Ц Не надо, не мучайтесь, Ц услышал он за спиной голос доктора и вздрогну
л. Тот вошел совсем тихо и уже несколько минут молча стоял, наблюдал за его
тщетными попытками.
Ц Только укол поможет, снимет судорогу. Сейчас придет сестра и уколет ег
о. А вам пора. Всего доброго.
Егоров вышел из больницы с легким сердцем. В последние дни ему вообще ста
ло значительно легче. Вопреки скептической ухмылке лечащего врача, вопр
еки пустым бессмысленным глазам сына, в нем жила теперь упрямая злая над
ежда. Она была связана вовсе не с домиком у чистой речки, не с парным молок
ом.

* * *

Звонок был междугородний. Никита Ракитин не спеша вылез из ванны, накину
л халат, подошел к аппарату, но трубку взял не сразу. Очень не хотелось.
Ц Привет, писатель Виктор Годунов. Почему трубку не берешь? Ц произнес
начальственный глуховатый баритон.
Ц Я был в ванной.
Ц Ну, тогда с легким паром. Как работа продвигается?
Ц Нормально.
Ц Как здоровье? Не болеешь?
Ц Стараюсь.
Ц А что смурной такой?
Ц Почему смурной? Просто сонный.
Ц Я слышал, ты собрался в Турцию лететь на неделю.
Ц Собрался. И что?
Ц Почему не предупредил?
Ц Разве я должен? И потом, ты ведь все равно сам узнал.
Ц Ну вообще-то неплохо было бы поставить меня в известность. Просто из в
ежливости. Но я не обижаюсь. Отдохни, если устал. А дочку почему не берешь?

Ц У нее еще каникулы не начались.
Ц Понятно. Ну взял бы тогда эту свою журналисточку. Как ее? Татьяна Влади
мирова? Кстати, девочка прелесть. Видел недавно по телевизору в какой-то м
олодежной программе. Беленькая такая, стриженая. У тебя с ней как, серьезн
о?
Ц Прости, я что, об этом тоже обязан тебе докладывать? Ц вяло поинтересо
вался Никита и скорчил при этом самому себе в зеркале отвратительную рож
у.
Ц Ладно, старичок, не заводись. Это я так, по-дружески спросил, из мужского
любопытства. Главное, чтобы твоя личная жизнь не мешала работе.
Никита брезгливо дернул плечом. Он вдруг ясно представил, как его собесе
дник похлопал бы его сейчас по плечу. Он всегда, обращаясь к кому-либо «ст
аричок», похлопывал по плечу, этак ободряюще, по-свойски. Хорошо, что их ра
зделяет несколько сотен километров.
Ц Не волнуйся, не мешает, Ц Ц успокоил собеседника Никита и зевнул так,
чтобы это было слышно в трубке.
Ц Ну и хорошо, Ц собеседник кашлянул, Ц на какой ты сейчас странице?
Ц На двести пятнадцатой. Устраивает?
Ц Вполне. Я, собственно, только это и хотел узнать. Не терпится целиком вс
е прочитать, от начала до конца. Ладно, старичок, отдыхай на здоровье и со с
вежими силами за работу. Значит, помощь моя пока не требуется?
Ц Нет, спасибо. Материала вполне достаточно.
Ц Отличненько. А рейс когда у тебя?
Ц Сегодня ночью.
Ц Так, может, распорядиться, чтобы машину прислали?
Ц Спасибо. Я как-нибудь сам.
Ц Да, еще хотел спросить, чего такой дешевый тур купил? Фирма какая-то зав
алящая, отель трехзвездочный. Ты все-таки известный писатель, а отдыхать
отправляешься, как какой-нибудь жалкий «челнок».
Ц «Челноки» туда ездят работать, а не отдыхать, А трехзвездочные отели б
ывают вполне приличными.
Ц Да? Ну, не знаю. Тебе видней. Как вернешься, звони.
