Федя переживал заново ку
ски прошлого, выныривал наружу из бездны, и светились перед ним причудли
вые картинки: пыльный физкультурный зал, люди в белых простынях. Всегда в
такие минуты подташнивало, больно сжимался желудок. Федя не хотел есть, н
о тело его вспоминало мучительные голодные спазмы.
Гуру объяснял, как надо правильно питаться, чтобы чакры не закрывались, ч
тобы организм очищался, становился крепче и здоровей, наполнялся энерги
ей космоса. Оксана Егорова кормила сыновей пророщенными зернами пшениц
ы, размоченным в кипятке рисом без капли соли и масла.
Оксана давно заметила, что духовные мантры, магические тексты дают энерг
ии намного больше, чем пища телесная, особенно, когда повторяешь эти мант
ры регулярно, не ленишься, три раза в день садишься в позу лотоса и твердиш
ь, закрыв глаза: «Я верю гуру, моя сила в этой вере, без гуру у меня нет силы, г
уру знает, как жить вечно, я буду жить вечно, если слушаюсь гуру, меня не буд
ет, если я нарушу закон великой пустоты, я пыль в пустоте, я люблю гуру…» И т
ак далее.
Целительные мантры были длинными, однообразными, поначалу запоминалис
ь трудно, приходилось заглядывать в бумажку. Но потом Оксана выучила все
наизусть и заставила выучить мальчиков. Она повторяла их не три, а десять,
двадцать раз в день, особенно важно было проговаривать мантры, когда гот
овишь еду, заливаешь крупу кипятком. Тогда пища телесная наполняется эне
ргией самого гуру и становится священной. Ей хотелось, чтобы ее дети пита
лись чистой священной пищей.
Иногда мальчикам перепадала горстка липкого изюма или кураги. Раз в неде
лю все трое голодали, в течение суток пили только специальный настой тиб
етских трав и кипяченую воду. Раз в месяц Оксана устраивала голодовки, дл
ившиеся трое суток. Гуру научил их очищать организм от шлаков и преодоле
вать чувство голода с помощью многочасовых медитаций и ледяных обливан
ий.
Ц Головная боль во время очистительного голода говорит о том, что орган
изм перегружен шлаками, Ц объяснял гуру, и Оксана терпела, заставляя тер
петь мальчиков, строго следя, чтобы они не съели украдкой ни кусочка.
Каждое утро начиналось с обливаний. Ребенок садился в ванную на корточки
, и Оксана выливала ему на голову ведро ледяной воды. От этого моментально
раскрывались важные чакры. Первое время мальчики жалобно вскрикивали, к
ожа синела и покрывалась мурашками. Потом привыкли.
Ц Ничего не дается просто так, Ц объяснял гуру, Ц нельзя потакать свое
му телу. Если вы не хотите гнить заживо, вам надо учиться преодолевать себ
я.
Ц А разве мы гнием заживо? Ц спрашивал двенадцатилетний Славик. Ц Мы в
едь не больные, не старые.
В качестве лекарства от лишних вопросов гуру назначал дополнительную г
олодовку с медитацией. Но перед этим ребенок проходил процедуру раскрыт
ия важных чакр. Гуру поил его настоем специальных трав, затем укладывал н
а коврик и водил ладонями вокруг его головы, бормоча непонятные слова. Сн
ачала ребенок лежал смирно и как будто спал. Но вскоре у него начинали под
ергиваться конечности. А потом все тело сводили ритмичные судороги. Гуру
говорил, что через эти целительные вибрации раскрывают нужные чакры. По
сле нескольких таких процедур Славик Егоров перестал задавать неприят
ные, вредные для здоровья вопросы.
Что касается Феди, то с ним дело обстояло сложней. Гуру заметил, что мальчи
к отлынивает от коллективных медитаций. Суть процесса заключалась в том
, чтобы научиться погружению в пустоту, отрешиться от своего бренного те
ла и от своей глупой грешной души. Главное, ни о чем не думать. Вообще ни о че
м. Но у Феди никак не получалось. Мысли сами лезли в голову и не хотели выле
зать.
