Кэйл развел руками:
– Ты видел и слышал ровно столько же, сколько и я. – Казалось, он приуныл.
Действие наркотика слабело. Эверетт это чувствовал.
– По дороге сюда, в пустыне, я видел машину вроде этой, на которой мы сейчас летали. С нее мою тачку пометили.
– Да, такие машины тут встречаются. А может, просто снятся. Ты когда-нибудь видел соты? Ведь не видел, правда?
– Правда.
– И я. В вэнсовском Лос-Анджелесе с ними не соприкасаешься. Только летаешь и лупишь по ним издали.
Эверетт вдруг подумал: а вдруг он и впрямь способен на то, чего ждет от него Кэйл? Вдруг он способен во сне сделать пробирочный мирок Кэйла явью? И если в настоящем мире Вэнс действительно мертв, вдруг он оживет?
Может быть, он обязан это сделать ради Гвен?

– Конечно, я помню Вэнса, – сказала Даун Крэш. – Тупой самонадеянный мужлан.
– Значит, он настоящий, – сказал Эверетт. – Не просто выдумка Кэйла. – Ему приходило в голову, что сцена над Лос-Анджелесом могла быть всего-навсего риторическим вымыслом, пропагандистским трюком в холодной войне Кэйла с Илфордом.
– Конечно, настоящий. И скандалы тут устраивал настоящие, пока его Илфорд не выгнал. – Она усмехнулась. – Если хочешь знать, я с ним даже спала.
– Выходит, пришельцы…
– Вэнс настоящий, но из этого еще не следует, что инопланетяне тоже настоящие, – возразил Фолт. – Всего-навсего еще один сон. Знаешь самый легкий способ держать народ в узде? Покажи ему какого-нибудь грозного врага, и тогда все твои глупости можно будет оправдать военной необходимостью.
Едва наступил вечер, Даун и Фолт приехали на машине и предложили Эверетту развеяться. Эверетт сидел в комнате Фолта у подвального окна, смотрел, как меркнет в тумане закат, и отходил от визита к Кэйлу. При виде взломанного холодильника Фолт нахмурился, но ничего не сказал.
Они спустились с холма в Прикрепленный район, к злачному местечку под названием «Пустота», где подавали мерзкое пиво в объемистых грязных кувшинах. Бар показался Эверетту знакомым, но воспоминания ускользали и на фоне всего прочего, что никак не удавалось припомнить, испортили ему настроение. В баре было людно, в кабинках и за столами – уйма мексиканских подростков с жидкими бороденками и стареющих шлюх, охотниц за дармовой выпивкой. У бильярдного стола, примеряясь стукнуть по шару, скалил зубы негр. Бармен непрестанно пихал монеты в проигрыватель, будто ему давно осточертела болтовня посетителей и он хотел заглушить ее музыкой. Эверетт, Даун и Фолт расположились в сумрачной кабинке у черной стены.
Эверетт почувствовал, как по жилам побежали хмель и ритм музыки. Показалось, что сам он – всего лишь сумма этих ощущений.
– Ты моих родителей помнишь? – спросил он Фолта.
– Ни разу их не видел, – осторожно ответил Фолт. Его, похоже, встревожила угрюмость в глазах Эверетта.
– Неужели я про них никогда не рассказывал?
– Может, и рассказывал, да только я не припоминаю. – Фолт поднял пивную кружку, спрятал за ней лицо.
– А я-то думал, если возвращаюсь, значит, кого-то найду. Себя.
– Когда я тебя в Вакавилле отыскал, ты был Хаосом. Радуйся тому, что имеешь.
– Понять, кто ты такой, воспоминания не помогут, – сказала Даун. – Тем более сейчас.
– Ну а что поможет? – спросил Эверетт с горечью и сарказмом. Лишь оставшись ни с чем, он понял, как ему был необходим ответ.
– Ты – это то, что ты делаешь. Ты – это твой выбор. – Она глотнула пива. – Тот, в кого себя превратишь.
– Значит, мне не надо беспокоиться насчет того, кем я был раньше? Даун пожала плечами.
– Беспокойся, если охота, только не зацикливайся. Потому что никогда не будешь знать наверняка.
