— На улице — старье, которое скоро спишут. А в боксах — все новенькое. Даже амфибии есть.
Чудом успеваю укусить себя за язык, чтобы не спросить — те ли самые «универсалы», которые я сюда отгонял семь лет назад? Но спрашивать ничего не требуется: солдатик изнывает от скуки и не против растрепать все военные тайны, какие знает.
— Амфибии, зацени, не какие-нибудь. «Универсалы»! Говорят, сам Магнус до путча их сюда отгонял и с нашим командиром водку пил. Во!
Ложь наглая и несусветная! Я, боевой офицер, с какой-то складской крысой водку пил? Это уже слишком. Добро бы мне от этого полуштатского говнюка еще что-то надо было, а так сдал машины на длительное хранение — и поминай как звали. Бумаг я подписал у этого ублюдка много. Все этот канцелярский червь излазил, все изнюхал и каждый винтик внес в акт приемки. Я его под конец удушить был готов. И после этого мне будут рассказывать, что я с ним водку пил? Да, страшная штука — устное народное творчество. И я более чем уверен — верят складскому ублюдку! Так, наверное, мифы и рождаются. А выйдет эта крыса на пенсию, так еще и мемуары настрочит о том, как с самим Магнусом водку трескал да путч готовил. Удавил бы!
— Ну, про Магнуса ты загнул? — Скепсис переполняет меня. — Это сколько же лет прошло?
— Ты тогда еще пешком под стол ходил, — презрительно бросает этот восемнадцатилетний мальчишка в солдатской форме.
— А ты уже к тому времени из-под стола вылез? — ядовито осведомляется Арнус. — И что увидел?
Я совсем забыл про своего приятеля, а он уже оправился от первого шока, вызванного моим откровенно-хамским стилем разговора с солдатиком, и решил сам похамить.
— Ах вы, гаденыши! — взревывает часовой и хватается за автомат. В этот раз, кажется, серьезно.
— Иди на х…й, гандон! — зло кричу я служивому в то время, как мы с Арнусом кубарем катимся с ивы на землю и галопом несемся прочь от реки. Вслед нам долетают маты болтливого охранника. Плевать я на это хотел. А то, что меня интересовало, я узнал — амфибии на месте. Теперь в случае необходимости их можно будет использовать… Правда, в случае КАКОЙ именно необходимости, я еще не знаю, но знания лишними не бывают, как говорит мой папа. Мой НАСТОЯЩИЙ папа.
День рождения Саниса, то есть мой, в самом разгаре. Имеется некоторое количество друзей моих приемных родителей, некоторое количество моих одноклассников и некоторое количество приятелей из дворовой компании. Происходит все именно так, как я и ожидал: старшая часть гостей пьет горячительные напитки в темпе семь восьмых, младшие серьезно обдумывают проблему, как бы выпить самим. Все довольны, и все при деле. Хотя есть поправка: довольны все, кроме меня. Мне откровенно скучно. У меня не возникает никакого желания забираться в какую-то подворотню и дуть из горла «сухарь» и нет никакого желания слушать пьяный треп старших. Старших, собственно, минут через двадцать слушать будет вообще нельзя — настолько основательно они уже нагрузились. И вот я сижу за праздничным столом с совершенно мрачной рожей и решаю, чего же мне сейчас больше хочется: «сухаря» или пьяных бредней старшего поколения. Неужели я, когда напивался, был так же зануден и противен? Кошмар. Я бы даже сказал: кошмар и тихий ужас. Или уже громкий? Похоже, что последнее. Спор плавно перетекает на излюбленную тему всех подвыпивших мужиков — на политику. Вот теперь меня отсюда и тягачом не вытащишь. Даже не очень ржавым.
Разглагольствует декан факультета, на котором преподает Алус. Он скорее всего считает себя гиперинтеллектуалом. Банальности и прописные истины сыплются из него, как из рога изобилия. Я сразу же представляю себе, как такой придурок попытался бы разглагольствовать в подобном тоне в нашей компании, и мгновенно в памяти всплывает Ромус. Меня тут же подмывает спросить: а не являются ли они родственниками? Но я этого не делаю — не вижу смысла. Даже если это так, то я бы на месте декана ни за что не признался. Тем более что мятежники до сих пор не в чести у нашего правительства. Оно, конечно, понятно и правильно, только декан придерживается явно противоположного мнения.
— …разумеется, было ошибкой! Такие асоциальные проявления не рождаются на пустом месте, а являются следствием неудовольствия, зреющего среди, так сказать, народных масс…
Конечно, не рождаются на пустом месте. Рождаются они, как правило, в больной голове старого маразматика Альтуса. И нигде в другом месте такой бред появиться просто не может. Потом появляются разнообразные ромусы с ленусами и облекают белогорячечный бред в подобие благородной идеи. За ромусами и ленусами появляются магнусы, которые ведут войска, куда им прикажут, и так далее и тому подобное. А в результате я должен сидеть сейчас за столом и слушать пьяный бред очередного дегенерата. Очень приятное занятие! Аж выворачивает.