Ц Ваши мысли Ц это те же шлаки. От шлаков материальных вы очищаетесь гол
оданием, от духовных Ц медитаций.
Когда все члены группы усаживались в кружок, медленно раскачивались и по
вторяли однообразное «омм», Федя изо всех сил пытался сосредоточиться. Н
о мычал он не правильно. Его тонкий голос вибрировал без всякого вдохнов
ения. Из его уст вылетал жалобный тоскливый звук, напоминавший поскулива
ние избитого щенка.
Федя старательно мычал, и было щекотно губам. За решетчатым окном кружил
ись снежинки. Бурчало в животе, очень хотелось есть. Хотелось толстую соч
ную сардельку, жареной картошки, соленого пупырчатого огурчика, густых щ
ей со сметаной. До смерти хотелось шоколадку. А снежные шарики на кольях р
ешетки напоминали сливочное мороженое.
Ц Мясо содержит трупный яд, Ц объяснял гуру, Ц страх, который испытыва
ют животные на бойне, наполняет их кровь ядовитыми гормонами Ц Человек,
который ест мясо, гниет изнутри. Все чакры закрываются он становится сле
пым и глухим. Он умирает. Его нельзя вылечить. Картофель и хлеб засоряют ор
ганизм хлопьями крахмала. Кровь становится вязкой, как кисель.
Федя продолжал мычать, но думал о том, что сейчас хорошо бы выйти не куда-т
о в ледяной непонятный астрал, а просто на улицу, на свежий воздух. Там за м
ягкой голубоватой пеленой уютно светились вечерние желтые окна. А в зале
было душно, пыльно, пахло потом. Гуру проходил вдоль круга и водил руками
у каждого над головой. Проверял ауру. Босые ноги, маленькие, как у мальчишк
и, и всегда грязные, с длинными черными ногтями, ступали совсем неслышно.

Руки гуру надолго задерживались над Фединой головой. От рук исходил непр
иятный жар. Феде казалось, что голову его стискивает горячий тугой обруч.
Он вертелся, стараясь скинуть с себя эту давящую тяжесть, но жар от тверды
х ладоней гуру становился сильнее. Все внутри Феди сопротивлялось этому
жжению, мир раскалывался на две неравные части. В одной был тихий вечерни
й снегопад, теплый свет в окнах соседнего дома. Люди за окнами ужинали, ели
котлеты, жареную картошку, смотрели телевизор, разговаривали, чай пили с
сушками и пастилой. Дети делали уроки, их гнали спать в десять, как раз тог
да, когда начинался какой-нибудь крутой боевик.
Это была не правильная жизнь. Гуру говорил, что все эти люди мертвецы, у ни
х внутри гниль. И только избранные, которые не едят сардельки, котлеты с ка
ртошкой, которые обливаются ледяной водой, голодают, сидят в позе лотоса
и умеют растворяться в великой пустоте, по-настоящему живы. Мама, Славик и
все в группе были в правильной, живой половине расколотого мира. А Федя за
висал где-то посерединке, в черной глухой трещине.
Они со Славиком уже полгода не ходили в школу. Федя слышал, как мама разгов
аривала по телефону с директрисой.
Ц Мальчики посещают другую школу, частную, Ц говорила мама.
На самом деле, кроме занятий с гуру, они ничего не посещали. Они не учились,
как другие. Гуру говорил, что математика, русский, география им не нужны. З
ачем им мертвые науки, если они постигают высшую истину и впитывают косм
ическую энергию?
Но Феде нравилось читать, писать, решать примеры и задачки. Он сидел в позе
лотоса и думал не только о сардельке с картошкой, но вспоминал задачки из
учебника второго класса.