– А как насчет тебя? – Эверетта вдруг разозлил ее самоуверенный тон. – Почему для тебя все так просто? Или ты помнишь, кем была до Развала? И считаешь, что нынче тебе живется ничуть не хуже, чем тогда?
– Мне бы очень хотелось забыть, кем я была раньше.
Эверетт поразмыслил над этим откровением и почувствовал жгучую зависть. Хотя, возможно, тут мало разницы с желанием не видеть снов, подумал он. С беспробудным пьянством, чтобы не видеть Келлога.
– Ведь ты и раньше была замужем за Гарриманом, да? – спросил он. – Ты ведь его жена?
– Мы уже давно вместе. Но это, пожалуй, не то, что ты думаешь.
– Он кто, ученый? Спец по снам? Кем он раньше был?
– Да, он вел исследования в этой области, но Развал, конечно, ему помешал, как и всем остальным. Не хочу говорить о Гарримане. Скучная тема.
Эверетт забрался поглубже в кресло. Он устал вытягивать из собеседников ответы, не проливающие ни капли света. Его взгляд медленно прошелся по стойке бара к в фасадному окну с полосками липкой ленты на трещинах в стекле и пыльной ветхой рамой. Он узнал стоявшего на улице человека, вернее, человекоподобного робота, телевангелиста. Он то ли проповедовал, то ли выговаривал двум пацанятам, которые сразу напомнили Эверетту Рэя и Дейла. Но это, конечно, были другие, совсем незнакомые дети. На глазах у Эверетта они вырвали из карманов андроида кипы брошюр, швырнули на асфальт и дали деру. Робот невозмутимо нагнулся и подобрать свое добро.
– Почему бы тебе на бильярде не поиграть? – сказала Даун Фолту.
Тот послушно кивнул и выскользнул из кабинки. Эверетт смотрел, как он подходит к столу, как, заговаривая с игроками, нервно дергает головой.
– Я хочу потолковать о девушке из снов, – произнесла Даун.
– Это ты о ком?
– О Гвен. Ее ведь так зовут? Ты ее любишь. Потому и вернулся.
Эверетт кивнул. Он слишком устал, а может, был слишком пьян, чтобы возражать.
– Кэйл хочет, чтобы ты сделал его мир настоящим.
Он отвернулся, не желая подтверждать. На вечеринке от него не укрылось, что Даун презирает Кэйла.
– Чтобы они с девушкой могли жить, – напирала она. – Только не лги, Билли мне все рассказал.
Он снова встретил ее взгляд. Все равно что кивнул.
В полумраке кабинки она придвинулась к нему – соприкоснулись плечи, бедра и колени.
– Знаешь, – сказала она, – а ведь у меня есть идея получше.
– Получше, чем какая?
– Преврати меня в Гвен.
– Не понял.
– Воспользуйся своей силой, чтобы сделать из меня ту, кого ты хочешь. Тогда она станет живой, и ты ее получишь. Ты ведь способен, сам знаешь. Сделай меня ею, и уедем отсюда вместе. Если хочешь, переберемся в тот дом из твоих снов.
Он закрыл глаза, поднял и осушил кружку. И почувствовал на своем бедре ее ладонь.
– Это не очень порядочно, – выдавил он.
– Благодарю.
– Можно спросить, какая тебе в этом выгода?
Она рассмеялась и вонзила пальцы в его ногу.
– Эверетт, я бы могла ответить: не твое дело. Но я скажу. Я снова стану молодой. Конечно, я еще не старуха, но твоя Гвен совсем молоденькая, как и ты. А мне хочется новой жизни. И ты способен посодействовать. У тебя есть сила.
Он промолчал.
– Эверетт, она же не настоящая. И я знаю, как тебе этого хочется. А после тебе не придется творить чудеса.
– Ну а как же Гарриман и Илфорд? Как насчет их планов?
– Милый, я с удовольствием погляжу, как их планы развеются в дым. – Не убирая руки с его бедра, она повернулась, и ее лицо оказалось напротив лица Эверетта.
– Поцелуй меня.
Он приник к ее губам и ощутил вкус ее дыхания. Сладкое, как яблочный сок. Но с горьковатой примесью. Вроде сажи или уксуса.
