Противник быстро покидает поле боя, но, отбежав на безопасное расстояние, останавливается.
— Мы еще побазарим, Санис! — орет он. — Ты за все ответишь! И за это, и за Уклус.
Я обдумываю, а не догнать ли мне засранца и не проучить ли вторично, но он поворачивается и пускается бегом.
Представление окончено. Я отбираю у кого-то из ребят бутылку и делаю изрядный глоток. Мерзкое пойло заставляет непроизвольно дернуться, но в голове проясняется. Тут же начинает ныть левая скула. Когда я получил по физиономии — хоть убей не помню, но на ощупь там явно назревает некислый синяк. Впрочем, это меня сейчас волнует слабо. Поворачиваюсь к Арнусу, беру его за грудки, встряхиваю и, глядя в глаза, спрашиваю:
— Что этот козел говорил про Уклус? А ну колись!
Мы сидим около реки и дуем пиво из противно теплых бутылок. Арнусу пиво явно не нравится, но он всячески изображает из себя знатока этого напитка. Мне все равно. Апатия накрывает меня с головой, а пиво… пиво позволяет почувствовать, что я еще жив. Да, я жив и не растворился в этом сиреневом вечере.
— Ладно, мы одни, — говорю я Арнусу, — нас никто не слышит, никто не видит, и никто не знает, о чем мы с тобой говорим. Теперь — выкладывай!
Арнус мнется и явно не хочет говорить. Когда я прижал его в детском садике, он вдруг сделал круглые глаза и прошептал что-то наподобие «не при всех». Ну, раз не при всех, то не при всех. Я быстро откупорил остающимся последнюю бутылку вина и, подхватив Арнуса, поволок его к реке — самое тихое место во всей округе. По пути Арнус начал скулить, что вина ему досталось мало, так что мне пришлось брать пиво. Продавщица, конечно, покосилась на меня с неодобрением, но две бутылки выдала. И вот теперь мы сидим на берегу загаженной речки, пьем пиво, и Арнус явно не хочет мне ничего говорить.
— Мы всю ночь тут просидим? — обозляюсь я.
— Ладно, — сдается Арнус. — Но я тебе ничего не говорил.
— Добазарились, — соглашаюсь я. — Ну?
— Тут и говорить не о чем. — Арнус шмыгает носом и воровато на меня косится. — Уклус говорила подружкам, что ты ей нравишься…
— И что? — Я чувствую себя полным идиотом. — Из-за этого Пилус полез со мной драться?
— Он к ней подкатывался, а она его послала, — нехотя выдавливает из себя Арнус. — Послала и сказала, что уже год с тобой трахается. Вот он и обозлился,
Я ошарашенно молчу. Потом лезу в карман за сигаретами, прикуриваю и делаю очень глубокую затяжку. Ничего себе! Так вот, оказывается, в чем дело. Интересно получается.
— И ты ей веришь? — удивленно спрашиваю я.
— Говно вопрос! — Это Арнус, надо полагать, ответил утвердительно.
— Понятно. — Делаю еще одну глубокую затяжку, чтобы скрыть замешательство. — Я, конечно, крут, как конспиратор, но не до такой же степени! Ты за этот год меня хоть раз с ней видел? Я с ней хоть десятком слов обменялся?
— Нет, но…
— Что «но»? — взрываюсь я. — Ты себе представляешь, как себя ведут люди, которые целый год трахаются?
— Нет, — тушуется Арнус, но тут же переходит в наступление: — А ты знаешь?
— Представь себе — да! — огрызаюсь я. — Не так себя люди ведут.
— А как? — У Арнуса проснулось чувство любопытства, а я понял, что наляпал лишнего. В самом деле, откуда четырнадцатилетний сопляк может знать такие вещи?
— Подрастешь — узнаешь, — ядовито бросаю я в ответ и решительно поднимаюсь, давая понять, что разговор закончен.
— А ты куда? — спрашивает Арнус.
— Срать на провода и делать замыкание! — рявкаю я и решительно иду прочь.