— …когда же народный гнев достигает критической массы — появляются герои, которые освобождают свой народ от гнета тирании.
Кажется, декан выдохся. Он явно дурак и мне уже изрядно надоел. Придется его поставить на место.
— Простите, — нагло вклиниваюсь в паузу. — Значит, мой отец погиб, защищая тиранию, а путчисты защищали народ? Не слишком ли?
На меня смотрят как на взведенную гранату. Декан начинает стремительно трезветь. Видно, до него дошло, что он молол, и он теперь изрядно перетрусил. Ишь как испариной покрылся. Попотей, голубчик, оно полезно. Привык, что все с рук сходит, а теперь понял — такие слова точно не сойдут.
Я искренне наслаждаюсь произведенным эффектом. Мои друзья и одноклассники смотрят на меня совершенно непонимающими глазами, но им еще рано забираться в рассуждения о таких материях. Пока я наслаждаюсь этой маленькой победой, в разговор неожиданно вступает Алус:
— Видишь ли, Санис… Ты прав, конечно. Но… Но нельзя говорить что-то о гибели солдат — они принимают присягу и всегда должны быть готовы к смерти, С точки зрения философии, тут нет противоречия. А вот политика нашего… правительства… не всегда отвечает… интересам всего народа. А раз так, то народ имеет право на неповиновение…
— С оружием? — интересуюсь я.
— Иногда — да, — отвечает мне осмелевший декан.
— А как часто? — опять спрашиваю я. — И кто определяет, что можно браться за оружие? Старый козел Альтус?
Кажется, я переборщил. Альтуса считают самовлюбленным мерзавцем, бунтарем, а вот козлом его почему-то не считают. А зря, между прочим, так как в первую очередь он законченный козел. Был. Но от этого его сущность не изменилась, конечно, если есть загробная жизнь.
— Санис, а почему ты решил, что господин Альтус… э-э-э… был козлом? — решается осведомиться декан.
— А кем же еще? — У меня же возраст юношеского максимализма, вот и появился случай съехать с темы. — Кто, кроме козла, может переворот утворить?
Аргументация у меня на высшем уровне. Старшее поколение дружно начинает улыбаться и снисходительно на меня посматривать. Угроза разоблачения миновала, если она вообще была. Салус решает, что присутствие детей при взрослых разговорах становится неуместным, и нам предлагают пойти прогуляться. Мои друзья воспринимают эту идею с плохо скрытым ликованием, и я тоже изображаю, что без ума от такой перспективы.
Через несколько минут мы оказываемся во дворе и собираем импровизированный совет, чтобы решить, куда идти дальше. Так как мне откровенно все равно, то инициативу берет на себя Арнус. После нескольких минут пререканий вся компания жизнерадостно устремляется на территорию ближайшего детского садика. Правда, там обитает злобный сторож, но у нас с собой три бутылки вина, что придает нам смелости. Приключение обещает моим друзьям быть интересным, я по-прежнему изнываю от скуки. Хотя академический интерес на тему «Как поведет себя организм под воздействием алкоголя?» присутствует.
Ограда преодолена, и мы, воровато оглянувшись, усаживаемся в одной из беседок. Арнус берет в руки первую бутылку, долго с ней возится, но эффекта это не дает. В конце концов мне надоедает ждать. Я отбираю у Арнуса пузатый сосуд, достаю нож и быстро срезаю пластиковую пробку. Из бутылки тут же разносится омерзительный запах дешевого плодово-ягодного вина, который мои товарищи вдыхают как изысканнейший аромат. Со временем для некоторых из них это пойло будет ассоциироваться с воспоминаниями детства, для других станет частью ежедневного рациона, для третьих — признаком моральной деградации. И эти последние будут смотреть на людей, пьющих такую бормотуху, с нескрываемым презрением. Но это все потом. А пока все с жадностью уставились на вожделенную бутылку.
— Ну, за меня, любимого, и за мой день рождения! — громко говорю я и делаю глоток. Вкус у пойла оказался именно таким мерзким, как я и ожидал. За десятилетия, с того момента, как я пробовал последний раз подобную дрянь, вкусовые качества ничуть не изменились. Какая гадость! Меня аж передернуло, но пора передавать бутылку по кругу — пусть остальные тоже отведают этой тараканьей отравы, не одному же мне страдать.