Даун оторвалась от скамейки, прижалась к Эверетту грудью и животом. Эверетт почувствовал, как она расстегивает ему ширинку. Рев динамиков, запах пота и застоялого дыма, стук бильярдных шаров, язык Даун у него во рту и рука на его бедре – все отодвинулось прочь, точно айсберг. Перед Эвереттом остались только море и туман.
Он выпрямил спину и потряс головой. Даун открыла глаза, усмехнулась и отстранилась.
– Ты же знаешь, ты – не Гвен. – Ему хотелось вместе с этой фразой выплеснуть всю свою мировую скорбь.
Но с лица Даун не сходила улыбка:
– Да. Пока – не Гвен. Но я не совсем безнадежна.
Он покинул кабинку, прошел в туалет и встал, покачиваясь, у писсуара. Следом вошел Фолт с кием в руке.
– Ну, чего, Эверетт? Ты как?
– Пошли отсюда, – сказал Эверетт.
Он стоял и смотрел вверх, на низкий небосклон, на толщу тумана, что придавила черные рощи. Даун высадила Эверетта и Фолта у подъездной дорожки перед домом Илфорда, и ее машина скрылась в ночи, и почти тотчас умер гул мотора.
В тот миг Эверетт пожалел, что отпустил ее. Ведь он мог вырваться из этой гнетущей громадины – дома Илфорда, поехать к ней, лечь в ее постель и спрашивать, спрашивать… Похоже, ее влечение было как-то связано с тем, что она помнила… Он ненавидел себя. За то, что толкнуло его к ней. За то, что у него нет прошлого.
Он повернулся к дому и разглядел силуэт Фолта. Тот ждал. Внезапно к горлу подкатила рвота.
– Так ты и нашим и вашим, ara? – спросил он.
– Чего? – Фолт вытаращился на него в потемках.
– Всем подряд меня подсовываешь. Ил-форду, Кэйлу, а теперь и Даун…
– Хамишь, Эверетт.
– Каждому охота отщипнуть от меня кусочек, – сказал Эверетт. – Всем, кроме тебя. Для тебя я – живец.
– Ты очень многого не понимаешь, – сказал Фолт.
– Тебя хоть заботит, на чьей ты стороне?
– Меня одно заботит: выжить, – гордо изрек Фолт. – Как и тебя, как и всех прочих. Что надо делать, то я и делаю. Ты ведь, Эверетт, моих проблем не знаешь. Понятия не имеешь, что со мной было.
Наступила тишина. Эверетт и Фолт стояли друг против друга во тьме на подъездной дорожке. Эверетт слышал собственные вздохи, чувствовал пульс, усиленный хмелем. Впереди сияли окна Илфордовой гостиной, точно маяки в тумане. Окно подвальной комнаты не светилось.
– Ты прав, – сказал наконец Эверетт. – Я не знаю, что с тобой было.
– То-то и оно.
– Ну так расскажи. Что с нами было, когда случился Развал? Что произошло с Кэйлом?
– Да ничего особенного. Могло быть куда хуже.
– Кого защищаешь? Илфорда? Кэйла? Или себя?
– Никого я не…
– Тогда расскажи, что знаешь.
– Не могу. – Фолт повернулся и зашагал к дому.
Эверетт остался кипеть от злости. Он чуть было не пошел в противоположную сторону, в ночь, в туман. Но в конце концов взял себя в руки и направился следом за Фолтом, в круг света, что падал из окон. У спуска на цокольный этаж он догнал Фолта.
– Мне кольнуться надо, – сказал он.
– Ступай наверх и ложись спать. И так меня ограбил.
– Билли, дай.
– Заткнись, нельзя тут об этом тре паться…
– Тогда внизу.
Они спустились в комнату Фолта.

– Ты долго не приходил, – сказала Гвен.
Дел было невпроворот, – объяснил он. – Все так усложнилось…
Сидя на контурах постели в окружении пустоты, она привлекла его к себе, обняла. Эхо прикосновения, шепот на языке памяти… Но ему надоели эхо и шепот.