«Из пункта А и из пункта Б одновременно выехали навстречу друг другу два
велосипедиста…»
Федя представлял себе узкую тропинку, быстрые жаркие проблески солнца с
квозь листву и двух мальчиков, которые крутят педали. Колеса подпрыгиваю
т на корнях, ветки старых берез свисают так низко, что иногда касаются вол
ос на макушке, словно мимоходом гладят по голове. Два велосипедиста, Слав
ик на своем взрослом «Вымпеле» и Федя на своем стареньком подростковом «
Орленке», должны встретиться в точке В, на поляне, у маленького, подернуто
го бледной ряской пруда. В пруду поет лягушачий хор, солнце садится в румя
ную толстую тучу, значит, завтра будет дождь.
Гуру велел маме привести Федю к восьми утра одного, без Славика. Занятий в
этот день не было. Гуру предупредил, что ребенок не должен ничего есть с ве
чера.
Утром гуру принял их не в большом зале, а в маленьком кабинете, похожем на
медицинский. У клеенчатой банкетки, покрытой простыней, стояла какая-то
странная машина вроде радиоприемника. От передней панели тянулись пров
ода, и с этими проводами возился, присев на корточки, незнакомый дядька в б
елом халате. Феде он сразу не понравился. Черные, плоские, намазанные жиро
м, волосы, усы и бородка вокруг ярко-красного пухлого рта, маленькие глазк
и то ли серые, то ли зеленые.
Гуру потрепал Федю по щеке, протянул стакан с темно-коричневой мутной жи
дкостью. Федя зажмурился и выпил залпом. От знакомого гадкого горьковато
го вкуса свело скулы. Травяной настой на этот раз был слишком крепким, зас
трял в горле колючей каракатицей. Даже слезы из глаз брызнули. Гуру внима
тельно наблюдал, ждал, пока Федя проглотит положенную порцию гадости, а п
отом велел раздеться и лечь на банкетку.
Черный напомаженный дядька смазал ему виски и пятки чем-то липким. К коже
приклеили лейкопластырем холодные колючие провода.
Ц Закрой глаза, Ц приказал гуру.
Ц Ты уверен, что он выдержит? Ц донесся до него сквозь нарастающий звон
в ушах голос напомаженного дядьки. Ц Доза-то взрослая.
Ц Этот выдержит, Ц успокоил его гуру, Ц его в любом случае нельзя остав
лять.
«Конечно, нельзя, Ц неслось в Фединой голове, Ц скоро конец света, все по
гибнут. Если я останусь здесь, тоже погибну. Надо слушаться гуру. Он знает,
как спастись. Я верю гуру. Он заберет нас к золотой реке, очень скоро нам вс
ем станет хорошо и спокойно. Гуру знает место на земле, где можно спастись
. Желтый Лог… золотая река Молчанка… надо молчать и слушаться гуру… дале
ко в Сибири, в глубине тайги, есть город солнца, место, где мы спасемся…»
Перед глазами вспыхивали ослепительные золотые огни. Голова пылала, сло
вно в ней плескалось расплавленное золото. Сквозь жгучий золотой мрак Фе
дя видел бледное, сосредоточенное лицо своей матери. Она тоже думала о ст
рашном конце света, о прекрасном золотом спасении, она тоже знала, что над
о во всем слушаться гуру и никому не рассказывать про Желтый Лог и город с
олнца, иначе все бросятся туда, а всем, конечно, не хватит места.
Ц Желтый Лог… город солнца… Ц без конца повторял Федя, вытянувшись в ст
рунку на жесткой койке в детской психиатрической больнице и слабо шевел
я запекшимися губами.
Это были первые слова, которые он произнес после четырех лет молчания и о
днообразного, пустого «омм».

Глава 3

Сначала Никита решил не выходить из квартиры хотя бы несколько дней. Пок
а ехал в такси от Сокола до Кропоткинской, все пытался сообразить, что над
о купить в ночном супермаркете. Он по наивности своей полагал, что будут о
ни у него, эти несколько дней.
