Великолепная коллекция греческого фарфора Ван Хорна была цела, и большая красно-черная амфора стояла в самом центре. В отличие от того, какая она была раньше, сейчас казалось, что она собрана из сотен осколков, тщательно подобранных один к другому. Сзади него послышались шаги, и голос Ван Хорна произнес:– Если вам интересно, эта работа заняла у меня больше года.Его лицо теперь казалось немного похудевшим, волосы и усы стали белыми, как снег, но глаза на загоревшем лице оставались очень голубыми, и когда Ломакс взял протянутую руку, его рукопожатие оказалось неожиданно сильным.– А что случилось? – спросил Ломакс.– С амфорой? – Ван Хорн пожал плечами. – Когда немцы пришли за мной, то вели себя несколько грубовато. Удивительно другое: когда я вернулся сюда после войны, то нашел все осколки собранными в ящик в подвале. И целый год склеивал их в единое целое. Как раз то, что было нужно, чтобы прийти в себя.– После концлагеря Фончи? – спросил Ломакс.Ван Хорн кивнул.– Давайте выйдем на террасу. Там очень приятно в этот предвечерний час.Катина тихо вышла, и Ломакс прошел за ним на террасу. Отсюда открывался захватывающий дух вид. Солнце, словно громадный оранжевый шар, спускалось, готовясь встретиться с морем. В горячем мареве вдалеке слабо просматривались горы Кипра.Ломакс оперся на бетонные перила и посмотрел вниз на небольшой залив среди скал в пару сотен футов ширины. С этой высоты он мог различать разные оттенки синего и зеленого цвета воды из-за разных глубин моря. Тридцатифутовый морской катер стоял возле каменного причала, который выдавался от белого, как кость, пляжа.Ван Хорн сел в парусиновое кресло у стола, на котором были поднос с ледяной водой и несколькими бутылками и портативная пишущая машинка.Ломакс подобрал несколько листков бумаги, которые сдуло ветром, и положил их снова на стол.– Кажется, я уже давно не читал ничего нового из ваших произведений.– Мой дорогой друг, я уже давно сказал все, что хотел сказать.Ван Хорн налил джина в два стакана и продолжал:– Знаете, немцы дали нам понять, что вы погибли. Что лодка, на которой вас послали на Крит, так никогда туда и не пришла. Что же все-таки случилось?Ломакс тоже сел и вынул сигарету.– Мы встретили греческую рыбачью лодку там, где ей не полагалось быть, и командир военного катера решил ее осмотреть. Но к его несчастью, это оказался волк в овечьей шкуре. Лодка специальной морской службы, которая шла забрать нас с Кироса после выполнения задания.– Так, значит, катер был потоплен? А что произошло после этого?– Командир нашей лодки как можно быстрее доставил меня в Александрию. Мои ноги были в таком плачевном состоянии, что они отправили меня в Англию для специального лечения. И я не занимался активными действиями вплоть до начала 1945 года. В то время события в Европе стали разворачиваться очень быстро, и они посчитали, что лучше использовать меня в Германии.– В самом деле, почему нет? – воскликнул Ван Хорн. – Ведь Эгейское море никогда не было ничем более, как местом для отвлекающего удара. Они даже не удосужились вторгнуться на Крит. Когда пришел конец войне, на Киросе немцы просто-напросто капитулировали, как и на других островах.– Но планировавшееся вторжение на Крит оправдывает операцию на Киросе, – возразил Ломакс. – Может быть, вы считаете, что вся эта акция была просто потерей времени?Ван Хорн выглядел слегка удивленным:– А разве я когда-нибудь утверждал что-то другое? Все это выглядело очень романтичным здесь, на Эгеях, с вашими ночными высадками и легализированным разбоем, но не будем делать вид, будто считаем, что вся эта затея имела хотя бы малейшее влияние на ход войны.Слепая, беспричинная злость вспыхнула в Ломаксе.– Жаль, что Джой Бойд и пара других ребят, которых я мог бы назвать, не слышат вас сейчас.– А я тоже могу назвать вам несколько имен, – холодно возразил Ван Хорн. – Старая Мария, жена Алексиаса и многие другие. Невинные случайные свидетели, которые едва ли знали, что происходило. Фончи – это просто ужасно, но что вы скажете о женщинах и таких молодых девушках, как Катина, которых послали в солдатские бордели в Грецию? Вот они – настоящие жертвы.Он продолжал что-то говорить, но Ломакс уже не слышал его. Он закрыл глаза и погрузился в темный вакуум тишины. Его страдания были почти физическими, в горле застрял ком, который был готов задушить его, и он оперся на перила, словно тяжелобольной человек. Он глядел вниз, в пустоту, и, постепенно обретая слух, увидел около себя Ван Хорна, протягивавшего ему стакан.Когда содержимое этого стакана обожгло желудок Ломакса, Ван Хорн примиряюще произнес:– Очень сожалею, я думал, вы знаете.– Это единственное, о чем она умолчала, – прошептал Ломакс.