VadikV


29
Полина Дашкова: «Золото
й песок»


Полина Дашкова
Золотой песок




«Дашкова П.В. Золотой песок: Роман»: АСТ /Астрель; М.; 2004
ISBN 5-17-022544-Х/5-271-08229-6

Аннотация

В биографии каждого человека в
сегда найдется свой «скелет в шкафу», а в биографии политика Ц тем более.
И всегда найдется кто-то, кому будет интересно открыть этот «шкаф». У губе
рнатора Синедольского края было все Ц деньги, власть, слава, Ц но ему за
хотелось большего: как известно, «денег много не бывает»; если есть власт
ь, хочется властвовать; а слава Ц так чтобы всемирная... Но тут и открылся э
тот «шкаф со скелетом» под названием «Золото Желтого лога»...


Полина ДАШКОВА
ЗОЛОТОЙ ПЕСОК

Автор благодарит подполковн
ика милиции Кирилла Иванова за помощь и моральную поддержку в работе над
романом


Объявите меня каким угодно и
нструментом, вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя.
Вильям Шекспир. Гамлет

Глава 1

Феденька сидел на полу, скрестив ноги и вывернув ступни вверх. Обритая го
лова его была запрокинута, голубые прозрачные глаза не мигая глядели в п
отолок. Он слегка раскачивался, и казалось, что-то гудит и вибрирует у нег
о внутри.
Ц Омм… омм… Ц губы почти не двигались, звук исходил из глубины живота.
Год назад это бесконечное «омм» звучало тоненько, голос был еще детский,
а теперь начал ломаться. Феденька подрос, над верхней губой темнел пушок,
на лбу появилось несколько мелких прыщиков. Подростковый басок напомин
ал звук урчащего моторчика.
Ц Здравствуй, сынок, Ц сказал Иван Павлович и попытался улыбнуться. Реб
енок продолжал мычать и покачиваться.
Ц Феденька, здравствуй, Ц повторил Иван Павлович погромче и, поймав выж
идательный взгляд врача, вытащил бумажник.
Ц Не напрягайтесь. Он вас все равно не видит и не слышит, Ц напомнил врач
и быстро убрал купюру в карман халата, Ц только, пожалуйста, недолго. А то
в прошлый раз у меня были неприятности.
Еще одна купюра нырнула к доктору в карман.
Ц Можно, я побуду с ним вдвоем?
Ц Ни в коем случае.
Ц У меня больше нет с собой денег, простите. В следующий раз я компенсиру
ю…
Ц Не в этом дело, Ц поморщился доктор. Ц Послушайте, а вы не больны? Вы пл
охо выглядите. Похудели.
Иван Павлович и правда выглядел плохо. Пять минут назад, мельком взгляну
в на себя в зеркало в больничном вестибюле, он заметил, что тени под глазам
и стали глубже и черней. Он каждый раз отмечал что-то новое, встречаясь со
своим отражением именно в этом зеркале. То ли свет в больничном вестибюл
е слишком резкий, то ли расположение теней как-то особенно беспощадно по
дчеркивало страшную худобу.
Лицо его все больше походило на череп. Совершенно лысая голова. Провалы щ
ек, провалы глаз. Лучше отвернуться и не глядеть, проскользнуть мимо пред
ательски ясного стекла.
Ц Да, я неважно себя чувствую, Ц кивнул он доктору, Ц давление, магнитны
е бури.
Ц Ну хорошо, я выйду, покурю, Ц сжалился тот.
Ц Спасибо. Я компенсирую, Ц прошептал Иван Павлович в белую спину. Двер
ь закрылась.
Ц Ну как ты, сынок? Ц он присел на корточки и провел ладонью по теплой бри
той голове.
Ц Омм… омм…
Ц Врач сказал, ты не ешь ничего. Разве приятно, когда тебя кормят насильн
о? Надо есть, Феденька. Мясо, фрукты, витамины. Я все принес. Ты ведь растешь.
Ты скоро станешь мужчиной и должен быть сильным.
Феденька перестал качаться. Голова его медленно опустилась. Подбородок
уперся в грудь. Распахнулся ворот больничной сорочки, обнажив черную тат