Ц Непременно позвоню. Будь здоров. Никита положил трубку, включил чайни
к, закурил у открытого кухонного окна. Вряд ли за этим звонком последует е
ще одна проверка. Теперь целую неделю его трогать не будут. Тур куплен, ден
ьги заплачены, даже известно сколько. Тур дейс1вительно самый дешевый. На
верное, отель дрянной, пляж далеко, море грязное.
Но какая разница?
У него оставалось два часа. Он налил себе чаю, вставил кассету в маленький
диктофон, надел наушники.
Ц Я всегда хотел быть первым, Ц зазвучал на пленке тот же глуховатый на
чальственный баритон. Ц У меня было такое чувство, что я все могу, все уме
ю, и, если у кого-то получалось лучше, я готов был в лепешку разбиться, лишь
бы переплюнуть. Я с детства пытался доказать свое право, другим и себе сам
ому, это тяжело, старичок, ты даже представить не можешь, как тяжело.
Полтора месяца назад, когда велась запись, за словом «старичок», как по ко
манде, последовало похлопывание по плечу.
Ц Право на что? Ц услышал Никита свой собственный голос.
Ц На жизнь. На достойную, настоящую жизнь. На власть, если хочешь.
Ц Власть над кем?
Ц Над другими. Над всеми. Мне, понимаешь ли, это было как бы дано, но не до ко
нца. Я ведь незаконнорожденный.
Ц Разве в наше время это важно?
Ц Смотря для кого. Отец мой был из самой что ни на есть партийной элиты. Бе
лая кость.
Ц Да, это я слышал. Ты рассказывал много раз.
Ц Нет, старичок, погоди. Я много раз другое рассказывал. Молодой был, глуп
ый.
Ц Привирал? Ц уточнил Никита с пониманием, без всякой усмешки.
Ц Ну, с кем не бывает. Привирал по молодости лет. Впрочем, про отца все чист
ая правда. А вот мама…
Ц Ты говорил, она у тебя врачом была, физиотерапевтом, что ли?
Ц Надо же, какая у тебя память, старичок. Не ожидал, честно говоря, Ц в гол
осе собеседника явственно прозвучало удивление и даже некоторое разоч
арование. Или настороженность? В общем, было слышно, как ему не понравилос
ь, что у Никиты хорошая память. Он молчал довольно долго, судя по тихому ще
лканью зажигалки, прикуривал, потом произнес задумчиво:
Ц Разве я мог в твоем доме, при твоих интеллектуалах-родителях и всяких
строгих бабушках, рассказывать, что мама моя была банная официанточка?
Ц А почему бы и нет?
Ц Да потому… Это сейчас я не стесняюсь, время другое, и роли у нас с тобой и
зменились. А правда, Ракитин, смотри, как изменились у нас с тобой роли. Мог
ли я тогда, двадцать лет назад, представить, что ты, Ракитин, будешь излага
ть для потомков мою скромную биографию? Мне ведь всегда хотелось написат
ь книгу. И сумел бы, между прочим. Эх, было бы у меня свободное время, я бы не х
уже тебя написал, старичок, Ц на этот раз вместо похлопывания по плечу по
следовало лукавое подмигивание.
Ц Ну так что же ты ко мне обратился? Ц тихо спросил Никита.
Ц Я ж объясняю, времени нет. Как говорится, каждому свое. Я политику делаю,
ты книги пишешь. Тебе деньги сейчас нужны позарез, так сказать, вопрос жиз
ни и смерти. Вот я и решил дать тебе заработать. Доброе ведь дело? Доброе. А м
не нужна качественная биография, и я не хочу, чтобы кропал ее какой-нибудь
безымянный журналистишко. Книгу про меня напишет настоящий писатель. Из
вестный. Профессиональный. Я могу заплатить, а ты уж, будь любезен, добросо
вестно меня обслужи, Ц опять последовал здоровый раскатистый смех, и по
том, уже серьезно, собеседник произнес:
Ц Не обижайся, старичок. Шучу.
Ц Я оценил твой юмор. Слушай, а почему же тогда такая страшная секретност
ь? Почему никто не должен знать, над чем я сейчас работаю?
Ц Хочу, чтобы это был сюрприз для широкой общественности. Представляеш
ь, какой это будет сюрприз, какая бомба?!