Ван Хорн дружески положил руку ему на плечо и снова сел, Ломакс закурил, продолжая невидящим взором смотреть в пустоту.Немного погодя он проговорил:– Катина сказала, что вы – единственный человек, кто верит, что я не предавал вас Штайнеру.Ван Хорн налил себе еще стакан.– Это верно.– Могу я узнать, почему?Ван Хорн пожал плечами.– Скажем так, это не совпадает с вашим образом.– И вы считаете, что это – достаточная причина?– Помните, я профессиональный писатель. Мое дело – знать людей.Ломакс тоже сел за стол.– Расскажите, что произошло, когда они вас арестовали.– Слишком официальный молодой офицер приехал и обыскал весь дом, не давая мне никаких объяснений. Вот тогда и разбили амфору. А потом они отвезли меня в штаб к Штайнеру. Он сказал, что у него есть информация о том, что я представлял убежище вам и Бойду. Естественно, я ответил ему, что не понимаю, о чем он говорит.– А когда возникло первое предположение о том, что это я передал немцам информацию?– Впервые я услышал об этом месяц спустя от одного из охранников в городской тюрьме.– Значит, они не отправили вас на Фончи сразу же?– Меня держали здесь три месяца и только потом перевели туда. Большинство из наших были уже там.– Включая Алексиаса?– Нет, он никогда не был в концлагере Фончи. Они сразу послали его в тюрьму гестапо в Афинах. Думаю, они полагали, что со временем смогут выжать из него все, что им надо. Они знали, что он работал на национально-освободительный фронт на Крите.– Но почему же они держали вас здесь, в городской тюрьме, когда других давно уже отправили?– Благодаря Штайнеру. Он знал, что у меня не очень хорошее здоровье, и гарнизонный врач подтвердил, что я выдержу в Фончи не более трех месяцев. Мне кажется, он делал для меня все, что было в его силах.– А почему он это делал? – резко спросил Ломакс.– Я нравился ему, вот и все, – пожал плечами Ван Хорн. – Мы каждую неделю играли в шахматы, если помните. Когда мне было нужно, он доставал редкие медицинские препараты, что спасло немало жизней. Он был хладнокровным, даже жестоким, но все же неплохим человеком.– Тогда почему же он так изменился, когда прошли эти три месяца?– Все было не так. Как-то утром он поехал на военном катере на Крит на военное совещание. И так же, как и о вас, о нем больше никто никогда не слышал. Его преемник отправил меня в Фончи, как только принял дела. И я был там до тех пор, пока немцы не капитулировали в Греции.– А как же гарнизонный врач, который говорил, что вы и трех месяцев не выдержите в концлагере, он что был не прав? – спросил Ломакс.В его словах прозвучал явный вызов, что лег между ним и Ван Хорном, как лезвие меча. Нарушив молчание, Ван Хорн спокойно сказал:– У вас появляются некоторые сомнения в правдивости моей истории. Может быть, мне удастся убедить вас чем-то более конкретным, чем слова.Встав, он расстегнул свою кремовую льняную пляжную рубашку и повернулся спиной. От плеч до поясницы вся спина была покрыта шрамами, которые, пересекаясь, образовывали уродливую паутину. И они могли появиться только по одной-единственной причине.Он снова надел рубашку.– Не очень приятно, верно? Пятьдесят ударов за то, что ударил охранника, и это еще не сравнимо с тем, что они делали с другими людьми.– И вы пережили это? – медленно спросил Ломакс.Ван Хорн начал застегивать рубашку.– Я опустился на самое дно, Ломакс. Это была полная деградация. Это странная вещь, но когда вы опускаетесь так низко, у вас появляется такая ненависть к людям, загнавшим вас сюда, что вы обретаете новые силы. Я поклялся, что выживу, чтобы выйти из ворот этого ада. Меня оттуда пришлось выносить, но по крайней мере я остался жив.Ломакс прошел к перилам, и перед его мысленным взором вставали шрамы, пересекавшие спину Ван Хорна, он думал о тех, кто умер, и о Катине и ее душевных муках.Мгновение спустя Ван Хорн, подойдя к нему, мягко сказал:– Боюсь, вам придется поискать вашего предателя в другом месте.– А вы посоветуете мне что-нибудь?Ван Хорн отрицательно качнул головой и вздохнул:– Даже если бы я знал, то не уверен, что сказал бы вам.Ломакс долгим взглядом пристально посмотрел ему в открытое лицо, в его голубые глаза, полные сострадания, а потом круто повернулся и ушел в дом. Глава 13На другой конец времени Он спустился по лестнице с террасы и прошел через сад, наслаждаясь прохладой после жаркого дня. Небо над горизонтом было угрожающе красным, кипарисы рисовались на его фоне черной массой, и прямо над ними, где алый цвет переходил в темно-синий, уже горела вечерняя звезда.Он слышал плеск воды в фонтане, скрытом где-то в кустах, и, пройдя в узкие ворота, оказался на вершине скал.