Очень темные губы… Ногти…
Но память, но голос, но слова!
Я не знаю, что мучительнее – пережить его смерть или это неожиданное появление в таком облике? Я так долго молила богов о возможности поговорить с ним, услышать от него, что он меня любит. Я приносила жертвы, я отправляла во все храмы богатые дары. А когда он оказался рядом, я почувствовала отвращение и не смогла его преодолеть.
А еще, отец, оказалось, что я даже не подозревала, насколько я изменилась. Где та девочка, что могла бы принять Руфа Кайнена любым – даже таким непохожим, совсем другим? Ее тоже нет, отец! Я – царица Аммаласуна, и я не имею права верить тому, кто не с моим народом.
Помнишь, вы с Каббадом твердили, что человек привыкает ко всему? Кажется, я привыкла быть страдающей царицей, и мне стало страшно, когда все могло измениться. Что если мне нужен уже не Руф, а только память о нем? Память, в которой он будет таким, каким я желаю его помнить… Как быстро я заменила живого человека бесплотной и безгласной тенью… Руф оказался по другую сторону крепостной стены.
Знаешь, что служит ему шлемом? Череп, такой, как на твоем кольце; такой, как тот, что хранится в храме Суфадонексы, – голова чудовища с огромными глазами, с шипами и выростами. Он облачен в панцирь и вооружен клинком, которого никто и никогда из людей еще не видел. Он не просто чужой, отец. Он – воин чужой армии. Враг.
Руф Кайнен, самый великий воин Каина, пришел в свой дом как посланник нашего жесточайшего врага. Он за них и, значит, против нас.
И я будто бы заново переживаю день его смерти. Он погиб еще раз, но теперь унес с собой не только наше с ним общее будущее, но и ту любовь, что хоть и мучила, но освещала мне путь и давала силы жить дальше…
Аддон обнял ее, стал гладить по плечам, пытаясь унять дрожь хрупкого тела. Уна сотрясалась от рыданий.
– Странные доспехи, длинный меч, жуткий шлем с черными блестящими глазами. Эти глаза выпивают душу. Я подумала… я подумала, отец, что смогла бы убить его такого, окажись мы друг против друга на поле боя. Что со мной?
– Тебе суждено, девочка, вынести чудовищную пытку – сделать окончательный выбор, – мягко сказал Каббад. – Никто не виноват, что так случилось, и нет страшнее этого приговора.
Случилось.
Произошло.
Ни боги, ни Судьба, ни люди не в силах изменить того, что было. А значит, наше будущее уже состоялось, ведь каждый его миг зависит от прошлых и настоящих поступков. Ты сделал шаг, произнес слово, и спустя время они отзовутся эхом.
Руф там, где ему велит быть сердце. Ты там, где велит тебе находиться твой долг. Не кори судьбу – мы сами выстроили мир, в котором живем. Мы строим его каждое мгновение.
– Страшен наш мир.
– Это мы такие. Он всего только наше отражение.
– Мы еще встретимся, – прошептала Уна. – Не знаю когда. Не знаю, где именно, но этот край будет светлым и счастливым. Он сам сказал мне об этом. И значит, где-то и когда-то будем существовать счастливые и светлые мы. Добрые, веселые, радостные, умеющие любить, прощать и понимать. Мы попытаемся полюбить друг друга еще раз, мы будем пытаться снова и снова, пока наша любовь не обретет себя. Я стану жить надеждой на такое будущее, но, – Уна взяла отца за руку, – настоящим я не имею права рисковать.
Быть войне.

5

– Быть войне, – произнес Шигауханам. – Вот и вторая попытка не удалась.
– Мы еще не побеждены, – возразил Руф. – Может, Созидателям предстоит возвести самые красивые города под небом Рамора.
– А победителей в таких битвах не бывает, – грустно усмехнулся бог. – Но двурукие никогда не задумываются о таких простых вещах, развязывая войны. Жажда отнимать жизнь у людей превыше жажды жить. Они ни перед чем не остановятся, чтобы уничтожить нас. Мы обречены.
– Ты же можешь стереть самую память о роде людском, – воскликнул Кайнен. – Сделай это, защити своих детей.
– Никогда, – ответил Шигауханам. – Я еще имею право вступить в сражение с богами Рамора, но никогда не выступлю против смертных. Иначе я уподоблюсь тем воинам, что убили твоего брата Вувахона. Я не желаю вызывать у своих детей те же чувства, что испытываешь ты по отношению к своим соплеменникам после смерти маленького пряхи.
– Помнишь, я говорил тебе – странный ты бог?
– Помню, Избранник.
– Я повторю. Очень ты странный бог. И ты достоин любви и уважения. Твой выбор верен. Но он неправилен. Я не поддержу тебя.
– Человек на моем месте посмеялся бы, – заметил Великий Аухкан. – Мне нравится, как ты научился думать.
– Скажи, кто будет командовать войсками?
– Обычно ими командуют Прародители, но я не стану делать этого.
– Тогда назначь меня: никто другой не знает, как воевать с людьми. Особенно если они наступают целой армией. И учти, что Аддон Кайнен – это не жалкий варвар Омагра. Это великий полководец. Он одолеет аухканов не только численностью своего войска.
– Каково тебе будет выступать против тех, кого ты любил?
– Ты сам назвал меня Избранником. А Избранник и смертник – это одно и то же. Какая разница, что умрет первым – тело или душа? Людей нужно остановить именно из любви к ним… к нам, неразумным. Потому что если в сражение действительно вмешаются боги, то ничего живого не останется под небом Рамора. И дело даже не в этом. Должны же мы начинать учиться жить в мире друг с другом и с тем, что нас окружает. Должны же мы научиться слышать!
Я хочу остановить их и попытаться дать им еще один шанс.
Я чувствовал их мысли, Шигауханам: любящая женщина, ждавшая нашей встречи, не готова принять меня иным. Она ненавидит вас, еще не зная, какие вы. Она даже себя не любит. А Уна всегда была лучшей. Что же тогда говорить об остальных?
– Я не хотел, чтобы так получилось. Шигау ханам помолчал.
– Если тебе когда-нибудь скажут, что боги всемогущи, не верь этому глупцу – он не знает, о чем говорит. Безысходность, Избранник, – чудовищная несправедливость происходящего. И я бессилен что-либо сделать.