– Ты должен что-нибудь сделать, чтобы мы были вместе, – сказала она. – Больше не могу лежать тут и ждать. Невыносимо…
– Но это не так просто, – возразил он.
– Кэйл говорит, способ есть.
– Кэйлу кажется, что способ есть.
– Он сказал, ты можешь закончить начатое им. Ведь ты позвал меня, помог проснуться. Ты можешь возвратить меня в мир.
Эверетт поморщился, как от боли:
– Возможно. Возможно, что-нибудь подобное в моих силах.
– Да, Эверетт. Кэйл в этом уверен.
– А Кэйл… – Он не договорил. Кэйла здесь нет, но это не важно. Она говорит словами Кэйла. И вообще, лучше считать, что это – сам Кэйл, в ее образе, с ее голосом. Лучше, чем думать, что он запрограммировал ее или управляет ею издали. Впрочем, не имеет значения.
Он отстранился.
– Что-нибудь не так? – Она посмотрела ему в глаза.
– Мне надо знать, кто я.
– Я знаю, кто ты.
– Скажи.
– Ты Эверетт. Ты любишь Гвен. Эверетт для Гвен. Точь-в-точь как я. Гвен для Эверетта. Гвен с Эвереттом. Она заморгала и потупилась, затем снова посмотрела ему в глаза. – Эверетт, ты меня любишь?
– Да. Но я не…
– Выходит, я тебя знаю.
– Нет, не выходит, – сказал он. – Ты меня не знаешь.
– Но почему?
Он отодвинулся от нее на постели:
– Можно, я тебе кое-что покажу? Она безропотно кивнула. Он перенес ее в Хэтфорк.

Они очутились на автомобильной стоянке подле Комплекса. Пекло солнце, дул ветер пустыни; у обоих вмиг пересохло в горле. Афиши по-прежнему утверждали, что во всех кинозалах идет только «Хаос». Асфальт жег подметки, норовил добраться до пяток. Хаос поморщился и потянул Гвен за руку под козырек служебного входа.
– Эверетт… – заговорила она.
– Тут надо звать меня Хаосом, – перебил он.
Хаос достал из кармана старые ключи и отворил дверь. Они вошли в коридор, что вел в проекционную кабину.
– Почему я должна звать тебя Хаосом? – Гвен жалась к стене коридора. Она, похоже, боялась.
– Потому что это мое здешнее имя. – Он протянул руку, коснулся ее плеча, и она робко улыбнулась. – Может быть, я сам себя так прозвал. Ведь я участвую во всем, что здесь делается. Я помогал создавать это место.
– Не понимаю. Место уже ничего не значит, так Кэйл сказал. Он говорит, что может сделать любое место, какое захочет. И ты, Эверетт, можешь.
– Это другое место, не такое, как те, что Кэйл делает. То есть я его не в одиночку создавал. Оно мне даже не нравится. Но оно – часть меня. Часть, которую я могу вспомнить.
Он затворил дверь, заточил себя и Гвен во мрак. Но путь он помнил и знал, что не забудет никогда. Схватил Гвен за руку и повел вверх по лестнице.
В проекционной кабине все было по-прежнему: старая аппаратура под слоем пыли, грязные одеяла, запиханные под кровать. Сигареты лежали там, где он их оставил. Он вспомнил, что не курил со дня отъезда. Он вспомнил тот день, тот спор с Келлогом в сухом водохранилище, побег. Он разорвал и сбросил липкую паутину воспоминаний, усадил Гвен на кровать и зажег свечи в углах кабины.
– Это что? – спросила она. – Ты тут жил?
– Пять лет.
– Эверетт, по-моему, ты ошибаешься. Кэйл мне сказал, что ты думаешь, будто не был с нами пять лет, но ведь это – не на самом деле.
Все, что она знала, она знала со слов Кэйла. Эверетт видел: Кэйл не пожалел труда на подготовку. Чтобы Гвен, когда придет ее час, с блеском сыграла свою роль. Чтобы она не упустила свой шанс стать настоящей.
– Не важно, – сказал Эверетт. – Я здесь был, и я это помню. Для меня это – пять лет.
Она недоверчиво покачала головой и вдруг нахмурилась, взглянув ему в лицо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26