Сахар, чай, кофе, сигареты, зубная паста, мыло… Этот простой перечень заста
вил его вздрогнуть. Господи, ведь только что чуть не убили. Валялось бы сей
час мертвое тело под горой витринных осколков, накрыли бы черным полиэти
леном, увезли в морг. И не надо было бы ни кофе, ни сигарет, ни мыла. А где-то р
ядом кружила бы удивленная растерянная душа, которую выдернули из тепло
й оболочки значительно раньше положенного срока.
В такси тихо играла музыка. Мимо окон плыл ночной город, такой родной и так
ой равнодушный.
Ц Знаете, меня сейчас чуть не убили, Ц услышал Никита собственный хрипл
ый насмешливый голос.
Ц Да ну? Правда, что ли? Ц так же хрипло и насмешливо отозвался таксист, н
е поворачивая головы.
Играл оркестр Поля Мориа. Сладкая композиция из мелодий Франсиса Лея.
Ц Чуть не убили, но, наверное, все-таки убьют. Достанут. Им очень надо, Ц пр
обормотал Никита совсем тихо.
Ц Что? Ц переспросил таксист.
Ц Вот здесь направо, Ц громко произнес Никита. Оказавшись дома, бросив
на лавку в прихожей пакет с запасами, он машинально включил чайник, потом
стал двигать тяжеленный дубовый буфет на кухне. Он подозревал, что один н
е справится. Десять лет назад, когда был ремонт в квартире, буфет двигали т
рое крепких грузчиков. Они вспотели, изматерились до икоты, проклиная до
бротный цельный дуб.
Ц Жить захочешь Ц сумеешь, Ц сказал он себе и навалился на дубовый буф
етный бок.
Семейная реликвия ста пятидесяти лет от роду не собиралась двигаться с м
еста. Внутри жалобно звякали чашки. За буфетом была забитая намертво две
рь черного хода.
Восемьдесят лет назад, в 1918-м, этот черный ход спас жизнь поручику Сергею С
оковнину, двоюродному прадеду Никиты. Поручик успел удрать от чекистов,
когда пришли его арестовывать. Потом, при советах, как говорила бабушка А
ня, был забит парадный ход, и все пользовались черным. Квартиру Ракитиных
поделили на крошечные клетушки. Она стала коммунальной. Был даже какой-т
о квартирный актив, который возглавляла дворничиха Пронькина.
А поручик Соковнин выжил, умудрился удрать на пароходе в Константинопол
ь, оттуда перебрался в Америку, женился, успел нажить троих детей, а в соро
к четвертом погиб в возрасте пятидесяти двух лет, в чине полковника арми
и США, подорвался на фашистской мине где-то в окрестностях Парижа.
Никита отошел на шаг, отдышался, оглядел буфет со всех сторон. Времени мал
о. Его, пожалуй, совсем нет. Наверняка профессионалы в джипе уже осознали с
вою ошибку. Зря он накупил столько запасов. Не пригодятся…
Ц Ну давай же, милый, давай, Ц пробормотал он, пытаясь оторвать дубовые н
ожки от пола.
В буфете что-то громко стукнуло. Упала какая-то тяжелая банка. По-хорошем
у, надо бы вытащить все содержимое. Но на это уйдет час. Уже светает.
Ц Шевелись, мать твою, двигайся, старая деревяшка! Ц рявкнул Никита.
И дубовая громадина подчинилась. Проехала несколько сантиметров по лин
олеуму. Вот так. Теперь еще немного. Наконец между стеной и буфетом образо
валось пространство около полуметра. Этого достаточно, чтобы протиснут
ься и откупорить забитую дверь. Прямоугольник линолеума под буфетом отк
леился от пола. Если ножом вырезать, а потом, оказавшись за дверью на черно
й лестнице, ухватиться за край лоскута, придвинуть буфет назад, к стене, за
крыть проход, можно выиграть еще несколько минут, пока они разберутся, до
гадаются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10