В Проклятых Землях не было никаких дорог, но караван безошибочно двигался на север и немного на запад, не останавливаясь, ничего не уточняя и не высчитывая. Ледяной Сокол припомнил бледную тропу в траве, невидимую с земли и прямую, как тетива. Вечерами, точнее, при наступлении сумерек, когда траву схватывало инеем, Ледяной Сокол видел, как Ваир на-Чандрос и женщина по имени Хетья прохаживались вдоль повозок, а между ними шел Тир. Тир с каждым днем выглядел все более изможденным и худым. Ледяной Сокол никогда не подходил достаточно близко, чтобы услышать, о чем они говорят – он не осмеливался из-за Бектиса, но ему казалось, что именно Тир показывал на прогалины между холмами и определял направление при тусклом свете звезд.Земля становилась все суровее. Глинистые холмы, все более крутые, были испещрены вымоинами и овражками. На равнинах в темноте светился сланч. Ледяной Сокол дважды превращался в тень, осматривал лагерь и пытался найти возможность вырвать Тира из железной хватки Ваира. Но Тир почти все время был связан, и вокруг него постоянно находилось множество охранников. Холодная Смерть была очень грозным воином и шаманом, о чем не всякий мог догадаться, глядя на нее, но из-за хрустальной руки Бектиса даже ее поддержки могло не хватить, чтобы благополучно выкрасть мальчика. Ваир мог убить Тира, лишь бы не дать ему бежать. Несмотря на все ее легкомыслие, Ледяной Сокол любил сестру и не хотел бы увидеть, как из хрустальной руки Бектиса вырывается молния и поражает ее, как поразила Руди. У них была только одна попытка, и эта единственная попытка должна была оказаться успешной.Непонятно, что именно требовалось Ваиру, но это «что-то» находилось на севере.Ледяной Сокол вновь и вновь вспоминал тропу, которую видел сверху. Несомненно, работа Былых Времен, о которых не помнили люди Истинного Мира. Он спросил о ней Холодную Смерть, но Холодная Смерть, которая знала свойства каждой травинки и корешка на бескрайних равнинах Истинного Мира, которая знала имя ки каждого дерева и ручейка, сказала только:– Я никогда об этом не слышала, брат мой.И Потерявший Путь, который мог рассказать (и по ночам рассказывал) подробности о любой лошади, принадлежавшей его народу и тем кланам и племенам, у кого Народ Пустых Озер отбирал в набегах коней; который мог определить следы мамонтов и каждого мускусного быка и оленя в полудюжине стад, да еще и рассказать про каждого историю, только покачал головой и сказал:– Это глупо. На Севере нет ничего, кроме Льда. Зачем бы прокладывать туда дорогу?– Именно это я и пытаюсь понять, – раздраженно сказал Ледяной Сокол, хотя знал, что точно такой же ответ получил бы и от Полдня, и от любого его друга – будь то Красная Лисица, или Не Спящий Всю Ночь, или Пятьдесят Любовниц. Потерявший Путь мог, как и любой другой житель Истинного Мира, говорить о привычках давно вымерших животных, или вспоминать мельчайшие подробности военных сражений и охот, происходивших много поколений назад, но совершенно не интересовался тварями, порожденными сланчем, которые бродили по холмам, с которых ушли газели и носороги, мешковатыми бесформенными созданиями, про которых Холодная Смерть сказала, что это изуродованное подражание той жизни, которая была когда-то в прошлом.«Почему?» – не понимал Ледяной Сокол. «Потерянные сны, – объясняла Холодная Смерть, – вплетенные в сланч и бездумно воплощенные в жизнь». Но чьи сны? И что же это за мир, который породил их?Наверное, немного пристыженно думал Ледяной Сокол, я нахожусь под сильным влиянием обычаев цивилизованных людей. Ему не очень хотелось говорить об этом с сестрой или с Потерявшим Путь.Действительно, не в привычках Говорящих со Звездами было выказывать интерес к вещам, не имевшим отношения к жизни в Истинном Мире.Но дорога никуда не исчезла. И чем холоднее становилось, чем больше земли покрывал сланч, который не шуршал даже от резких порывов ветра, чем больше безмолвных его обитателей появлялось вместо животных, которые раньше мирно паслись в этих умирающих прериях, тем приятнее звучали для Ледяного Сокола отдаленное жалобное блеяние овец Алкетча и скрип повозок, потому что только эти живые звуки нарушали теперь безмолвие мертвых земель.Весна была в самом разгаре, но становилось все холоднее, и грозы, раньше ежедневно бушевавшие над этой землей, давно прекратились, и птицы исчезли. Остался только ветер, пахнувший камнем и мокрым снегом.Днями они следовали за караваном, а ночами работали, срезая, где только возможно, молодые деревца гикори и делая из них снегоступы и полозья для саней. Кроме того, они кроили куртки из шкур бизона, мускусного быка и овец, а потом сшивали их сухожилиями – мехом и внутрь и наружу.