Сиреневый вечер медленно переходит в ночь. Собственно, еще вполне сносно видно, но уже только силуэты. Я понимаю, что выпил лишнего, что мешать дерьмовое вино с теплым пивом явно не стоило и что нужно выбросить из головы всяческие глупые мысли и идти домой спать. Люблю я все понимать. Только вот от этого понимания почему-то никакого проку — все понимаю, отлично знаю, как надо поступить, но делаю все не так, как надо. Взять, к примеру, переворот. Понимал, что надо было начинать с ареста Президента? Понимал. Почему же тогда пошел на поводу у кретинов, которым не терпелось начать пораньше? А хрен его знает. Смотрим дальше. Понимаю, что сейчас надо валить домой и ложиться спать? Прекрасно понимаю! Более того — всей своей сущностью ощущаю, что надо! О! Каламбурчик получился.
Сущностью ощущаю, Это надо же такое сморозить… Так о чем это я? Ага: понимать-то я понимаю, но вместо того, чтобы идти домой, иду нетвердой походкой к Уклус… На фига? Понятия не имею. Ну что я ей скажу? Здравствуй, детка, я из-за тебя подрался. И буду выглядеть как законченный идиот. Или спросить, а с кем это она уже целый год трахается и на меня все это дело валит? Опять идиотизм. Так чего я туда плетусь? Может, матом обложить? А что? Хорошая мысль. Чтобы, дура рыжая, понимала, что можно ляпать, а что нет… Или… так я уже пришел.
Дом, в котором живет Уклус, находится в десяти минутах хода от моего. Живет она на втором этаже, и окно ее комнаты выходит во двор. Откуда я это все знаю, лучше не думать. Особенно после того, как я расколол Арнуса. Окно, кстати, светится. Прекрасно, ну и что теперь? Можно подняться на второй этаж, позвонить в дверь и попросить, чтобы Уклус вышла ко мне на лестничную клетку. А дальше? Есть второй вариант — посвистеть под окнами. Но тут надо быть честным с самим собой — свистеть я никогда не умел. Так что свист получится… гм… и не свист это будет вовсе, а шипение какое-то. Она же не гадюка, чтобы на шипение отзываться!
Я размышляю, сидя на скамейке и глядя на окна Уклус, при этом чувствую себя последним дураком. Ну чего я здесь высиживаю? А может, я опять упускаю очередной шанс? Или опять хватаюсь не за тот шанс? Или…
— Санис! — приглушенный девичий голос. — Санис, ты чего там сидишь? Поднимайся.
Озираюсь вокруг, чувствуя себя теперь уже полным законченным идиотом: во дворе ни души. Неужели в вино что-то добавили и у меня галлюцинации?
— Санис, не торчи там! — Голос идет сверху и становится более требовательным. Поднимаю голову. Уклус, наполовину высунувшись из окна, яростно машет мне рукой. Халатик на ней весьма соблазнительно распахнут. — Да сколько тебе можно орать. Сейчас весь двор перебудим. Поднимайся, я дверь открою.
Уклус исчезает в глубине комнаты, а я стою под ее окном и хлопаю глазами. Ну и что теперь делать? Можно сбежать, а можно… ноги уже сами несут меня в подъезд.
Пулей взлетаю на второй этаж, дверь открыта, и темную площадку освещает яркий прямоугольник света. А в этом прямоугольнике… Я буквально задохнулся. Как она хороша! Где-то в глубине сознания внутренний голос делает слабые потуги намекнуть, что очень может быть не так хороша Уклус, как во мне играет смесь вина и пива, но я ничего не хочу слышать. Еще секунда — и она в моих объятиях…
— Пусти, дурак!
Раскат грома в ясный день. Взрыв оружейного склада посреди большого города. Удар палкой по голове… Но протрезвел я моментально.
— Иди в дом. Нечего меня на лестнице лапать!
Уклус поворачивается и, не дожидаясь меня, идет в глубь квартиры, покачивая бедрами. Как загипнотизированный иду за ней.
