее, клетки росли. И, что было отнюдь не
противоестествено, клетки чувствовали себя гораздо менее комфортно на
обычных натриевых культурах. Довольно много стандартных смесей,
которые достаточно надёжно поддерживали буквально всех земных
эктопразитов, не поощряли рост ни одной клетки. Только несколько из
наиболее насыщенных, обогащённых протеином синтетических сред давали
возможность делиться клеткам паразита. Мы отобрали часть из них и
начали делить в качестве экспериментальной среды для испытаний
различных ядов. Мы также отделили несколько образцов с культурами на
человеческих тканях, чтобы можно было проверить пределы воздействия
различных форм подавляющих веществ. Что толку найти, как отравить
паразита, если при этом отравлению подвергнется и хозяин.
Всё это было рутинной работой, но вряд ли она была важной для
дальнейшего. Она могла помочь наткнуться на что-то полезное, но такая
возможность казалась мне маловероятной. Скорее всего был только один
безопасный и верный способ отюелить паразита от заражённых им людей, и
он зависел от результатов биохимических анализов. Как только мы
установим характер метаболизма организма, мы будем в состоянии
идентифицировать любые из от нескольких десятков до нескольких тысяч
простых протеинов и жиров, которые достаточно отличались от
аналогичных веществ, участвующих в метаболизме человека, чтобы их
можно было использовать в качестве безопасных мишеней для атаки.
Идентифицировав это, стандартной процедурой являлось присоединить
короткую генную цепочку, обычно не более десяти генов, которая должна
была запрограмировать сильную реакцию организма против данных веществ.
Это должно было быть связанно с вирусом, котрый мог вызвать эндэмию
среди населения, и вирус, затем, защитил бы своего хозяина от
инфицирования льбыми паразитическими клетками, чьи внутренние
химические процессы включали в себя молекулы, служащие мишенями.
Это была схема, оправдавшая себя в других колониях, применявшаяся
либо нами, либо отрядом Килнера. Это был не совсем надёжный способ -
клеточные процессы обычно очень хорошо защищены и молекулярный обмен -
как внутрь, так и наружу - чаще всего на столько медленен, что обычно
проходит "медовый период" прежде, чем защитные вирусы и вторгающиеся
клетки действительно вступают в войну друг с другом. Это означало, что
в некоторых случаях при использовании этой техники против чужеродных
протоорганизмов скорость уничтожения клеток захватчика была
недостаточна, чтобы поспевать за скоростью проникновения и повторным
инфицированием. Однако, при использовании её против объединённого
паразита, когда клетки захватчика держаться вместе для нибольшей
эффективности, это должно было сработать достаточно надёжно.
У меня оставалось, однако, одно большое сомнение
относительноданного конкретного случая, касающееся изменчивости клеток
паразита. Мы никак не могли выяснить пределов, в каких изменчивость
была приложима к реальному процессу обмена веществ паразита. Теория
говорила, что мимикрия всегда являлась поверхностным явлением, никогда
не распространявшимся до уровня молекулярных процессов... но меня
одолевал страх, что это могло оказаться тем самым исключением, которое
подтверждает правило.
Только время могло дать ответ. Быть может более долгое, чем мы
располагали. Линда могла получить список молекул, которые могут
послужить мишенью, в течение нескольких дней, но нельзя за несколько
дней создать вирус. Нам потребовалось бы несколько недель, даже, если
бы мы рабоитали по восемьнадцать часов ежедневно, чтобы создать
несколько атакующих вирусов. А затем мы ещё должны были бы проверить
их на культурах тканей. На это ушло бы только несколько дней, но
результаты нельзя было бы считать окончательными до тех пор, пока мы
не провели бы проверку в течение гораздо более длительного периода
времени - и в идеале до тех пор, пока не проверили бы в реальных
условиях, чтобы убедиться, что живая личность может быть стопроцентно
защищена от инфицирования.
Даже после этого скорость мутации празита продолжалда в
значительной мере маячить в качестве угрозы долговременному успеху.