уировку чуть ниже ключичной ямки. Перевернутая пятиконечная звезда, впи
санная в круг. Кожа вокруг пентаграммы постоянно краснела и воспалялась
, хотя рисунок был нанесен очень давно, почти пять лет назад.
Ц Скажи мне что-нибудь, сынок.
Глаза мальчика затянулись матовой пленкой, как у спящей птицы. Урчащий з
вук затих. Егоров попытался расплести намертво стиснутые в причудливый
крендель худые ноги сына и вспомнил, как впервые Феденьке удалось сесть
в эту позу Ц в позу лотоса.
Мальчик старательно выворачивал пятки, краснел и потел. А напротив него,
на вытертом коврике, сидели его мать, старший брат и еще два десятка людей
. На всех были какие-то простыни, все выворачивали босые ступни к потолку,
раскачивались и повторяли жуткий вибрирующий звук:
Ц Омм… омм…
Иван Павлович застыл на пороге. Сначала он готов был рассмеяться. Взросл
ые люди, закутанные в простыни, сидящие кружком и мычащие, как стадо недое
ных коров, выглядели по-дурацки. Но стоило приглядеться внимательней, и о
хота смеяться пропала. Их лица были похожи на гипсовые маски. Глаза намер
тво застыли. Гул многих голосов, мужских, женских, детских, как густой ядов
итый газ расползался по залу, по обыкновенному физкультурному залу обык
новенной московской школы.
За высокими решетчатыми окнами был черный декабрьский вечер. Школьные з
анятия давно кончились. Вечерами предприимчивый директор сдавал помещ
ение физкультурного зала группе, которая называлась «Здоровая семья». Г
имнастика, йога, опыт рационального питания, путь к духовному и физическ
ому совершенству. Занятия были бесплатными и проводились три раза в неде
лю, с шести до девяти.
Егорова не сразу заметили. А он едва узнал жену и сыновей в этом мычащем кр
угу. Первым бросился в глаза Феденька. Детское лицо еще не утратило норма
льной человеческой мимики. Мальчик морщился, пытаясь положить вывернут
ые ступни на согнутые колени. Короткая челка слиплась от пота.
Ц Феденька, сынок! Ц негромко позвал Иван Павлович.
Именно в этот момент детские ноги сплелись наконец в правильный крендел
ь.
Ц Получилось! Ц радостно произнес ребенок и присоединился к общему хо
ру, стал мерно раскачиваться и повторять «омм» вместе с остальными.
В центре широкого круга сидел пожилой бритоголовый азиат в набедренной
повязке. На голой безволосой груди красовалась черная пентаграмма, пере
вернутая пятиконечная звезда, вписанная в круг. Узкие глаза уперлись в л
ицо, и Егоров почувствовал, как этот взгляд жжет кожу, но не поверил, потом
у что так не бывает Ц чтобы человеческий взгляд на расстоянии десяти ме
тров обжигал, словно крепкая кислота.
Ц Что за чертовщина? Ц громко произнес Иван Павлович и решительно шагн
ул вперед, к мычащему кругу, чтобы вытащить из него жену и детей.
Азиат не сказал ни слова, но, вероятно, подал знак, потому что кто-то оказал
ся позади Егорова, профессиональным приемом стиснул его предплечья, выв
ернул руки и не давал шевельнуться. Иван Павлович попытался вырваться.
Ц В чем дело? Отпустите, сию же минуту! Тогда, пять лет назад, Иван Павлович
был очень сильным. Он любого мог уложить на обе лопатки. Рост метр девянос
то, вес девяносто килограмм, причем ни грамма жира, только мускулы. Но тот,
сзади, оказался значительно сильнее.
Ц Оксана! Славик! Феденька! Ц Егоров выкрикнул имена своей жены и двух д
етей, но они не слышали. Никто в этом зале его не слышал. Крик тонул в мычани
и двух десятков голосов. Егоров пытался вырваться, не мог понять, сколько