Ардала не стала дожидаться таленара Кайнена и его воинов и прислала к царице Аммаласуне посольство, которое привезло ей корону и священный жезл Дифонга – два символа высшей власти. После того как сдался самый опасный и сильный противник, города-государства Рамора наперебой спешили признать верховенство Газарры.
В храмах раморских богов жрецы денно и нощно возвещали молящимся волю бессмертных: уничтожить чудовищ, которые снова явились из тьмы и угрожают людям. Обеспокоенные и напуганные граждане безропотно приняли известие о повышении налогов и исправно платили в царскую казну золотыми полновесными монетами, обеспечивая будущее себе и своим детям.
Государство царицы Аммаласуны работало на свою огромную армию.
Недолго сопротивлялся нашествию газарратов маленький городок Галфан, расположенный у истоков Тергера, но таленар Кайнен сжег его дотла. Пленных в этой крепости не брали – с каждой новой луной царица правила все более твердой рукой и инакомыслящих совершенно не терпела. «В моем царстве не будет мятежей», – возвестила она, и таленар огнем и мечом прошелся по близлежащим селениям. Непокорный князь был убит в бою с Аддоном, и его смерть была значительно легче, чем жизнь угнанных в рабство подданных, которых Аммаласуна подарила далекой Леронге в благодарность за сотню новехоньких боевых машин, присланных в качестве первой дани.
Печальная судьба Галфана побудила колеблющихся и сомневающихся побыстрее расстаться со своими сомнениями.
Выбор, сделанный в пользу жизни, представлялся разумным даже самому заядлому скептику.


ГЛАВА 10

1

Аммаласуне, царице Газарры,
Шэнна, Ирруана, Ардалы, Леронги и прочих земель
от Килиана Кайнена,
главы клана Кайненов,
хранителя Южного рубежа.

Возлюбленая повелительница!
Спешу воспользоваться оказией, чтобы уверить тебя в неизменной преданности и любви. С твоим отъездом Каин снова опустел и затих. Когда тебя здесь нет, жизнь теряет основную часть смысла. Остается повседневность – она затягивает, но не поглощает. Ведь душа и разум непозволительно свободны. А вернее, у тебя в плену, и ничего с этим не поделать.
Дозорные отряды докладывают, что никто не нарушал наши рубежи, однако в приватной беседе все как один утверждали, что их не покидало ощущение чьего-то незримого присутствия. Они не могут доказать, что за ними наблюдали, но втайне убеждены в этом, и теперь люди боятся уходить далеко от крепости небольшими отрядами.
Пополнение прибыло пол-луны тому. Я восхищен тем, с какой быстротой ты создаешь новую, могущественную армию. Солдаты охотно учатся владению новыми копьями и мечами – более прочными и длинными. К сожалению, никто из нас не способен служить новобранцам примени – мы сами постигаем эту науку с азов.
Боевые машины Леронги изумляют и пугают повременно. Эти гигантские луки, укрепленные на повозках, эти массивные стрелы, больше похожие на заостренные колья… Ты совершила невозможное. Наша мать была права – ты стала самой великой царицей из рода Айехорнов, а от себя добавлю – и самой великой женщиной из клана Кайненов. Прости, но я по-прежнему считаю тебя моя царица, самым родным и близким на свете человеком помимо нашего отца.
А теперь о главном: его снова видели в окрестностях Каина. То, что он сделал, – необъяснимо. И я не знаю, как расценивать его поведение. Как хранитель Южного рубежа, я обязан назначить награду за его голову (хотя, с другой стороны, я должен беречь людей и не губить их понапрасну, посылая против величайшего воина из ныне живущих). Как человек, проведший с ним бок о бок несколько долгих и самых счастливых ритофо в моей жизни, я верю, что он действительно помогает людям.
Но кто может утверждать, что есть правда?
Ведь это Руф, которого нельзя понять нашим, людским разумом. Руф – это Руф. Иначе не скажешь.
В крепости все только о нем и судачат. Одни считают его ожившим мертвецом, злым духом и проклинают. Другие благословляют и уверены, что он по-прежнему защищает нас.
А я – я все так же тоскую без него. Все так же люблю и ненавижу.
Я приложу к посланию подробную запись, которую сделал старый Микхи специально для тебя, дабы ты могла решить, что случилось на самом деле.
Прощай, царица моя. Я люблю тебя.
Твой брат Килиан Кайнен