Дважды караван останавливался на целый день около больших рек. Ваир, Наргуа, Хетья и некоторые воины грели воду и мылись в специально приспособленной для этого палатке, а священники проводили обряды во славу Истинного Бога.Наконец однажды Ледяной Сокол увидел, как вдалеке сверкает нечто бело-голубое, вспыхивая в свете холодного солнца.Слишком рано, подумал он, слишком рано. Они должны сейчас приближаться к осиновым рощам, к березовым и кленовым лесам, к речкам и лугам, расположенным южнее Края Ночной Реки, к летним пастбищам его народа, к дому, который навсегда остался в его сердце.Об этом говорил Потерявший Путь; об этом говорила Холодная Смерть. Но сердце не верило. Край детских радостей, земля, на которой он должен был стать вождем своего народа, была потеряна для него навсегда, погребена под тяжестью времен, снегов и судьбы. Приходилось признать, что он видит Льды Севера. * * * – Я болела во время путешествия. – Хетья мрачно уставилась в свинцовое утро глазами Оале Найу. – Пришли дарки и окружили наш лагерь. Мы, маги, сражались с ними, огородив лагерь стенами огня и молний. Но их могущество невероятно. – Она потерла бровь, словно пытаясь стереть воспоминания. – Мы выжили, но многие из нас долго лежали после этого, как мертвые, не в силах пошевелиться или сказать что-либо.Она искоса взглянула на Тира с непонятным выражением, прикрыв рот тяжелым воротником.– Вы помните это, лорд Альтир?Тир поежился, хотя был укутан в меховую шубу, великолепное одеяние, сшитое по моде Юга. Ее дал Тиру Ваир, потому что с каждым днем становилось все холоднее и, несмотря на май, ночами ударял мороз. Но даже через парчу и рысий мех, укрывавшие его худенькие плечи, крюк лорда Ваира ранил его плоть. Впрочем, не это было самым ужасным. Гораздо хуже бывало, когда он начинал своими бледными глазами сверлить затылок Тира.– Я не… – начал Тир и увидел что-то странное в ее взгляде. Из-под маски Оале Найу выглядывали испуганные глаза Хетьи. Он сглотнул и кивнул. – Я не… я не помню их имен. – Впервые в жизни он солгал, говоря о своих воспоминаниях. Тир быстро отвернулся и уставился на равнину. Вода покрывала камни и чахлую траву, в ней плавали бледно-голубые льдинки, солома и хрупкие розовые песчаные лилии. Пятна сланча отравляли эти земли, расплываясь все дальше и дальше, но кое-что все же осталось неизменным.«Выбрось все из головы, – сказал ему как-то Руди. – Не думай о том, что нам может потребоваться, или о том, что пытается узнать у тебя Джил. Рассказывай только то, что ты на самом деле видишь, и неважно, есть в этом смысл или нет».Было очень трудно выбросить из головы лорда Ваира.– Дорога шла туда. – Он показал в сторону разрушенной стены из щебня и черных костей, до которой оставалось четыре дня пути по равнине. – Она огибала этот холм справа. Они называли его Великий Хранитель. Там была долина.– Если мне будет позволено высказаться, – сказал Бектис, поглаживая бороду, – логичнее для дороги огибать этот холм слева, а не справа. Здесь начинается русло, как вы и сами изволите видеть, мой господин. Повозкам тоже легче пройти здесь.– Так что же, мальчик? – Голос Ваира был бритвой, немедленно рассекшей в воображении лицо Тира, срезавшей наполовину исцелившуюся плоть и обнажившей кости и мозг. – Налево или направо?Тир закрыл глаза.Горло, грудь, желудок – все сжималось от ужаса перед предстоящим избиением, перед еще одним ударом крюка. С самого раннего детства Руди учил его доверять своим воспоминаниям, вызывать их легко и спокойно. Если ты ничего не видишь, просто скажи: «Эй, послушайте, я не помню…».Тиру не хотелось даже думать о том, что произойдет, скажи он Ваиру на-Чандросу: «Эй, послушайте, я не помню».А вот солгать о том, что он видит – совсем другое дело.Крюк проколол парчу и защитный слой меха.– Налево или направо?Тир почувствовал, как его охватывает паника, и глаза наполнились слезами.– Дайте ребенку время, чтобы сосредоточиться, – раздался сухой, властный голос Оале Найу. Взгляд Хетьи исчез. – Сумеете вы дать правильный ответ своему школьному учителю, мой господин, если к вашему горлу приставлен нож?– Направо, – пискнул Тир, как испуганный мышонок. – Я помню, как мы шли… – Он наклонился в сторону, отчетливо видя в памяти караван мулов и лошадей, квадратные плечи отца – отца того, другого мальчика – и его седые волосы, собранные в длинный хвост, и худого невысокого лысого человека, который ехал рядом с ним.Он помнил, как они наклоняли головы, когда шел дождь. Как жестикулировал, разговаривая, лысый человек. Он был там, и Великий Хранитель неясно вырисовывался перед его внутренним взором.