человек у него за спиной. Сначала показалось, двое. Один продолжал держат
ь, другой ребром ладони саданул по шее. Это был очень ловкий, профессионал
ьный удар. Егоров почти потерял сознание от боли, рванулся из последних с
ил и успел заметить, что держит и бьет один человек. Бритоголовая огромна
я баба в черных джинсах и черном глухом свитере. От нее нестерпимо воняло
потом. Он не разглядел лица, увидел только, что в ухе у черной богатырки бо
лтается серьга Ц крест. Обыкновенный православный крест, но перевернут
ый вверх ногами.
Она ударила в третий раз. Он весь превратился в комок боли. Не было ни рук, н
и ног. Перед глазами заплясали звезды, громко запульсировали барабанные
перепонки. Так бывает при резких перепадах давления, когда самолет меняе
т высоту или проваливается в воздушные ямы. Все это длилось не больше мин
уты. Потом стало темно.
Он открыл глаза и обнаружил, что сидит на лавочке в школьном дворе и не мож
ет пошевелиться. Летческая синяя шинель была застегнута на все пуговицы
. Форменный белый шарф аккуратно заправлен, на голове фуражка. Он отчетли
во помнил, что перед тем, как войти в зал, расстегнул шинель, снял фуражку и
держал ее в руке.
Егоров поднял руку, и показалось, что она весит не меньше пуда. Он зачерпну
л горсть колючего грязного снега, протер лицо и скрипнул зубами от боли. К
ожа на лице саднила, словно ее драли наждаком. Но этого не могло быть. Азиа
т только смотрел, не прикасался, даже не приблизился ни на шаг, всего лишь
бровью повел. Злость и удивление помогли Егорову окончательно прийти в с
ебя. Он сумел встать на ноги.
Здание школы оказалось запертым. В полуподвальных зарешеченных окнах ф
изкультурного зала было темно. Он обошел здание со всех сторон. Мертвая т
ишина. Ни души вокруг. Он догадался взглянуть на часы. Была полночь.
Жена и дети мирно спали дома в своих кроватях. Он взглянул в зеркало и обна
ружил, что кожа на лице красная и воспаленная. Но на шее под ухом не было ни
какого следа, даже легкого синяка.
Ц А, Ванечка, ты уже вернулся? Ц сонным голосом спросила Оксана, когда он
сел на кровать и провел рукой по ее волосам.
Ц Где вы были сегодня вечером?
Ц На занятиях, в группе. Ты же знаешь…
Ц Я приходил к вам. Вы не видели и не слышали меня. Вы там все как будто огл
охли и ослепли. Вы были как мертвые. Оксана, проснись наконец. Меня избили
и вышвырнули оттуда, как котенка.
Ц Да что ты говоришь, милый мой, любимый, хороший… Ц не открывая глаз, она
засмеялась совершенно чужим, грудным и глубоким русалочьим смехом, прит
янула его к себе за шею, зажала ему рот своими мягкими теплыми губами и ста
ла ловко расстегивать пуговицы его рубашки.
Егоров прожил с женой четырнадцать лет, он знал наизусть каждую складочк
у ее тела. Все ее движения, звук голоса, ритм дыхания были ему знакомы не ху
же, чем свои собственные. Но сейчас его целовала в губы, снимала с него оде
жду совсем другая, незнакомая женщина.
Его Оксана, его тихая, застенчивая жена, которая стеснялась слишком бурн
ого проявления чувств даже в самые отчаянные моменты близости, боялась р
азбудить детей, переживала, что скрипит кровать, превратилась вдруг в не
насытную, бесстыдную, многоопытную фурию.
Где, когда, с кем успела этому научиться? У нее стали другие руки, другое те
ло, другие губы. Даже запах изменился. Вместо привычного аромата яблочно
го шампуня и легкой туалетной воды от ее кожи исходил приторный тяжелый