Беда обрушилась на крохотное селение Мозар лежавшее в нескольких литалах пути от Каина если неуклонно следовать на восход, – внезапно. Как, впрочем, и любая другая беда, которую никто не ждет, надеясь, что рок не обратит на него внимания.
В Мозаре обитало всего несколько семей, которые в дни войны укрывались в крепости, а в мирное время пасли свой скот и пахали желтую землю, выращивая на ней бедные урожаи. Время от времени кто-то из взрослых жителей селения появлялся в цитадели, чтобы купить инструменты, вина или еще что-нибудь; но чаще случалось так, что конные дозоры Каина наведывались в Мозар во время своих рейдов промочить горло, перекусить – и сообщали последние сплетни и новости.
В отличие от отца эльо Килиан не был еще предусмотрителен и мудр, и его даже нельзя в этом винить, ибо и первое, и второе приходят со временем и опытом. Словом, назначая эстиантов в дозор, он не подумал о том, чтобы все отряды всадников были сформированы поровну из старых и новых воинов. Точнее, из новичков состоял всего лишь один отряд, и Килиана это не смутило.
– Должны же они когда-то начинать, – буркнул он и забыл об этом.
Волею судьбы пятерке новичков досталось именно мозарское направление. А поскольку они и знать не знали о селении, то специально туда не ездили. Слишком далеко и бессмысленно.
Поняли это случайно, когда все тот же дотошный Микхи непочтительно подергал командира крепости за край плаща и тревожно произнес:
– Что-то Зебанга давно не появлялся. Ты бы спросил у эстиантов, как они там. Может, им еды подкинуть, может, еще чего…
Крепко выругав новичков за то, что те сами не обнаружили селение (вот, значит, как несли дозор), Килиан сел на коня и погнал его к Мозару. Следом неслись десять отборных конников его личного отряда и пятеро провинившихся солдат.
В селении они застали поразительную и по-своему страшную картину. Несколько человек, мертвенно-бледных, изможденных, но отчего-то веселых, встретили их у крайнего домика. Отощавшая скотина, у которой можно было пересчитать все ребра, жалобно глядела на прибывших, и эльо Кайнен тут же распорядился, чтобы двое его всадников немедленно погнали ее на пастбище.
Еще троих эстиантов отправил на охоту, велев без знатной добычи не возвращаться, и то и дело возносил молитвы во славу мудрого управителя, который перед самым выездом насильно затолкал им два мешка лепешек («Хлеб еще ни для кого не был лишним!»). Как в воду глядел.
Но главное, что все в Мозаре были живы и здоровы. Почти все. Именно Зебанги, главы этого маленького поселения, Килиан уже не застал.
А началось все с того, что самая младшая дочь Зебанги, крошка Лекса, внезапно раскапризничаюсь, расплакалась и стала жаловаться на то, что у нее очень болят глаза и язык. Встревоженная мать бросилась варить травы, настоями которых лечились с незапамятных времен, но теперь они помогли. К вечеру ребенок горел, бредил, а по хрупкому детскому тельцу поползли отвратительны красно-желтые пятна, похожие на струпья от ран Кожа в этих местах воспалялась на глазах, с каждым литалом превращаясь во все более отвратительные язвы.
Зебанга собрался было идти в Каин, к врачевателю, но тут выяснилось, что сам он не может даже соломинки поднять. Взрослых неизвестная болезнь поразила внезапно, словно удар меча. К ночи во всем Мозаре не осталось ни одного здорового человека.
Они слепли, кожа покрывалась гнойными ранками, языки распухали, жар терзал тела. И боль. Всепоглощающая боль.
Зебанга умер той же ночью, и несчастная жена, ощупывая его скорченное в предсмертной судороге тело и искаженное лицо, была кощунственно рада тому, что не может видеть эту гримасу.
Похоронить умершего ни у кого не было сил. Они приготовились к худшему.
И вот, рассказывала потом девчушка, которая в отличие от взрослых более стойко сопротивлялась болезни и еще что-то видела, хотя глазки болели невыносимо, – в предрассветный час в дом зашел Он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44