Потребовалось бы не слишком много времени, чтобы появиться новому
поколению паразита, которое смогло бы противостоять нашему вирусу. А
затем должна была быть пущена в дело новая серия атакующих вирусов. А
затем новое поколение... а затем новая серия... и так до
бесконечности. Так происходило с различными классами вирусов на Земле,
и вот почему - даже в 23 веке - мы до сих пор не имели лекарства от
обычной простуды.
Я мог видеть все маячившие перед нами трудности, но не было
смысла сдаться и позволить им сокрушить меня. Когда тебя просят
сделать невозможное, единственно разумным было начать с начала и
продолжать в надежде, что где-то по пути невозможное превратится в
возможное. Нельзя допускать, чтобы твои усилия парализовались мыслью о
тупике. Если это и была чья-то работа - продлевать тупики, то это была
работа Натана - он был дипломатом.
Я заставил себя заняться лабораторной работой и постарался
отбросить ужас всей ситуации. В настоящее время я ничего не мог
поделать с этим.
И, наверное, и никто другой.

Глава 13

Теперь, когда нас было трое в лаборатории, мы установили
поочерёдные перерывы для сна длительностью по восемь часов, так что
всегда рботало двое. Ранним утром следующего дня я второй раз лёг
поспать на восемь часов. Когда я проснулся, то задержался, чтобы
выпить тюбик кофе и чего-нибудь поесть.
Натан и Мариэль снова были в центральной кабине, продолжая
трудиться над своими стопками бумаг, изредка сверяясь с экраном и
компьютером. Они работали над пиктограммами, разбирая содержавшуюся в
них информацию. Это казалось долгим делом - и не таким, которое могло
принести немедленные плоды.
- Я сожалею о прошлой ночи, - сказал Натан.
- Взаимно, - пробормотал я не слишком любезно.
- Это просто потому... кажется, что ты провёл всю свою жизнь во
сне. Словно ничего из этого не является реальным для тебя, а просто
служит абстрактными рассуждениями, имеющими чисто интеллектуальное
значение. Иногда мне кажется, что мне нужно было бы прибегнуть к
экстраодинарным мерам, чтобы затавить тебя увидеть, что вё это реально
и важно.
- И что реальные проблемы должны решаться практичными методами, -
сказал я. - А мы все знаем, что означает практичное решение. Я знаю,
как всё происходит в мире, Натан. И я знаю, что всё это реально.
- Как идут дела в лаборатории?
- А как они идут всегда? Медленно. Может тебе не ходить вокруг да
около и прямо поговрить с местным об их раскрытом секрете и попытке
обмана?
- Не сейчас, - ответил он. - Нас на время отавили в покое.
Подождём.
- Чего?
- Думаю, теперь их очередь делать ход. Теперь мы знаем, что они
пытались скрыть от нас. У нас теперь есть повод не доверять им. Они
боялись того, что мы подумали бы, если бы узнали правду, и того, что
мы могли бы сделать. Сейчас... им самое время удержать нас от этого.
Путём убеждения. Они должны сделать какие-нибудь предложения. Если бы
мы вышли наружу... тогда, возможно, они подумали бы, что вовсе не
обязательно делать предложения. Быть может, они решили бы, что можно
было бы применить несколько иной способ убеждения. Пока мы остаёмся
внутри, они испытывают беспокойство.
- Очень хитроумно, - прокоментировал я. - А предположим, что ни
не явятся сюда со шлляпой в руке и не заявят, что сожалеют?
- Тогда мы подождём. И будем продолжать ждать. В лаборатории у
вас есть всё, что требуется. Со временем вы наткнётесь на что-либо,
чем мы сможем воспользоваться. О, я знаю, что на это потребуются
недели, месяцы и один только Бог знает, сколько ещё времени... и,
конечно, вы не можете и не станете давать гарантию своих результатов.
Но мы располагаем неограниченным временем. Нам даже не нужно снова
выходить наружу до тех пор, пока у нас не будет на руках всех нужных
карт. И даже, если они возобновят переговоры... мы не станем
рисковать, Алекс. Вообще.