дух то ли розового масла, то ли мускатного ореха. Она бормотала и выкрикив
ала безумные непристойности. Это была смесь густой матерщины и каких-то
непонятных слов, похожих на колдовские заклинания из детских сказок.
Ц Пробуждаются силы, которые раньше дремали, Ц спокойно объяснила она
утром, Ц разве тебе не понравилось?
Ц Кто тебя научил? Ц мрачно поинтересовался Егоров.
Она рассмеялась в ответ все тем же чужим, утробным, глуховатым смехом.
Ц Чтобы такому научиться, годы нужны. Нет, не годы, тысячелетия. Генная па
мять. Особая энергетика, которая раскрывается только у избранных, высших
существ. Во мне проснулся лучезарный и свободный дух великой Майи.
Ц Какая такая Майа? Что ты плетешь, Оксана?
Ц Майа есть великая шакти, мать творения, содержащая в своем чреве изнач
альное яйцо, объемлющее всю Вселенную, совокупную духу великого отца. По
средством вибрации танца жизни энергия Майи наполняет иллюзорную мате
рию…
Тоненький Океании голосок с неистребимым днепропетровским акцентом ст
арательно выводил эту соловьиную трель. Егоров не выдержал и шарахнул ку
лаком по столу.
Ц Хватит!
Ц Не кричи, Иван. И оставь в покое стол. Ты перебьешь всю посуду. Послезавт
ра ты пойдешь с нами на занятия. А то у тебя, миленький, силенок-то маловато
. Не заметил? Ц она подмигнула и опять засмеялась, как пьяная русалка.
Ц Вы больше туда не пойдете. Ни ты, ни дети.
Ц Неужели тебе ночью не понравилось? Ладно, давай повторим, чтобы ты поня
л, Ц она распахнула свой нейлоновый стеганый халатик, под которым ничег
о не было, и пошла на него. Она часто, хрипло дышала, и вблизи ее сумеречная у
лыбка показалась Егорову мертвым оскалом.
Прошло пять лет, а он так ясно помнил ту декабрьскую ночь и темное ледяное
утро, словно прожил этот короткий временной отрезок не единожды, а сто ра
з. Именно тогда все и началось. Для него, во всяком случае. Для жены и детей в
се началось раньше.
Оксаны и Славика уже, вероятно, нет на свете. Федя уцелел, пережил клиничес
кую смерть, успел испытать на себе все виды психиатрического лечения, от
аминазина и электрошока до гипноза. Врачи ничего не обещали, многозначит
ельно хмурились, не могли договориться насчет точного диагноза. Егоров п
ерестал их слушать. Он им больше не верил. Он держал Федю в больнице только
потому, что пока не имел возможности обеспечить мальчику надлежащий ухо
д дома.
Ц Феденька, ты помнишь Синедольск? Мы летали туда, когда ты был совсем ма
ленький. Бабушку помнишь?
Мальчик дернул головой, и Егорову на миг почудилось, что он кивает в ответ.

Ц Тебе как раз исполнилось три. Мы там отпраздновали твой день рождения,
вместе с бабушкой. Она тебе грузовик подарила, такой здоровый, что ты мог с
ам уместиться в кузове.
Федя застыл на миг, и опять Ивану Павловичу показалось, что сын его слышит
и понимает.
Ц Ты потерпи еще немного, сынок, скоро все будет хорошо, Ц он говорил, и п
ытался расцепить сплетенные кренделем ноги ребенка. Ц Я увезу тебя отс
юда, мы поселимся где-нибудь далеко, где чистый воздух, сосновый лес, речк
а с прозрачной водой. Ты будешь пить парное молоко, и постепенно тебе стан
ет лучше.
Егоров каждый раз бормотал одни и те же слова про чистый воздух и парное м
олоко, каждый раз упорно пытался расцепить ноги мальчика, расслабить све
денные судорогой мышцы и боялся сделать ему больно, хотя знал, что боли Фе
денька не чувствует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10