Тут же откуда-то выскочил Янни и понесся к нему. Он посмотрел вверх с удивлением и нагловато улыбнулся:– А, это вы, мистер Ломакс.– А куда это ты так несешься?– На кухню. – Улыбка на его лице стала еще шире. – Катина попросила меня сказать кухарке, что она может начинать готовить ужин.– А она на пляже?Янни кивнул.– Я помогал ей готовить катер. Она с мистером Ван Хорном пойдут на Крит на субботу. Катина сказала, что она возьмет меня в команду, если я буду хорошо себя вести.– Так старайся. – Ломакс взъерошил волосы мальчика, а Янни усмехнулся и помчался к дому.К пляжу вели каменные ступени, зигзагами вырубленные в скале. Ломакс даже немного вспотел, пока спустился вниз. Он пошел по причалу и увидел Катину у изгиба залива.Она стояла по колено в воде, держа перед собой в руке свернутый в узел подол платья, и смотрела на закат.В ней было что-то неукротимое, что-то вечное, идущее от древних корней этой земли. Гордые линии ее тела вырисовывались на фоне неба, а золотые блики на поверхности воды вспыхивали вокруг ее обнаженных бедер.Она повернулась и увидела его, и у Ломакса пересохло в горле. Это было чувство откровения и восхищения, он впервые открыл для себя, как она красива.Она улыбнулась:– А вы с Оливером недолго проговорили.– Почему ты мне не сказала, Катина? – просто спросил он. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, а потом она вышла из воды на песок у подножия скал. Ее туфли и полотенце лежали на старом пледе, она села на него и начала вытирать ноги.Ломакс присел около нее и закурил. Она протянула к нему руку:– Не возражаете, если я тоже закурю?Он, не говоря ни слова, дал ей сигарету, и она молча сделала несколько затяжек.Немного погодя Катина вздохнула и отбросила сигарету.– А что вы хотите, чтобы я сказала? Что моя жизнь пропала? Что каждый день для меня – это мучение?– А разве не так?– Это было так давно, что мне кажется, что все это происходило с кем-то другим. Во всяком случае, мне повезло. Я забеременела через пару месяцев, и они предоставили меня самой себе.– А ребенок?– Выкидыш. – Она пожала плечами. – Он все равно бы не выжил. В то время половина Греции голодала.– Мне так жаль, Катина, – сказал он. – Ты даже не представляешь, как мне жаль.– Но здесь не о чем так уж сожалеть.– Как это не о чем? Вспомни, что тогда говорил отец Иоанн в «Кораблике»? Как люди вроде меня всегда оставляют других расплачиваться за свою славу?Она покачала головой и твердо произнесла:– Виновата во всем только война. Я же говорила вам как-то, что это просто черный кошмар, в котором все, что было, ничего не значит.– И от которого многие люди так и не могут избавиться.– Вы имеете в виду моего дядю? – Она вздохнула. – Да, я боюсь, что он никогда не сможет забыть все это. Он живет один и весь погружен в воспоминания.– Как так один? Где?– На ферме. Он взял ее у меня в аренду сразу же после войны. И проводит там все время, целыми годами. Это не очень хорошо для него.– Но у него, наверное, есть домоправитель и работники на винограднике и он очень занят?– Но это только днем. А ночью он предпочитает одиночество.– А как же бар «Кораблик»?– Он уже давно взял в компаньоны Николи. Он и Димитрий Парос хозяйничают там.Ломакс нахмурился:– А почему Димитрий?Она пожала плечами.– Мой дядя всегда чувствовал ответственность перед ним. Его отец был одним из тех, кто погиб в концлагере Фончи.– И все они ненавидят меня, – с горечью заключил Ломакс. – Все, кроме вас. Почему, Катина? Почему вы так отличаетесь от всех?Она поднялась и без раздумий сказала:– Потому что мне не за чем вас ненавидеть.Она смотрела в море, где солнце наконец скрылось за горизонтом, и Ломакс тоже встал и близко подошел к ней.– А почему вы так и не вышли замуж? – тихо спросил он. – Такая девушка, как вы, должна была иметь много предложений.Она медленно повернулась и в оранжевом рассеянном свете напомнила ему Елену, смотрящую на горящую Трою, которая уже никогда не будет прежней.Ее глаза были словно бездонные темные провалы. Она шепотом произнесла его имя, сделала шаг вперед, и они непроизвольно придвинулись друг к другу. Она притянула руками его голову и поцеловала его, а он поднял ее на руки и положил на плед.Она заплакала, все ее лицо стало мокрым от слез, его охватило странное чувство, и вдруг словно порывом ветра их подняло и забросило на другой конец времени.~~ * * * ~~Потом они шли обратно через сад, держась за руки, словно дети. Льняное платье Катины было сильно измято и в пятнах соленой воды, Ломакс вздохнул и нежно поцеловал ее в щеку.– Тебе надо бы переодеться перед ужином. Не стоит огорчать Ван Хорна в его годы.Они прошли через комнату и задержались у начала лестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16