Они обогнули Великого Хранителя (который сейчас, по прошествии трех тысячелетий, выглядел совершенно по-другому, ниже и шире у подножья, но все же был узнаваем) справа, хотя с того места, где мальчик стоял, не было видно и намека на дорогу на осыпавшемся, покрытом камнями склоне.– Люди тревожились, потому что они несли… несли в носилках женщину-мага, – добавил Тир. Он прикрыл глаза, представляя, как это должно было быть, и сказал: – Люди с этой стороны, – и он махнул левой рукой, – были выше, чем с этой. – Он махнул направо и замолчал, дрожа от страха и молясь, чтобы Ваир не причинил ему боли.– Ты же не пытаешься, – тихо сказал Ваир, – завести нас неизвестно куда, мальчик? – Холодный крюк царапнул Тира по щеке. – Или шутить с нами? Предупреждаю тебя, будет только хуже, если ты попробуешь это сделать.Тир задрожал еще сильнее. Из глаз потекли слезы, из носа – сопли, и он боялся заговорить, страшась последствий – неважно, что именно он скажет. Такое часто происходило с ним в эти дни, и его всякий раз переполнял стыд, но он ничего не мог с этим поделать. Тир покачал головой.– Скажи «да» или «нет», мальчик, – неумолимо настаивал голос.Тир собрался с силами.– Нет, мой господин.Молчание лорда Ваира было ужасным, потому что невозможно было понять, что произойдет дальше: в нем чувствовались беспричинные гнев и ярость. Люди его тоже боялись, боялись так же сильно, как и любили. На этот раз он только сказал:– Значит, пойдем направо, – причем совершенно нормальным голосом. – Дорога безопасна, Бектис?– Надеюсь, что да, мой великий господин. – Придворный маг снова низко поклонился. После того, как он во второй или третий раз попытался наложить чары на повозку с трупами, Бектис уже не снимал хрустальное устройство с правой руки, и не надевал под него перчатку, потому что не мог допустить потери контакта драгоценных камней со своей плотью.Он баюкал свою хрустальную руку и гладил ее левой рукой, постоянно, но бессознательно, так же, как постоянно оглаживал бороду.– Ни разу за время путешествия в этих краях я не видел в магическом кристалле Белых Всадников.– Это еще не значит, что их здесь нет. – Тир выпалил это неожиданно для самого себя. В следующий миг он уже мечтал, чтобы его рот никогда больше не открывался.Крюк смял его воротник.– Ты что, насмехаешься над нами, мальчик? Подшучиваешь над взрослыми?– Нет, мой господин. – Горло у него перехватило, и он мог только шептать. – Честное слово, нет.Пожалуйста, не делайте мне больно, мысленно умолял Тир, потому что к этому времени он уже усвоил, что просить об этом вслух – только делать себе хуже. Иногда. Не всегда.– Просто Ледяной Сокол много рассказывал мне про Белых Всадников. Они носят амулеты и возят с собой Мудрейших и шаманов, чтобы шаманы их врагов не смогли их обнаружить.– Я надеюсь, – холодно и едко заметил Бектис, – что мои знания и умения превосходят знания варваров, гадающих на костях.– Даже Ингольд не всегда видит Всадников, приходящих в Долину, – сказал Тир. – Честное слово.Вообще-то Ледяной Сокол никогда не говорил об этом, зато другие дети в Убежище, особенно сироты, с которыми он очень дружил до тех пор, пока все они не погибли в буран Безлетнего Года, шепотом рассказывали истории о том, что Всадники делали с пленниками.Конечно, Тир был бы счастлив, если бы Ваиру пришлось страдать и мучиться, но ведь они убьют и Хетью.И люди из каравана лорда Ваира, со многими из которых он познакомился, например, Агал, который принес ему финики, тоже были невиновны и не заслужили такой страшной смерти. То, что он оказался здесь, не их вина.– Бектис?– Я думаю, этот ребенок просто решил усложнить нам жизнь, – холодно заметил маг. Он спрятал лицо поглубже в воротник – кончик носа покраснел от холода. – Однако большого вреда не будет, если мы увеличим количество дозоров.Ваир на-Чандрос отпустил воротник Тира и пошел обратно в лагерь. Следом шли чародей, мальчик и Хетья. Хетья все еще находилась во власти надменной и заносчивой Оале Найу, но все же обняла Тира за плечи. Тир снова плакал, – он очень испугался. Он ненавидел себя за эти слезы и старался не хныкать, когда его видели. Он был сыном Элдора Эндориона и не желал, чтобы его сочли изнеженной девчонкой. Однако после того как лорд Ваир сообщил ему, что Бектис увидел в своем кристалле – его мама и Руди мертвыми сестренка Гиза тоже, он не мог сдержать слез.Они сказали, что Убежище в осаде, что скоро в него ворвутся и всех убьют. Ему некуда было идти, не к кому приклониться. Во всем мире он знал теперь только Бектиса, Хетью, да лорда Ваира. * * * Они вступили в Край Ночной Реки, и клоны начали умирать. Прошло почти три недели после нападения Народа Пустых Озер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46