— Дверь закрой. — А тон какой повелительный. Надо же!
Нашариваю у себя за спиной ручку двери и с силой толкаю. Щелкает «собачка» замка. Я еще некоторое время стою, затем спиной опираюсь на закрытую дверь. Ноги как ватные, кажется, что не смогу сделать больше ни шагу. Да что же со мной творится? Я же здоровый мужик! У меня же… Почему так стучит сердце? Не хватало еще «первой любви». Не слишком ли?.. Я не успеваю додумать, как руки Уклус обвивают мою шею.
— С днем рождения, Санис!
Я ничего не успеваю ответить — ее губы закрывают мне рот поцелуем. По-детски неумелым и трогательным. Пожалуй, насчет года спанья с кем-то — это из разряда фантастики. Я бы даже сказал, что ненаучной фантастики. Зато нужного эффекта она достигла. Да, давненько я не целовался с молоденькими девочками.
Осторожно отстраняю от себя Уклус и смотрю ей в глаза. Есть! Глаза с поволокой, губы слегка приоткрыты, дыхание порывистое… Симптомы чего? Правильно — девка втрескалась по уши. В меня. Какой ужас! Говорили мне в свое время, что «за педофилию» — это не тост, а статья Уголовного кодекса. И что теперь делать?
— Я тебя весь вечер ждала, — говорит, как положено, с придыханием. — А ты все не идешь и не идешь. А мне так… Я ведь…
Понятно. Пора это дело прерывать, иначе меня ждет длительное и путаное объяснение в любви. Ну какого черта? Если бы это первый раз, а то ведь с самого детства… С первого детства… Да уж. Прерывать будем путем обучения технике поцелуя. И — прямо сейчас.
Вместо того чтобы выслушивать объяснения, молча притягиваю Уклус к себе и впиваюсь губами в ее губы. Когда она перестает сопротивляться, осторожно ввожу свой язык ей в рот. Она уже явно не против, но все ее тело напряжено, как будто ждет какой-то гадости. Постепенно она успокаивается и начинает неумело отвечать мне. Ничего, девочка, у тебя еще вагон времени, еще научишься…
С сожалением отрываюсь от прильнувшей ко мне девушки и смотрю ей в глаза. Сейчас начнется неприятная часть. Я ведь здесь для этого… Наверное…
— Уклус, а родители…
— Уехали. — Она улыбается беззаботно-счастливой улыбкой. — Будут послезавтра. У нас с тобой вся ночь впереди…
— Нет у нас с тобой впереди ночи! — Я беру ее под локотки и слегка встряхиваю, чтобы привести в чувство. — Что ты придумала?
— Я хочу тебя…
— Стоп! — Мне очень не хочется этого говорить, но проклятое обостренное чувство справедливости берет свое. — Насчет хочу… Ты, оказывается, со мной уже год спишь. Это как понимать?
Посерьезнела. Я своего достиг — девочка несколько охладилась. Опустила глаза, явно что-то обдумывая. Сейчас или выставит меня за двери, или что-то отмочит. Интересно, а какой вариант мне нравится больше? Нет, я сегодня непривередлив: выставят так выставят, но послушать откровения… это явно интереснее. И я, похоже, таки напросился.
— Этот козел Пилус ко мне уже полгода клеится. А я… А мне он не нужен! Мне ты нужен! А он сказал, что я все равно его буду, а я сказала, что я с тобой уже год сплю, а он…
Пора прерывать этот поток, иначе я рискую в нем утонуть.
— Слушай меня внимательно. — От моего менторского тона становится противно мне же самому. — Мне плевать на Пилуса. И тебе на него тоже плевать. Ничего он тебе не сделает, иначе я его покалечу. Но такими фразами бросаться нельзя: доберется слух до школы (а этот козел после сегодняшнего постарается) — отправят тебя на всякие проверки, родителей вызовут…
— Ну и что? — Губы упрямо сжаты, во взгляде решимость. — И пусть! Я все равно буду с тобой… А что было сегодня?.. Что у тебя с лицом?!
