Если нарвешься на патруль, то судить тебя будут как дезертира, и пусть эти
надписи тебя утешат. Рискнешь? Орел! По Питеру ходи переулками, на Невском
не появляйся, а пива - ни-ни! Я дал бы тебе переодеться в цивильное, да у
самого нету.
Владик выслушал наставления старшины, перемахнул через забор и на
первом же продуваемом товарняке прибыл на Балтийский вокзал. Стояла
середина двадцатого века. Патрули и трамваи еще спали в эту новогоднюю
рань. Полуобмороженный Владик пешком добрался до улицы Победы, поднял меня
с постели, и мы три часа беседовали на кухне о состоянии дел в химической
науке. Сестра кормила его тушенкой, а я отпаивал чаем из серебряного
подстаканника; Владик же ни словом не обмолвился о своих намечающихся
особых отношениях с великим русским поэтом и великим советским летчиком, и
поэтому я не догадался отвезти его на "ЗИМе" в воинскую часть. Напоследок
я твердо пообещал провести через Министерство обороны приказ о его
переводе в мою лабораторию и налил Владику на коня стопку коньяка, чтобы
он окончательно не замерз на обратном пути. Счастливый Владик ушел
навстречу неизвестности, а я заторопился в Кузьминки, где ошеломил своих
сотрудников компонентой Бессмертного (с тех пор, естественно, сия
компонента носит его имя, а иностранцы язык ломают).
Из Кузьминок я позвонил академику Эн.
Тот сказал: "Умереть не дадут спокойно", позвонил куда-надо и
потребовал выдачи в мое распоряжение рядового Бессмертного. Его два раза
переспросили: "Какого-какого?"... А еще через день позвонили в Кузьминки и
доверительно объяснили мне, что молодой советский рядовой гений
Бессмертный таинственно исчез под Новый год из расположения родной
воинской части, что его вот уже четвертый день не могут найти у известных
девиц в окрестных селах, и что в исчезновении Бессмертного подозреваются
козни нескольких иностранных разведок, а меня просят не сообщать об этом
академика Эн.
Как бы не так!
Я тут же опять позвонил академику Эн. Тот ударил тростью по столу,
взбешенный всей этой шпиономанией, и тут такое началось!
Не знаю, может быть Владик мне потом врал, зато врал красиво: будто
бы усиленная опергруппа Министерства обороны прибыла на Финский залив с
жутким намерением взломать лед, тело найти, а Владикино начальство
разжаловать в рядовые; будто бы его матрац дали понюхать какому-то
сверх-Джульбарсу - и пес в точности повторил весь путь рядового
Бессмертного от воинского забора до дверей детдомовской воспитательницы, а
потом от ее дома до Невского проспекта, где Бессмертного пять дней назад
арестовал патруль. (Мне не следовало давать ему стопку на коня - конь не
выдержал. После нашей беседы Владик шагал по Ленинграду, как пьяный, и
таки забрел на проспект). На Невском овчарка сорвалась с поводка и
прямиком примчалась к старой питерской гауптвахте, где когда-то сидел
Михаил Юрьевич Лермонтов, а сейчас в ожидании трибунала страдал от острого
приступа радикулита Владислав Николаевич Бессмертный.
Иногда мне кажется, что эти и другие события происходили во сне или
на киноэкране. Будто наши роли исполняли артисты, а меня и Владика в
помине не было. Мне кажется, что мне всю жизнь было под сто лет, и я уже
не представляю себя другим, а Владислав Николаевич был всегда при мне
любимым учеником и директором этого учреждения.
Таким вот образом.

26
Мы продолжаем молчать. В гостиницу никто не уходит. Владислав
Николаевич ревнует Татьяну к марсианину, а тому без шинели в конце зимы
совсем не жарко, но и он не уходит. Мотаю на ус: появился третий
претендент в женихи.
- Идите в гостиницу, - советую я ему. - А я еще подышу воздухом.
Нет, не уходит... Похоже, он меня телохраняет. Они в самом деле
что-то задумали.
А вот и наши подъезжают, израненные, но победоносные!
Впереди пожарная машина тащит на буксире наш искалеченный, но полный
рыбы автобус. За ними в автобусе Центрального телевидения везут моих
натерпевшихся страху сотрудников, а кавалькаду замыкает "скорая помощь".
Милицейский "жигуленок" и Олин "Запорожец" пожарники, наверно, спихнули с
дороги, и там, на обочине, они еще долго будут устрашать своим видом
путников и странников.
В общем, зрелище.
Очередь за валенками обернулась и разглядывает загадку: без окон, без
дверей, переполнен карасей. Свежую рыбу привезли. Значит, сегодня вечером
все Кузьминки пропахнут жареной рыбой. Из окна ресторана выглядывают
жующие вертолетчики. В дверях гостиницы появляется Татьяна с моим
паспортом... Если я промедлю, то за меня сейчас возьмутся - запрут в
гостинице и начнут лечить. Внимание Космонавта отвлечено, он не ожидает от
меня подвоха.
