Они шли по длинной улице, освещаемой слабым зимним солнцем и продуваемой крепким соленым ветром. Проходя мимо одного дома, Гарион услышал хор детских голосов. Они были очень чисты и звучали очень гармонично. Он удивился, как легко и слаженно дети исполняют песню.
– Повальное увлечение, – объяснил Силк. – Райвены большие любители музыки. Надо думать, это скрашивает монотонность их жизни. Мне бы очень не хотелось оскорблять ваше величество, но ваше королевство – довольно скучное место. – Он огляделся вокруг. – У меня здесь неподалеку живет друг. Почему бы нам не навестить его?
Он вывел их по лестнице на улицу, расположенную ниже. Вскоре они подошли к большому зданию, стоявшему на склоне холма. Силк подошел к двери и постучал. После небольшой паузы райвен в прожженном кожаном фартуке открыл дверь.
– Редек, старина, – удивленно произнес он. – Я не видел тебя много лет.
– Торган, – усмехнулся Силк. – Вот решил заскочить к тебе и посмотреть, как ты живешь.
– Заходи, заходи, – пригласил Торган, распахивая дверь.
– Я вижу, у тебя дела идут в гору, – проговорил Силк, оглядывая помещение.
– На рынке дела идут хорошо, – скромно ответил Торган. – Парфюмеры в Тол Боруне готовы купить почти любой флакон.
Райвен был крепким мужчиной с пепельно-серыми волосами и полными розоватыми щеками. Он посмотрел на Гариона и нахмурился, словно стараясь что-то припомнить Гарион отвернулся и принялся рассматривать изящные бутылочки из стекла, стоящие на столике рядом.
– Значит, ты изготавливаешь флаконы? – спросил Силк.
– О, мы стараемся выпускать кое-что еще, – с сожалением ответил Торган. – У меня есть ученик. Так вот, он абсолютный гений. Я разрешаю ему иногда поработать для души. Боюсь, что если заставлять выдавать весь день одни только флаконы для духов, он сбежит от меня. – Стеклодув открыл шкаф и осторожно вынул завернутый в бархат пакет. – Вот его работа, – сказал он, разворачивая материю.
Взору Гариона предстал воробей, сидящий на покрытой листьями ветке с распустившимися почками. Воробей на ветке был выполнен настолько искусно, что можно было различить каждое перышко.
– Удивительно, – прошептал Силк, рассматривая стеклянную птицу. – Настоящий шедевр, Торган. Как он добился такого гармоничного сочетания красок?
– Почем я знаю, – чистосердечно признался Торган. – Он даже не измеряет пропорции, когда смешивает краски, и все получается. Глаз не оторвешь. Говорю вам – это гений. – Он бережно завернул воробья в бархат и поставил обратно на место.
За мастерской располагались жилые комнаты, где царили тепло, любовь и пестрые краски. В каждой комнате висели картины. Ученики Торгана скорее были не работниками, а членами его семьи; старшая дочь играла для них в то время, когда все сосредоточенно работали с расплавленным стеклом, и её пальцы едва касались струн арфы, извлекая чарующую музыку.
– Как это не похоже на то, что снаружи, – недоуменно заметил Леллдорин.
– Что именно? – спросил Силк.
– На улице так мрачно… все серое и неприятное… но когда попадаешь в дом, тебя окружает тепло и уют.
– Постороннему человеку это сразу бросается в глаза, – улыбнулся Торган. – Наши дома очень похожи на нас самих. Снаружи скучно, однообразно и мрачно. Ничего не попишешь. Город построили для охраны Ока, и поэтому каждый дом – часть крепости. Мы не можем изменить его внешний облик, зато внутри царят искусство, поэзия и музыка. Мы сами одеты во все серое. Очень практично. Наша одежда, сотканная из козлиной шерсти, легка, тепла, почти не пропускает влагу, – но она не поддается красителям, и поэтому всегда остается серой. И если мы снаружи серые, это вовсе не означает, что мы лишены чувства прекрасного.
Прислушиваясь и приглядываясь к стеклодуву, Гарион начинал постигать внутренний мир этих, на первый взгляд, ничем не примечательных людей. Строгая аскетичность облаченных в серые плащи райвенов служила фасадом для общения с миром. За этим фасадом, однако, скрывались совершенно другие люди.
Ученики Торгана были заняты выдуванием миниатюрных флакончиков, которые служили основным предметомторговли с парфюмерами Тол Боруна. Один ученик тем не менее работал поодаль, выделывая из куска стекла кораблик, застывший на гребне волны. Это был юноша с рыжими волосами и пристальным взглядом. Когда он оторвался от работы и посмотрел на Гариона, его глаза удивленно расширились, но он быстро наклонил голову и продолжил работу.
Уже стоя в дверях и собравшись покинуть мастерскую, Гариону захотелось еще раз взглянуть на удивительную стеклянную птицу на зеленой ветке. Воробей был сделан с таким замечательным умением, что у Гариона защемило сердце.