Ц Ладно, Ц произнес Никита задумчиво, Ц будет тебе бомба. Ц И подумал:
«Хитришь ты, старичок. Ты бы с удовольствием организовал широкую рекламн
ую кампанию и рассвистел на весь свет, что писатель Виктор Годунов отлож
ил все свои творческие замыслы и занят работой над книгой о тебе, драгоце
нном, потому что твоя биография куда интересней любых смелых фантазий пи
сателя Годунова. Но ты наступил на горло собственной песне и держишь наш
с тобой творческий союз в тайне из-за того, что боишься: вдруг узнает об эт
ом один человек? Самый важный для тебя человек. Твоя жена. Ей вовсе не понр
авится, что я тебя, как ты выразился, „обслуживаю“, и начнет она задавать т
ебе массу ненужных вопросов, которые могут привести к глубоким семейным
разногласиям, а еще, чего доброго, поставит условие, чтобы обслуживал теб
я кто-то другой. Кто угодно Ц только не писатель Годунов. Конечно, потом о
на все равно узнает. Но книга будет уже написана…»
Ц Так что там у нас с мамой? Ц спросил он, закуривая.
Ц Что с мамой? Официанточка. Знаешь, из тех, которые в кружевных переднич
ках с подносом в предбанник заходят: «Петр Иванович, чайку не желаете?» А к
роме передничка, на ней ничего. Ну разве бантик какой-нибудь в прическе. Т
ак вот и был я зачат, в банном поту, за самоваром. Номенклатурная полукровк
а.
Ц Может, мы так и назовем книгу?
На пленке послышался раскатистый здоровый смех. Никита отлично помнил, к
ак, отсмеявшись, собеседник уставился на него совершенно стеклянными зл
ыми глазами.
Ц Это, старичок, не повод для шуток. Это боль моя. Послышался легкий щелчо
к. Он разжигал свою потухшую сигарету, потом стал ходить по комнате из угл
а в угол. Пленка запечатлела звук его тяжелых, мягких шагов.
Ц При Хруще папа мой сидел смирно, занимал непыльную должностенку в кра
йкоме. Я, ты знаешь, пятьдесят седьмого. В шестьдесят четвертом, когда скин
ули Хруща, партаппарат стало трясти. Моего папу вынесло наверх, засветил
а ему должность первого секретаря, и тут какая-то сука возьми и стукни на
него самому Леониду Ильичу, мол, с моральным обликом у этого коммуниста н
е все ладно. Есть у него побочный сынок от банной девочки. Рассчитывали на
семейственность Леонида Ильича, думали, он осудит такой открытый развра
т. А получилось наоборот. Брежнев сказал: «У мужика сердце широкое, гулять
-то все гуляют, но есть такие, которые потом от детей своих отказываются. А
этот признал сына. Хороший человек». И тут же, за банкетным столом, в охотн
ичьем домике, был мой папа утвержден первым секретарем Синедольского кр
айкома партии.
Ц Брежнев именно так и сказал? Ц спросил Никита.
Ц Ну, примерно. Там ведь, в охотничьем домике, не было ни диктофона, ни стен
ографистки. В общем, одно ясно. Своим возвышением папа обязан мне. И он об э
том не забывал до конца дней. К тому же мой сводный братец, единственный ег
о законный наследник, начал здорово пить. Ему уже стукнуло двадцать пять.
Ни учиться, ни работать не желал. Баб менял, из Сочи не вылезал. И вечные ска
ндалы, то витрину в ресторане разобьет, то на глазах у всех какой-нибудь п
ровинциальной актрисульке под юбку полезет. А однажды в Москве, в Доме ра
ботников искусств,
Взял и помочился в рояль.
Ц Что с ним стало потом? Ц перебил Никита.
Ц С кем? С роялем? Ц собеседник опять разразился здоровым смехом. Ц Вот
это, кстати, ты не забудь включить, Ц наставительно произнес он, отсмеявш
ись, Ц очень характерная деталь.
Ц Непременно, Ц отозвался Никита, Ц что стало с роялем, понятно. А сводн
ый брат?