- Слушай, Владик... - я дергаю за рукав Владислава Николаевича,
который гипнотизирует вторую сосульку. - Ты с этими фокусами поосторожней.
Лучше скажи, нас чаем напоят в твоем Доме ученых?
- Во-первых, это ваш Дом ученых, - Владислав Николаевич с трудом
отводит взгляд и размышляет. - Во-вторых, пусть попробуют не напоить!
- Тогда, в-третьих, поехали! А этих - к черту!
Я подталкиваю Владислава Николаевича к "ЗИМу", мы быстренько садимся,
Павлик трогает и проезжает мимо растерявшихся Татьяны и марсианина. А
пусть не зевают! Ехать тут недолго, минут десять, прямо вверх по
Академическому спуску. Обойдемся без телохранителей.
- Юрий Васильевич, вы из чего чай собираетесь пить? - продолжает
чайную тему Владислав Николаевич.
- Да хоть из кружки.
- А где же ваш третий подстаканник?
- Пропал. Давно. Еще до запуска первого спутника.
- Или украли, - вздыхает Владислав Николаевич. - Жаль, серебряный
все-таки.
- Точно, украли! - со злостью вмешивается Павлик. У него задумчивый
вид. Ему хочется выговорить свои дорожные впечатления, но ураганы и смерчи
как-то не входили раньше в круг его непосредственных интересов, и он не
знает, как к этой теме подступиться. Зато воровство серебряных
подстаканников Павлику предельно понятно.
- Такой подстаканник потянул бы сейчас рублей на триста... Да за
такие штуки надо морду бить!
- Согласен, - кивает Владислав Николаевич. - Это я украл
подстаканник. На счастье. Еще тогда, в клинике... От злости, что вас
выписали раньше меня.
- Тогда это называется не "украли", а "одолжили", - делает поправку
Павлик. - "На счастье" - это совсем другое дело.
- А ты мне грехи не отпускай. Украл - значит, украл.
- А помогло? - интересуюсь я, разглядывая почерневшее серебро. -
Счастье-то было?
- Кажется, было, - вздыхает Владислав Николаевич. - Вроде не скучал в
жизни.
Мы проезжаем мимо мемориального кладбища, но не глядим в ту сторону.
Там чернеет гранитный памятник - все та же рука на постаменте с клубком
орбит.
- А почему не женился? - спрашиваю я.
- А зачем? - опять вмешивается Павлик. - Какое же это счастье -
жениться?
- Потому не женился, что всегда подражал вам.
- Я был женат!
- Но в ЗАГСе не расписались.
- Она сама не захотела. ЗАГС - это обстракция.
(Владислав Николаевич был влюблен в сестру моей жены, потом в мою
жену, сейчас в мою внучку... но это все запретная тема).
- И все-таки подстаканники я ни у кого не воровал, - сержусь я.
- Да? А трость у академика Эн?
- Потому что это была волшебная трость! Он, бывало, ка-ак трахнет по
столу... и все сразу же исполнялось. И не воровал я. Он у меня однажды на
кухне ее забыл.
- Это называется "не украсть", а "зажилить", - объясняет Павлик.
- Он перед концом забывал у друзей свои вещи, - вспоминает Владислав
Николаевич. - Как будто нарочно... на память. У меня записную книжку
оставил. А в ней!.. Имена, адреса, телефоны... Находка для шпиона.
Внимание, за нами погоня!
Это по мою душу.
- Гони! - командую я Павлику, но "ЗИМ" на мокром подъеме воет,
скрипит и еле ползет. Мы почти у цели, но у самого Дома ученых, где в
ожидании "Звездных войн" собралась изрядная толпа, нас обгоняет "скорая
помощь" и останавливается поперек дороги. Я толкаю Павлика в спину:
- Объезжай, не обращай внимания!
Павлик пытается объехать "скорую помощь", но из нее выбираются врач,
санитары, марсианин, Татьяна, Тронько Андрей Иванович с березовым
веником... Да сколько же вас?
Врач вращает руками, будто делает гипнотические пассы, призывая
Павлика остановиться.
- Дави его! - подзуживаю я.
Павлик объезжает и врача, и "скорую помощь", но марсианин милицейским
жестом окончательно останавливает его, марсианина Павлик не может
ослушаться.
Надо выходить.

27
Нас окружили. Лицо и ужимки врача мне хорошо знакомы, хотя из-за
белого халата я не могу вспомнить, где видел этого человека. Сейчас
вспомню... Все, вспомнил: это мой личный враг Леонард Христианович Гланц -
тот самый экстрасенс, у которого я выиграл битву за трехкомнатную
квартиру. Значит, теперь он шаманит на "скорой помощи".
Я выбираюсь из "ЗИМа" с подстаканником и с тростью на перевес. Они
нас догнали, но у меня еще остается надежда провести их: надо
прикидываться здоровеньким и осторожно продвигаться туда, в народ... из
толпы, ожидающей "Звездных войн", выдернуть труднее, чем в чистом поле.