– Вам он нравится, ваше величество? – спросил молодой человек, который неслышно приблизился. – Я был вчера на площади, когда Бэйрек представлял вас народу, – объяснил он. – И узнал вас сразу, как только вы вошли.
– Как тебя звать?
– Джоран, ваше величество.
– Как ты думаешь, можно обойтись без этих «величеств»? – с грустью в голосе спросил Гарион. – Никак пока не могу к ним привыкнуть. Для меня это так неожиданно.
– В городе полно слухов, – усмехнулся Джоран. – Говорят, что вас воспитывал в своей башне, что в долине Олдура, чародей Белгарат.
– На самом деле я воспитывался в Сендарии тетей Пол, дочерью Белгарата.
– Полгарой-волшебницей! – восхищенно прошептал Джоран. – Так ли она прекрасна, как гласит молва?
– Я всегда так считал.
– Она и вправду может превратиться в дракона?
– Если захочет – да, – сказал Гарион, – но предпочитает быть совой. Почему-то она любит птиц… и птицы сходят с ума, завидев её. Они не переставая говорят с ней.
– Удивительно… – мечтательно произнес Джоран. – Я бы все отдал, чтобы повидаться с ней. – Он задумчиво сжал губы, как бы прикидывая что-то в уме. – Как вы думаете, эта вещица ей понравится? – вдруг спросил он, касаясь стеклянного воробья.
– Понравится? Да она придет в восторг от него!
– Вы не передадите его ей?
– Джоран! – воскликнул пораженный Гарион. – Я не могу её принять. Она слишком дорогая, и у меня нет денег, чтобы платить.
– Это всего лишь стекло, – слабо улыбнувшись, заметил Джоран, – а стекло – расплавленный песок, а песок дешевле всего на свете. Если вы считаете, что ей это понравится, пожалуйста, передайте воробья. Прошу вас. Скажите, что его прислал Джоран-стеклодув.
– Передам обязательно, Джоран, – пообещал Гарион, горячо сжимая руку юноши. – Я сделаю это с большой радостью.
– Я заверну вещицу, – сказал Джоран. – Стекло не любит, когда его из теплого помещения переносят на холод. – Он протянул руку к куску бархата, но затем остановился. – Я не совсем честен с вами, – смущенно добавил он. – Эта птица вышла очень удачная у меня, и если господа из цитадели увидят её, возможно, и им захочется иметь такие изделия. Мне нужны заказы, чтобы открыть свою собственную мастерскую и… – он бросил красноречивый взгляд на дочь Торгана.
– …и ты не можешь жениться до тех пор, пока не заведешь свое дело, – договорил за него Гарион.
– Ваше величество будет очень мудрым королем.
– Если только мне удастся избежать ошибок на первых порах, – усмехнувшись, сказал Гарион.
Вечером Гарион зашел к тете Пол и протянул ей сверток.
– Что это?
– Подарок от одного молодого стеклодува, которого Я встретил в городе, – ответил Гарион. – Он настоял на том, чтобы я передал его тебе. Его имя – Джоран… Осторожнее, а то разобьешь.
Тетя Пол принялась медленно разворачивать бархатную материю, и когда увидела стеклянную птицу, у неё вырвался невольный вздох восхищения:
– О, Гарион!.. В жизни я не встречала ничего более прекрасного!
– Это очень хороший мастер. Он работает у стеклодува по имени, Торган, а Торган утверждает, что это гений. Он хочет встретиться с тобой.
– А я хочу встретиться с ним, – взволнованно сказала Полгара, не в силах оторвать глаз от стеклянного чуда. Затем она бережно поставила воробья на стол. её руки тряслись, а красивые глаза были полны слез.
– Что-то не так, тетя Пол? – испуганно спросил Гарион.
– Нет, ничего, Гарион. Так… ерунда.
– Тогда почему ты плачешь?
– Тебе этого не понять, дорогой, – ответила она и крепко обняла его.
Коронация состоялась на следующий день, ровно в полдень, под громкий перезвон городских колоколов. Королей и членов их семей, знати и приглашенных горожан оказалось так много, что зал райвенского короля не смог вместить всех желающих.
Гарион мало что запомнил из того дня, но в память врезалось то, что в плаще, подбитом горностаем, было жарко, а корона из чистого золота, которую райвенский епископ надел ему на голову, оказалась ужасно тяжелой. И конечно, запало глубоко в душу, как Око Олдура разгоралось все ярче и ярче, когда Гарион направлялся к трону, слушая ставшую привычной странную мелодию. Песнь камня так громко звучала в ушах, что он едва различал радостный шум толпы, взойдя на престол.
Однако один голос он слышал совершенно отчетливо.
– Слава Белгариону! – произнес этот голос, давно ставший его вторым «я».


