Они сторожат Бенедикта и друг друга. Пока на турбазе нет ни меня, ни Рунда, ничего страшного не произойдет. Я сообщил в управление Галактической Полиции, что Бенедикт арестован. Люди Рунда его не тронут. Давай, до связи, и смотри в оба.
Эфир опустел.
– Вот они, вот они! – истошно заорал Брубер.
Точно так орал один пилот, которому привиделась сапиенская летающая тарелка. Пассажиров тогда чуть кондрашка не хватила.
– Где?
– Вот, – тыкал он в экран. – Позади, над нами. Прячутся в облаках. Опять пропали…
Я успел разглядеть темный треугольник среди разрывов облаков. Следовательно, нам нужно прижаться к земле…
Флаер послушно спикировал.
– Может, здоровье дороже? – крайне неуверенно высказал предположение Вейлинг.
Я ответил ему, что его тут вообще нет и добавил, что мы захватили только три парашюта.
– Пилот обязан пожертвовать парашютом ради пассажира, – ответил он.
– Они все равно видят нас на радаре, – вставил Цанс.
Сельва надвигалась рыхлой, пушистой массой. Кое-где сверкнула вода.
– А вот и Город, – Брубер указал на горизонт.
На наших глазах из сизо-зеленого лесного месива вырастали исполинские трапециевидные скалы с ровными, плоскими верхушками. Словно какой-то ребенок ростом с Вершину Грез прошелся по сельве, расставляя тут и там куличики из глины. Сканер показывал, что высота «домов» в Городе колеблется от двухсот до восьмисот метров. Я снова снизил высоту и сбавил скорость. Теперь, чтобы видеть нас на радаре, Рунду придется сохранять высоту в несколько километров.
Я связался с Виттенгером через комлог.
– Полковник, вы нас видите?
– Ну видим.
– Отлично. Нагоняйте и держитесь над нами. Как нагоните, одновременно со мной выключите оповещение «свой-чужой». Если Дуг скажет, что это невозможно, вы знаете, как поступить…
– Знаю. Но, по-моему, он уже готов к сотрудничеству.
– Скажите ему спасибо от меня. Короче, вы поняли идею: Рунд должен перестать различать нас. Потом я уйду вниз, а вы летите над Городом.
– Ладно, попробуем.
Дуг нагнал нас без труда. Некоторое время мы летели вместе, потом, отключив сигнал «свой», я направил флаер между двумя «домами». Улицы в Городе были достаточно широкими, я планировал добраться до того места, где обнаружили моролингов, «дворами». Я сбавил высоту до минимума, деревья проплывали в нескольких десятках метров под нами. Иногда впереди возникали клубы тумана, и мне приходилось снова набирать высоту.
– Смотрите, точь-в-точь ваш термитник, – Вейлинг попытался обратить мое внимание на вытянутую скалу, высотою около трехсот метров.
– Откуда ты знаешь, что я живу в термитнике?
– Случайно узнал.
Такой ответ я счел абсолютно неудовлетворительным.
Из Брубера вышел бы неплохой штурман. Он деловито указывал «направо», «налево», «осторожно, тупик». Мы петляли по Городу как заправские таксисты. Но однажды он забыл скомандовать «вверх».
По флаеру что-то жестко хлестнуло. Как назло, в этот момент я влетел в туман и потерял горизонт. Я сбавил скорость, потянул штурвал, но машина не подчинялась. Флаер принял еще один удар, потом еще…
– Допрыгались… – это было последним, что я услышал перед падением. Говорил, по-моему, Вейлинг.
Несколько секунд нас страшно трясло и швыряло во все стороны. Переваливаясь с ветки на ветку, флаер быстро добрался до того, что в туристическом путеводителе назвали бы поверхностью, но в действительности это было болото.
На нас навалилась тишина.
– Все живы? – спросил я.
– За всех не поручусь, но я, кажется, жив, – сказал Брубер и стал ощупывать локти и колени. – Даже цел, как ни странно.