Ц Ну, тоже понятно. Спился. Сидит в дорогой психушке, маленьких зелененьк
их крокодильчиков ловит, Ц последовал легкий смешок, потом голос стал с
ерьезным и задумчивым, Ц а вообще, старичок, над семейной историей приде
тся подумать. Здесь начинается самое трудное. Кто был мой папа, знает весь
край. Врать нельзя. Но всю правду писать тоже нельзя. Красивого там мало. Е
му тогда подвалило к пятидесяти, а маме едва исполнилось восемнадцать. О
н, конечно, был добрый человек, заботился о нас. Мама ни в чем не нуждалась, я
ходил в лучшие ясли, в лучший детский сад. Однако номенклатурные дети из в
ысшего эшелона садов-яслей не знали. Дома росли, с нянями, гувернантками.
В яслях-садах со мной были дети приближенной челяди. Шоферов, горничных, с
адовников, охраны. Хотя, с другой стороны, я им не совсем ровня. И сразу, с пе
ленок, чувствовал это.
Ц А каким образом ты это чувствовал?
Ц Всем нутром. Душой. Шкурой своей. Вот каким образом, Ц повысил голос со
беседник, Ц а в школу я уже пошел как незаконный сын короля края. Принц по
рождению, но и челядь по судьбе. Вот тебе, писатель Годунов, жизненная драм
а. Вот противоречие, которое я преодолевал в себе и в других с самого нежно
го возраста.
Ц Это очень интересно, Ц медленно произнес Никита, Ц но ты можешь прив
ести хотя бы несколько примеров, как именно ты преодолевал это противоре
чие?
Ц Примеры тебе нужны? Ладно, давай попробую вспомнить. Как-то в четверто
м классе мы с пацанами курили во дворе школы. А тут директриса идет. Школа
была лучшая в крае, закрытая. Почти всех детей привозили и увозили черные
«Волги». У ворот охрана. При физкультурном зале бассейн со стеклянным ку
полом. На завтрак икорка, ананасы. Но при этом все очень строго. Почти воен
ная дисциплина. Так вот, идет директриса, зверь-баба, генерал в юбке. Все ус
пели быстренько папироски загасить, а один, не помню, как звали, сунул от и
спуга горящий окурок в задний карман штанов. Сам понимаешь, что было. Поте
рпел всего минуту и завопил, будто режут его. Потом мы поспорили, можно ли
терпеть такую боль и не орать. Это моя была идея, бычки об руки тушить. Кто б
ольше выдержит.
Ц Ну и кто же?
Ц Я, разумеется.
Никита помнил, как при этих словах собеседник показал ему левую кисть. На
тыльной стороне было пять аккуратных круглых шрамов размером со старую
копейку.
Ц Уже лучше, Ц собственный голос на пленке казался ему сейчас слишком х
риплым и растерянным. Ничего, плевать. Собеседник все равно слышал тольк
о себя. Ц Ну а еще что-нибудь?
Ц Что ж тебе еще? Ц Он долго, напряженно думал, морщил лоб, наконец пробор
мотал:
Ц Да вот, пожалуй, история со старым золотым прииском, Ц и вдруг запнулс
я, закашлялся, даже почудилось, будто испугался чего-то. Ц Нет, это не инте
ресно.
Ц Почему? Про золотой прииск очень интересно. Я как раз хотел спросить, к
аким образом ты сколотил свой изначальный капитал? Ты не пользовался бан
дитскими подачками, как другие. А политику без денег не сделаешь. Мы ведь н
икуда не денемся в книге от этого вопроса.
Ц Ну правильно, не денемся. Про деньги всегда интересно. Но пока мы с тобо
й о детстве говорим. О маме с папой.
Ц А золотой прииск?
Ц Да ну, фигня, получится слишком уж красиво. Прямо как у Джека Лондона. И к
изначальному капиталу ни малейшего отношения не имеет.
Ц Тогда тем более расскажи. Это мое дело, как получится. Ты расскажи.
Перед Никитой отчетливо встало напряженное, сосредоточенное лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10