Глава 13

Король Белгарион сидел, скучая, на троне в зале райвенского короля и слушал нагоняющий тоску голос посла Толнедры Вальгона. Для Гариона наступили тяжелые времена: столько дел, к которым он не знал даже, как подступиться. Во-первых, он совершенно не мог отдавать приказания; во-вторых, он обнаружил, что для себя у него совершенно не остается времени, и в-третьих, он не имел ни малейшего представления, как отделаться от слуг, которые постоянно вертелись вокруг. Куда бы он ни направлялся, они преследовали его повсюду, и он уже оставил надежду поймать излишне старательного телохранителя, камердинера или посыльного, который последние два дня шествовал за ним по коридорам.
Друзья чувствовали себя неуютно в его присутствии, называя Гариона «ваше величество», хоть он бесчисленное количество раз просил их не делать этого. Он не чувствовал себя другим человеком и, глядя на себя в зеркало, не замечал, что хоть как-то переменился, но все поступали так, будто в нем произошли серьезные перемены. Выражение облегчения, мелькавшее на их лицах всякий раз, когда он оставлял их, больно ранило Гариона, и он, подобно улитке, замыкался в себе, находя утешение в молчаливом одиночестве.
Тетя Пол все время находилась рядом с ним, но и с ней было не так, как прежде. Раньше он всегда был при ней, теперь роли поменялись, и это казалось ему совершенно противоестественным.
– …Предложение, если ваше величество позволит мне сказать, представляется крайне заманчивым, – заметил Вальгон, заканчивая чтение последнего договора, предложенного Рэн Боруном. Толнедрийский посол отличался язвительностью, имел орлиный нос и аристократическую осанку. Это был Хонетит, он происходил из той семьи, которая основала империю и из которой вышли три императорские династии, и едва скрывал свое презрение ко всем олорнам. Для Гариона он являлся источником постоянного раздражения. Не проходило и дня, чтобы новый договор или торговое соглашение не поступали от императора. Гарион быстро понял, что толнедрийцы крайне негативно относятся к тому факту, что его подписи нет на том или ином пергаменте, и продолжают действовать по принципу: если человеку постоянно подсовывать документы, то в конце концов он что-нибудь да подпишет, лишь бы его оставили в покое.
Стратегия Гариона была очень проста: он отказывался вообще что-либо подписывать
– Точно такой же документ они предлагали на прошлой неделе, – мысленно услышал он голос тети Пол. – Все, что они сделали, это переставили местами пункты да ввели несколько новых слов. Скажи ему – нет.
Гарион посмотрел на хитрого посла почти с открытой неприязнью и решительно заявил:
– Совершенно исключено.
Вальгон начал протестовать, но Гарион оборвал его.
– Это предложение точь-в-точь соответствует представленному на прошлой неделе, Вальгон, и мы оба это прекрасно понимаем. В тот раз я сказал «нет», и сейчас мой ответ будет таким же. Я не предоставлю Толнедре предпочтительный статус в торговле с Райве; я не собираюсь просить разрешения Рэн Боруна подписывать какое-либо соглашение с какой либо нацией, и я, разумеется, не соглашусь с каким бы то ни было изменением условий Вомимбрских соглашений. Пожалуйста, передай Рэн Боруну, чтобы он мне больше не надоедал, если, конечно, ему не захочется говорить дело.
– Ваше величество! – воскликнул потрясенный Вальгон. – Не подобает так разговаривать с императором Толнедры.
– Я говорю так, как считаю нужным, – подчеркнул Гарион. – Я… мы разрешаем покинуть замок.
– Ваше величество…
– Вы свободны, Вальгон, – не дал ему договорить Гарион.
Посол резко выпрямился, холодно поклонился и с высоко поднятой головой удалился.
– Неплохо, – протянул король Энхег из укрытия, где он сидел вместе с другими королями. Незримое присутствие королевских особ постоянно нервировало Гариона. Он понимал, что они следят за каждым его шагом, присматриваются, приходят к определенным выводам, оценивают его решения, его манеру поведения, его слова Он также понимал, что имеет право на ошибку в эти первые месяцы правления, и ему очень хотелось, чтобы при этом никто не присутствовал, но как скажешь группе монархов, что он предпочел бы не быть центром их внимания?
– Немного прямолинейно, однако… вы так не считаете? – сказал король Фулрах.
– Со временем он научится вести себя более дипломатично, – предположил король Родар. – Я полагаю, что Рэн Борун найдет эту прямолинейность не лишенной свежести… после того, как оправится от апоплексического удара, получив ответ нашего Белгариона.
Собравшиеся короли и высокопоставленные особы рассмеялись шутке короля Родара, в то время как Гарион безуспешно пытался скрыть краску стыда.
– Они не могут обойтись без этого? – яростно прошептал он на ухо тете Пол. – Скоро и икнуть нельзя будет без комментариев.
– Не злись, дорогой, – успокаивала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45