Сзади заохали. Я отстегнул ремни и обернулся.
– Профессор?
– Жив, – прошептал Цанс. Он сидел недвижно, с закрытыми глазами, крепко вцепившись в подголовник моего кресла.
– Вейлинг?
Трехэтажный мат в мой адрес был признан на тот момент лучшим ответом.
– Вылезаем, – скомандовал я. – И не забываем вещи.
Поочередно мы выбрались на обрубок правого крыла. Судя по осадке здесь было не глубоко – не больше полуметра. Левое крыло застряло где-то наверху в ветвях.
– Мы не горим? – спросил Брубер, принюхиваясь.
Над двигателями начинал струиться голубоватый дымок.
– Горим, – кивнул я.
Все как по команде попрыгали в воду и побежали. Первым бежал Вейлинг. Не размышляя, куда он бежит, мы следовали за ним. Таким образом пробежали метров пятьдесят, пока флаер не скрылся за болотным кустарником.
Вейлинг, задыхаясь, рухнул на какой-то куст. Если бы он рухнул от бессилия, то не выбрал бы куст, а упал бы, где стоял – в воду. Брубер подковылял, держась за сердце. Последними подошли мы с Цансом. Одной рукою я поддерживал престарелого профессора, в другой тащил рюкзак с походным барахлом. Почему-то я заранее решил, что вернусь на турбазу не скоро.
Этого следовало ожидать: как только мои бывшие пассажиры пришли к выводу, что кроме синяков и ссадин, других повреждений у них нет, они устроили мне разбор полетов.
– Ильинский, вы, кажется, сказали, что вы опытный пилот, – заметил Цанс.
– Так оно и есть. Я опытный пилот, но не летчик-истребитель. Я только вел машину, за приборами следил Брубер. Определить расстояние на глаз на Ауре невозможно.
– Вы намекаете на высотомер? Что он по-вашему мог показывать в двадцати метрах над деревьями?
– Вот-вот… двадцать, говорите, а оказалось – ноль, – встрял Вейлинг.
Брубер возмутился:
– Посадили бы за приборы Цанса, он – физик.
– Сказали бы раньше, что не разбираетесь в цифрах – сел бы, – отшил его физик.
Я приказал всем замолчать. Нам пора было сориентироваться. Я посмотрел по сторонам. Вокруг возвышались деревья, уходя кронами в небо. Голые стволы опутывала склизкие, мохнатые лианы. Из зеленой воды, покрывавшей вязкую почву, там и сям выпячивались хищные кусты с желтыми цветами. На одном из таких кустов примостился Вейлинг.
– Вы бы слезли с него, – посоветовал я.
Он попробовал оторвать задницу.
– Прилип!
Перед полетом мы все облачились в защитные комбинезоны с вентиляцией и охлаждением. Если надеть шлем, то комбинезон превращался в скафандр средней биологической защиты. Шлемы мы не надевали, и они болтались за затылком. Не сговариваясь, мы схватили Вейлинга кто за что успел и вырвали его из лап хищного растения. К счастью, зеленые когти не прорвали комбинезон, но поцарапали Вейлингу щеку, когда он вертел головой, пытаясь рассмотреть, кто его держит.
Антибиотики из аптечки, которую я не забыл прихватить с турбазы, я ввел Вейлингу прямо в шею, поскольку другие мягкие места скрывал комбинезон. Иммунно-модуляторы и прививки от всех ауранских зараз путешественники получают на Терминале Ауры, но чем черт не шутит…
– Вас мама в детстве не учила… – я приступил к воспитательной беседе, но Цанс меня остановил:
– Оставьте, он еще не пришел в себя.
Над головою загоготала какая-то местная тварь, я вскинул голову и остолбенел. Кроны деревьев совершали плавное, равномерное покачивание по кругу, друг за другом, как бы в хороводе. Безоблачный пятачок неба смотрел на нас с каким-то скрытым коварством.