- Мне может понадобиться выйти наружу, - сказал я хмуро.
- Зачем?
- по любой из дюжины причин. Чтобы достать ещё один образец.
Поймать несколько мышей для экспериментов на целом организме. Чтобы
собрать немного растений в качестве сырого материала для выделения
местных протеинов. Мы не можем просто делать магические пассы, ты ведь
понимаешь. Нам нужно иметь материал для работы. Не так-то просто
выполнить все намеченые операции с едва ли двумя граммами образца...
да и тот факт, что он содержится всё время изолированно от воздуха
лаборатории, тоже не слишком помогает. Мы всё время работаем сквозь
пластиковые мембраны.
- Ладно, - сказал он успокаивающе. - Мы достанем то, что тебе
нужно. Если необходимо. Я всего лишь говорю, что мы должны быть
осторожны. Мы не знаем, что может произойти, выйди мы из шлюза.
Договорённость приказала долго жить.
- Если бы они хотели сыграть злую шутку, - сказал я, - у них была
масса возможностей. Они спасли мне жизнь... Они позволили мне
вернуться сюда и рассказать вам, что я видел. Нежели тебе это кажется
началом войны? Они проджолжают думать, что могут поговорить - убедить
нас признать их точку зрения.
- В таком случае, - сказал Натан, - им предоставляется
возможность возобновить переговоры, в любое удобное для них время.
Я покачал головой и вернулся к работе. Это было наиболее
безопасной и благоразумной линией поведения.
На данном этапе не приходилось ничего делать нового и ничего не
нужно было изобретать. Требовалось только снова и снова... проверять,
фиксировать в таблицы, просматривать результаты. Если паразит рос на
культуре, которая давала ему такую возможность, мы испытывали
доступные нам средства убить его. Прикончить его было не просто... Мы
не обнаружили ничего, что бы надёжно уничтожало его на человеческих
тканях, не нарушая одновременно и связей между человеческими клетками.
Но этого можно было только ожидать.
Линда начала создавать список простейших молекул, характерных для
метаболизма паразита. К несчастью, даже на этом уровне отмечались
различия между образцами выращенными на различных тканях. Клетки
{были} изменчивы метаболически. Ещё оставалась масса молекул, которые
присутствовали в каждом случае, но чем дальше бы мы продвигались в
сторону усложнения молекул, этот список должен был укорачиваться самым
драматичным образом. К тому времени, как мы подошли бы к молекулам
такой сложности и уязвимости, что они могли бы быть легко выделены для
нападения на них, могло остаться очень мало таких, которые непременно
участвовали в процессе обмена веществ этого создания, не зависимо от
того, в каких условиях оно росло. Часы летели с поразительной
скоростью. Линда отправилась со смены, а Конрад вернулся. Я
предоставил ему продолжать начатые им эксперименты, а сам подхватил
работу Линды. Ели мы не отрываясь от работы.
Мы не разговаривали. Мы не мешали друг другу. Мы достигли чего-то
похожего на идеальные рабочие взаимоотношения - внутри лаборатории, по
крайней мере. Снаружи мы рассуждали, спорили, сравнивали идеи. Внутри
- мы работали. Если мы и заговаривали друг с другом, то только, чтобы
обменяться информацией с максимальной эффективностью и минимумом
разглагольствований. Мы почти не замечали, как вращаются стрелки
часов. Я устал, но не особенно обращал на это внимание. Как только
удаётся вогнать тело и разум в определённый ритм, всё что нужно - это,
чтобы и мозг и руки были заняты. Можно продолжать так почти вечно,
впадая в своего рода транс.
Когда Линда снова появилась в дверях лаборатории, я просто решил,
что время истекло и что настала моя очередь идти спать. Я уже почти
прошёл в дверь, когда заметил, что она не была одета для работы и что
она звала также и Конрада.
- В чём дело? - Спросил я. Я глянул на часы и увидел, что ещё не
было полуночи по корабельному времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25