Я смотрю, как бутылка медленно переходит из рук в руки и по мере ее движения кривятся физиономии. Да, крайне сомнительное удовольствие в питии такого вина. Зато сегодня многие из нашей компании впервые попробовали алкоголь. Надеюсь, что большинству станет очень плохо и выработается стойкое отвращение к вину. Но знаю, что будет наоборот. Запретный плод, как говорится. Кстати, а что мы такое пьем? Бутылка как раз добирается до меня, и я поворачиваю ее этикеткой к себе. На этикетке изображен фужер, в который погружен апельсин. Ни фига себе! Апельсиновое вино? Это что-то новенькое. Но почему такой мерзко-знакомый вкус? А, вот оно что! На этикетке чуть ниже идет надпись золотистыми буквами: «Солнце в бокале». Теперь все понятно, никаких апельсинов там никогда не было. Это, оказывается, солнце так выглядит. Ну, если пить такую бормотуху, то солнце и с пятак показаться может. Пока я разглядываю бутылку, мои компатриоты начинают проявлять явные признаки нетерпения. Сомневаюсь, что им понравилось, но неписаные правила поведения требуют это изобразить. Вот они и стараются как могут. Получается посредственно, но громко.
— Санис! Не задерживай, всем же хочется!
Ни черта вам не хочется. С отвращением делаю еще один глоток и передаю бутылку дальше. Омерзительное пойло дает крайне неприятное опьянение. Вместо расслабления и легкой эйфории получается какое-то озлобление. Терпеть не могу такое!
Кто-то толкает меня в бок. Оборачиваюсь. Это Арнус. Естественно, бутылку открыть он не в состоянии. Машинально лезу за ножом, и рука промахивается мимо кармана. Ба, так я пьян. Всего от нескольких глотков паршивого вина. Что же будет дальше? Откупориваю вторую бутылку и передаю ее Арнусу.
Попойка сопляков в полном разгаре, так что со стороны мы должны представлять довольно противное зрелище. Разговоры идут ни о чем, а языки уже начали заплетаться. Скука наваливается на меня с новой силой. Неужели все это так и будет продолжаться? Изо дня в день и из года в год я буду наблюдать что-то подобное, а потом… А что потом? Институт, где преподает мой приемный отец Алус? Или опять академия? Опять наряды, опять залеты, опять…
— Ну и собачье же у тебя имя, Санис!
Очень интересно. Добрались до светлого состояния выяснения, у кого более собачье имя. И что прикажете делать? Свести на шутку, так посчитают трусом. А калечить я сегодня никого не хочу. Пока не хочу. Кстати, а кто это у нас такой тонкий ценитель чужих имен? Естественно, Пилус. Кому бы еще пришло в голову такое ляпнуть.
— Заканчивай, Пилус, у него сегодня день рождения, — пытается вступиться за меня Арнус, но эффекта это не дает никакого: Пилус слишком пьян и теперь хочет покуражиться.
— Срать я на его день рождения хотел! Не фиг тут всяким козлам с собачьими именами сидеть!
Понятно. Значит, придется драться. Интересно, этого придурка действительно раздражает мое имя или есть еще что-то, чего я не знаю? Так или иначе, но разбираться в этом будем позже. Сейчас я медленно поднимаюсь и пристально смотрю на отморозка. Он, конечно, выше меня на голову, но это его не спасет, даже наоборот — здорово помешает. И откуда у этих идиотов постоянное желание получить по физиономии?
— Повтори, гандон, что ты сказал? — Язык у меня слегка заплетается, да.и с координацией движений наблюдаются некоторые проблемы, но сейчас это помешать не должно.
— Чего? — взвывает фальцетом Пилус и кидается на меня с кулаками.
Примерно так я себе это и представлял. Уклоняюсь от прямого удара с правой и левой бью противника в солнечное сплетение. Сразу же после удара резко отскахиваю, чтобы дать себе возможность маневрировать, но обо что-то спотыкаюсь и лечу спиной на землю. Крайне неудобная позиция. Пилус пытается воспользоваться тем, что я упал, и прыгает на меня сверху. А вот это уже ошибка. Выставляю колено, на которое Пилус натыкается животом, сбрасываю с себя обмякшее тело, перекатываюсь, привстаю и наступаю противнику коленом на горло. Оказавшийся подо мной Пилус хрипит. Мгновение разглядываю его лицо, после чего начинаю методично обрабатывать его кулаками, стараясь, чтобы было не особенно заметно, что я левша.
На плечах у меня кто-то повисает. Оглядываюсь — это Арнус.
— Отвяжись! — рычу я Арнусу и пытаюсь его стряхнуть, но мой одноклассник вцепился в меня мертвой хваткой.
— Санис, прекрати! Убьешь же! — вопит он.
— Убью, — спокойно соглашаюсь я и продолжаю охаживать поверженного Пилуса левой.
— Тебя же посадят, дурак!
Это приводит меня в чувство. Бить я прекращаю, но колено с горла Пилуса снимать не спешу.
— Если ты, урод, — свистящим шепотом предупреждаю я Пилуса, — еще раз попробуешь сказать что-то насчет моего имени, я тебя убью. Ты понял?!
Пилус хочет что-то ответить, но не может — я слишком сильно передавил ему горло. Приподнимаю колено, встаю, а затем за ворот рывком ставлю на ноги побитого Пилуса.
— Пошел вон, сученыш! — ору я и даю Пилусу увесистого пинка, чтобы придать начальное ускорение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44