Меня прошиб холодный пот. Следуя поднебесному хороводу, закружилась голова.
– Что с вами? – обеспокоено спросил Цанс. – Вам плохо?
– Нет, просто показалось…
– Микроциклоны, – сказал Брубер, вскинув голову. – Ничего страшного.
Знал ли он то, о чем писал?
Я спросил:
– Вейлинг, ты читал роман «Моролинги»?
– Нет… извините, – это он писателю. – А что вы хотите этим сказать?
– Пойдете первым, налегке. Берите нож и расчищайте дорогу.
Брубер тайком усмехнулся.
– Погодите, надо сперва решить, куда идти, – взмолился Вейлинг.
– Вон туда, – не глядя показал пальцем Брубер. Он смотрел на дисплей топометра.
Вейлинга охватила истерика.
– Вы все с ума по сходили. Надо звать на помощь. Немедленно!
– Объясните ему, я устал, – сказал я Бруберу.
– Не известно, кто нас первым запеленгует – Рунд или Виттенгер. Господин Ильинский именно это имел в виду. Я тоже считаю, что пока не стоит звать на помощь, но по другой причине.
– Не соблаговолите изложить?
– Охотно. По моим данным моролинги в полукилометре отсюда, у подножия одного из «домов». Нельзя их спугнуть.
– Так-так, – вмешался Цанс. – Вы что-то от нас скрываете. Во-первых, откуда вам известно, где находятся моролинги. Что значит «по моим данным»? Они другие, нежели у нас? Во-вторых, неужели у моролингов есть пеленгаторы. Иначе, что значит «спугнуть»? В-третьих…
– Профессор, не спешите так, – прервал я Цанса. – Господин Брубер объяснит нам все по дороге. Какой там азимут?
– Двести десять, – ответил Брубер.
– Вейлинг, ты слышал?
– Слышал.
– Тогда, вперед. Вы, господин Брубер, идите следом. Потом вы, профессор. Последним пойду я, буду следить, чтобы никто не отстал.
Мы распределились и пошли. Скромные пожитки и тем более один единственный бластер, я никому не доверил. Вейлинг не проявлял должного энтузиазма, шел вяло, заросли чистил только для себя. Отстать от него мы не боялись. Вообще, по-моему, только Вейлинг боялся встречи с моролингами больше меня. А может – и меньше – раз он не читал «Моролингов». Профессор и писатель то и дело останавливались, чтобы получше рассмотреть какое-нибудь растение или животное. Оба не были биологами, поэтому задачу перед собой поставили минимальную: научиться отличать ауранских животных от растений. Брубер обозвал кого-то «тварью». Между ними возник спор, следует ли называть тварями только животных, или растение – это тоже тварь. Строгому смысловому анализу была подвергнута фраза «каждой твари по паре». Выходило, что твари должны быть обязательно разнополыми.
Спор прекратился, когда одна из местных тварей, смахивавшая на шестиногого попугая или крупную пернатую саранчу, напала на Брубера сзади. Я подскочил и отогнал тварь ножом. Цанс причитал: «только не убивайте, только не убивайте». Кстати, Брубер рисковал попасть под нож больше, чем шестиногий попугай, но, кажется, Цанс имел в виду как раз попугая. Потом они заспорили по поводу моролингов. Брубер говорил, что моролингов надо предоставить самих себе и изучать по мере возможности. Цанс утверждал прямо противоположное – моролингов надо изучать, но, по мере возможности, не трогать.
Бруберу было поручено время от времени окликать Вейлинга, а Вейлингу – откликаться. Вскоре эта перекличка надоела и тому и другому.
– Как ваша аллергия? – спросил меня Цанс.
Он уже знал, что у меня на все планеты, кроме Фаона и Земли, стойкая аллергия.
– Нос заложило, – признался я.
– Пахнет дымом, – обрадовал он меня.