- Что вы делаете на "Скорой помощи"? - ехидно спрашиваю я Гланца. -
Лечите наложением рук? Или разглашаете тайны народной тибетской медицины?
- Если вы интересуетесь народной медициной, пройдемте, пожалуйста, в
Дом ученых, - кротко отвечает Леонард Христианович.
Мне туда и надо, но этого нельзя показывать... Там есть такая тетя
Маша, она меня защитит, пожалеет и напоит чаем. Странно, что они не тащат
меня в больницу.
Иду.
Толпа волнуется: "Звездные войны" привезли!"
Тут на мотоциклах съехались из окрестных сел, и со станции, и с
аэродрома. А я с подстаканником иду пить чай сквозь строй жаждущих
"Звездных войн". Мы прем свиньей, как псы-рыцари на Чудском озере. Впереди
два санитара с чемоданами проламывают толпу мотоциклистов. По бокам
Космонавт с Андреем Ивановичем раздвигает их. Татьяна прикрывает мне спину
и успевает отчитывать Владислава Николаевича за то, что он поддается на
мои провокации: "Вы же знаете, как его надо беречь!" Леонард Христианович
ведет арьергардные бои.
Марсианина узнают.
Мотоциклетная шпана... ну, эти... крекеры-брекеры... улюлюкают и
тычут в Космонавта пальцами, будто это не он с Марса, а они с Луны
свалились. И это читатели "Науки и мысли"?! И это перед ними сейчас
выступать? Дегенераты! Обожрутся! Пусть читают трилогию
Степаняка-Енисейского, а ото пусть читает им лекции перед киносеансами.
Меня увольте!
Стоп. Кажется, я не иду, а меня ведут...
Нет, показалось. Не ведут, а поддерживают под руки на скользких
ступеньках. Протискиваемся в вестибюль. За нами ломятся крекеры, но Андрей
Иванович сдерживает натиск и, осторожно дав по зубам самому нахальному,
закрывает дверь.
Где тетя Маша?
Нет уже моей тети Маши. Я все перезабыл. Она бы меня спасла и вообще
навела бы метлой порядок, но она в прошлом году сошла со сцены, и ее с
музыкой увезли в Печенежки. Вместо этой доброй женщины у дверей швейцарит
какой-то хомо сапиенс, зашедший в эволюционный тупик. На нем синяя фуражка
без знаков различия. От него разит то ли "Шипром", то ли "Тройным
одеколоном" - к сожалению не пил, не знаю. Нет, этот не спасет. Он,
конечно, дружен с местным киномехаником. Киномеханик третий день женится.
Павлик его подменит, иначе мотоциклисты разнесут Дом ученых. Все здесь
друг от друга зависят. Царица Тамара ими командует и зависит от них.
Мафия, солидарность и круговая порука. Делают что хотят. Эволюционный
тупик, как в Академии наук. Там тоже всем заправляет не Президент, а
какая-нибудь тишайшая Галина Иларионовна из его приемной. И зависит она от
тех же дворников, швейцаров и шоферов, но на академическом уровне. Плебс у
власти. Они и решают, кому Президент должен позвонить - мне или
Степаняку-Енисейскому. Что решат, то и будет. Окружили, дьяволы! При чем
тут наука и мысль?
- Сюда, - звеня ключами командует доктор Гланц и указывает на двери
административного кабинета. - Юрий Васильевич, вы должны пройти медосмотр.
Я упираюсь. Царица Тамара доверила Гланцу ключи, значит, он заодно с
ними. Ничего я никому не должен. Я все свои долги давно отдал.
- Юрий Васильевич, я ДОЛЖЕН исполнить свой профессиональный долг!
- А я тут при чем?
Нашел, понимаешь, подопытного кролика! Пусть исполняет свой
профессиональный долг на пострадавших милиционерах.
А это что? Меня, вроде бы, пытаются тащить?
Предупреждаю: если ко мне будет применено насилие, я натравлю на Дом
ученых орду мотоциклистов!
Нет, показалось. Меня не насилуют, а пытаются уговаривать. Пахнущий
одеколоном швейцар не ко времени спешит на помощь моим мучителям, чтобы
пресечь в моем лице беспорядки, но Андрей Иванович невежливо берет его
двумя пальцами за шиворот, раскручивает вокруг оси и водворяет на свое
швейцарское место.
Гланц пронзительно глядит в меня.
- Вы меня не колдуйте, не колдуйте! - я стучу волшебной тростью по
паркету, чтобы избавиться от всей этой нечистой силы, но на этот раз
трость отказала.
- Мне позвонили из Академии наук. Я должен вас осмотреть, -
произносит Леонард Христианович, просвечивая меня взглядом.
Я затихаю, поняв, что на этот раз мне от них не отделаться. Если бы
Гланц сказал, что ему позвонил сам Президент, я бы рассвирепел. Но он
сказал сущую правду: ему позвонил какой-то швейцар из приемной Президента
и сказал, что Гланц за меня головой отвечает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22