Так, только этого не хватало! Синяк заметила. Черт бы побрал этого придурка Пилуса! Надо будет ему действительно наломать по шее так, чтобы не вставал с больничной койки месяца три!
— Он тебя избил? — В глазах ужас и забота. Только влюбленной малолетки мне сейчас не хватает.
— Чего? — моментально перехожу на гнусавый говорок, которым обычно общаются мои сверстники. — Он? Меня? Я ему яйца так отбил, что он до конца своих дней меня помнить будет! Да я…
— А синяк откуда? — Рано же у нее синдром квочки проснулся.
— Ну, знаешь! Ты хотела, чтобы я его в одно касание уложил? Так не бывает.
— Я тебя в таком виде не отпущу! — Уклус уже приняла решение, и теперь ее, наверное, и танком с места не сдвинешь. — Сейчас положим примочку… Разувайся и проходи в комнату. Быстро!
Какой ужас! Мной командует четырнадцатилетняя соплячка. И как это воспринимать? Я уже совсем решил наорать на девчонку и хлопнуть дверью, но она решительно схватила меня за рукав и потащила прочь из коридора.
Уютная гостиная заполнена неярким светом торшера. Я сижу развалясь на диване, а Уклус с крайне озабоченным видом накладывает мне на синяк какую-то гадость. Мазь мерзко пахнет, но приятно пощипывает и холодит кожу. Мне хорошо и спокойно. Остались где-то далеко позади неудавшийся переворот, старый козел Альтус и придурок Ромус. Это страшный сон, который приснился маленькому мальчику по имени Санис. На самом деле ничего подобного никогда не происходило. Такой дряни просто не могло произойти. Руки Уклус порхают по моему лицу, она легонько поворачивает мою голову то вправо, то влево. Осматривает, нет ли на мне еще синяков. Я не возражаю. Тем более что ее прикосновения мне очень приятны. Так можно и расслабиться окончательно, да я и не против.
— Раздевайся. — Уклус требовательно берется за ворот моей рубахи. Магия расслабленности и защищенности моментально отбегает в темный угол и воровато выглядывает оттуда.
— Это еще зачем?
— Мне кажется, что это у тебя не единственный синяк. И не смей мне перечить!
Хочу возразить, но ее руки уже расстегивают пуговицы рубашки. Когда она добирается до брючного ремня, то на какое-то мгновение замирает.
— И брюки тоже. — Голос у нее стал заметно тише, а я уже не хочу сопротивляться.
— Ты уверена?
— Да! — выдыхает Уклус и прижимается ко мне всем телом.
Она прекрасна, как юная фея. Или нимфа. Или… Зарываюсь лицом в ее рыжие волосы и с наслаждением вдыхаю их аромат. Моя правая рука скользит по ее талии, опускается ниже. Уклус вздрагивает, но сразу же прижимается ко мне теснее. Я слегка отстраняю ее от себя, несколько мгновений смотрю в глаза, а потом начинаю целовать лицо, шею, грудь. От моих поцелуев соски сразу набухают, и упругая девичья грудь отвечает на мои ласки так, как я не мог себе представить. Ни одна самая изощренная проститутка не сможет изобразить того, что еще не научилась скрывать влюбленная четырнадцатилетняя девчонка, которая первый раз в жизни ощущает мужские ласки.
— Санис… я хочу… прямо сейчас… Пожалуйста!
И я тоже хочу. И тоже прямо сейчас. Упрашивать меня не надо: халатик, мои рубашка и брюки уже давно на полу. Мягко укладываю девушку на спину, она чуть слышно стонет и закрывает глаза. Некоторое время ласкаю ее соски, потом опускаю руку к лону, Уклус стонет громче и подается мне навстречу. Лоно заполнено ее соком. Осторожно раздвигаю ее ножки и вхожу. Уклус коротко вскрикивает, когда я преодолеваю хрупкую преграду, крепко обнимает меня и шепчет в самое ухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44