Я встал как вкопанный. Брубер плелся чуть впереди. Я зашипел ему:
– Эй, писатель, стойте.
Он остановился.
– Где Вейлинг?
– Там, – он указал на заросли шипастого бамбука.
– Вы уверены?
Он пожал плечами. В зарослях точно кто-то шевелился, даже мелькала серая верхняя часть комбинезона в пятнах грязи.
– Дайте ваш комлог, – велел я Цансу.
Он подал, потом открыл рот, чтобы спросить, зачем мне его комлог. Я размахнулся и бросил комлог в сторону серого пятна, целя чуть выше.
– Вы там спятили?! – Из ветвей показалась физиономия Вейлинга. Он потирал затылок. – Ильинский, ваша работа?
У меня отлегло от сердца.
– Почему вы не воспользовались своим? – с любопытством спросил меня Цанс.
– Ваш тяжелее. Вейлинг, подбери комлог и отдай профессору. Ты перестал откликаться, и мы за тебя испугались.
Несколько минут мы искали в болотной жиже комлог Цанса. Насилу нашли.
– Хорошо что водонепроницаемый, – с облегчением сказал Цанс, вытирая рукавом испачканный прибор.
– Объясните все-таки, зачем нужна была эта комедия? – продолжал негодовать Вейлинг.
– Это не комедия, это роман, причем трагический. В романе господина Брубера моролинги по очереди подменяют исследователей, спасшихся после авиакатастрофы. То есть моролинги убивали впередиидущего… – я многозначительно посмотрел на Вейлинга, – …надевали его одежду и вели оставшихся исследователей по кругу, назад к разбитому флаеру. Так они поступали, пока не перебили всех исследователей.
Вейлинг окрысился:
– Значит, вы мною пожертвовали, как самым малоценным.
– Ну не профессором же мне жертвовать, – ответил я с самой неподдельной искренностью.
– Спасибо, – сказал мне Цанс. – Однако дымом все равно пахнет.
– Азимут?
Брубер улыбнулся и сделал вид, что принюхивается.
– Сто пятьдесят… нет, стоп, сто пятьдесят три.
– Вот не подумал бы… – изумленно глядя на писателя, протянул Цанс.
– Вейлинг, ступайте в… назад.
Он с готовностью выполнил приказ.
– Возьми рюкзак, отвечаешь за него головой, – добавил я. – Всем надеть шлемы.
Метров тридцать мы шли низко согнувшись, еще десять – на четвереньках. Местами вода была по грудь. Дрожащими от волнения руками я раздвинул стебли шипастого бамбука.
Флаера не было. «Затянуло», – мелькнула мысль, но я ее сразу же отверг, ведь если бы его затянуло, как бы он тогда дымил?
Пятнадцать метров ползком по травянистому подъему, и перед нами открылась сухая, утоптанная поляна. Дальше, но на каком расстоянии – боюсь сказать, возвышалась трапециевидная скала-дом, ее основание закрывали деревья.
Посреди поляны горел костер, от него шел дым – обычный дым от горящего дерева, а не от горящей обшивки. Вокруг костра сидело четверо моролингов, потом к ним подошел еще один. Тот, что подошел был невысокого роста, кривоног и с небольшим животом, он сел лицом ко мне. Три моролинга сидели спиной ко мне, одного я видел в полупрофиль. В руках они держали дымящиеся трубки из шипастого бамбука, срезанные шипы напоминали о себе продолговатыми бородавками. Время от времени моролинги вдыхали из трубок дым.
Отсюда они казались просто очень темнокожими, но к тому времени я столько наслушался о зеленоватом оттенке их кожи, что готов признать – да, есть в них что-то зеленоватое, – точно так, как в иссиня-черном цвете есть что-то синеватое. Ярко разрисованные маски с перьями закрывали их лица, поэтому по поводу лиц ничего определенного сказать не могу. Скулы – широкие, ушные мочки оттянуты тяжелыми серьгами из чьих-то зубов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48