Это в отместку за своего главаря, кто-то ему руку сломал. В общем, яйца выеденного не стоит. А вы тут все, пожалуй, между собой решили? Сами, не посоветовавшись!..– Да вот, так вышло, – ухмыльнулся Николай, поправил тонкую простыню, чтобы не так живо обрисовывались его члены. Качаури проследил за его манипуляциями, хмыкнул.– Ишь! Разлегся! Жених хренов!И в сердцах ударил себя кулаком по колену.– Ну ты мне и накуролесил, парень! Ладно, прощаю. Только обязательно венчаться, это мое отцовское условие. Чтобы все было по-христиански.Сердито хмыкнул, поднялся и пошел к двери. Не оглядываясь, вышел. Тут же дверь распахнулась, он вновь заглянул.– Ну, что лежишь? Завтракать будешь?– Сейчас встаю.Сначала коричневая резная дверь посветлела до золотисто-медвяного цвета. Синий оттенок с обоев исчез, обернувшись бледно-голубым; было совершенно непонятно, почему в упор рассматриваемые цвета, так вначале обманчиво запечатлевшиеся в сознании, на самом деле совсем другие. Это словно бы уже пришел с готовым видением раскраски здешнего убранства и не можешь расстаться с идеалом. Но что-то в мозгу уже поворачивалось, мысли оседали, поспешали прояснить правду… Нина сердито топнула ножкой:– Ну что же ты, соня, десять часов, а ты еще в постели.И он понял, что, кажется, заснул снова.– Звонила охрана снизу, пришел друг отца выразить соболезнование. Его фамилия Миладзе, я его знаю, но я сказала, что мы еще спим. Ну вставай же, дел полно. Мне уже надо бежать.За завтраком Нина деловито заявила, что уже одиннадцатый час, что надо съездить в контору отца на Калининский, поставить всех на место, показать, кто хозяин, глаз нужен да глаз, отец слишком увлекался мишурой, оно и понятно, если вспомнить, сколько лет жил в бедности, хотелось внешних эффектов. Нет, надо все считать, не разбрасываться. Женский глаз четче все фиксирует, а после медового месяца – "Майами? Может, Австралия? Куда хочешь, милый?" – и ему, Николаю, надо будет подключиться, вдвоем они всех скрутят. Но это потом, говорила она, главное дело в пятнадцать часов, регистрация в загсе, будь дома, никуда не уходи, понял, Коленька?Потом она ушла переодеваться, долго возилась.Николай, как был в халате, вошел – она стояла перед огромным зеркалом в черном бархатном платье, делавшем ее тоньше, сверкая его нарядностью, праздничным блеском смоляных волос, смуглой янтарностью обнаженных рук, шеи, нежного начала грудей, угольным бархатом глаз и бархатистым пурпуром губ; на висках колечками загибались к вискам черные локоны, завершая общий образ восточной красавицы, так что, когда Нина оглянулась и мгновенно прочитала по его глазам то, что он ощущал, чуть все не пошло кувырком, но надо было – черт побери! – идти, еще будет время, милый, сказала она, быстро целуя его, и ушла.– Знаешь, милый, я тебя запру на всякий случай, – сказала она у дверей. – И прикажу охране никого не впускать и не выпускать. Ты уж не скучай, Коленька.Оставшись один, он долго бродил по комнатам, думая с отстраненным удивлением, что вся эта роскошь скоро будет принадлежать и ему, как ни крути.Это было очень странно, и он невольно вспомнил свое голодное детство, сестер и братьев, судьбой разбросанных по необъятной России. Вот кого надо будет сразу найти и облагодетельствовать. Хоть слово барско-холопское, дрянь слово, но смысл мы внесем хороший, весело думал он и, качая головой, заглядывал в платяные шкафы, разглядывал посуду – дивно, дивно, все как на выставке.Поднялся на второй этаж и поплавал в бассейне.Бассейн овальный, маленький, метров семь длиной и метра три-четыре шириной, но для высотной Москвы – огромный. Вышел в солярий и лег загорать голым в шезлонг. Свобода, за которой шелестят горы зеленых банкнот, просто опьяняла. Хочешь голым загорай, хочешь в костюме плавай в бассейне. И плюс тебя еще охраняют от назойливых посетителей.Да, жизнь в эти последние дни заструилась молочными реками среди кисельных берегов Он увидел рядом на столике телефон. Подумав, набрал номер. Хотелось похвастаться.– Алло! – отозвалось со знакомой растяжкой в середине слова.– Пашка! Это Николай.– Колька! Ты?! Ты сейчас где? Только о тебе вспоминали, сукин сын! Слушай, тут такое дело!..– Я-то в Москве, но ты меня послушай…– Тебя потом, – перебил тот. – Слушай сюда. Да, Олег шалопай, конечно, когда запрос на тебя пришел из Феодосии, пошутить решил…– Какой запрос? А-а-а!.. – сразу догадался Николай. – Они запрашивали?..– Ну да. Так Олег выдал твою легенду, мол, вор в законе, мол, сам легенда в воровском мире ну и всякое такое. Ты ведь там вроде в алексеевской своей банде уже разобрался, так? Ну вот, думали через день-другой опровержение послать, да вот руки не дошли, кавардак, понимаешь.– А что такое?– Да батя объявился из Америки, злой как черт.Разозлили его там. Сейчас набирает группу, хочет кое-кому пятки поджарить. Я тебя записал. Ты, значит, в Москве?– В Москве, в Москве.– Вот здорово. Ноги в руки и дуй в контору. Твой паспорт, кстати, готов. Теперь ты вновь Николай Федорович Иванов, вернули тебе твою девичью фамилию, наслаждайся. Небось, за три месяца надоело быть Казанцевым? Так вот, командировка намечается еще та, как раз в твоем вкусе. Шухер должен быть на весь союзный мир, генерал просто озверел…– Слышь, я сегодня не смогу.– Как не сможешь? Заболел, что ли?– Да нет, женюсь.– Что?! Ладно, хватит дурака валять, я жду.– Нет, правда.– Ну ладно, пошутил и хватит. Сколько тебе? Двадцать восемь? Не смеши. Никогда не поверю, что найдется баба, которая тебя в загс затащит.– Как видишь, нашлась.– Ну все, верю. Значит, так, разберись со своими женами и через час, максимум через два, явишься к генералу и подтвердишь, что едешь с нами. А то батя, Серега, может тебя вычеркнуть. Все, нет времени.Ждем.В трубке длинно загудело. Николай положил ее на столик. Надо же, не поверил. Ну и ладно.Он еще немного полежал. Нет, думал он, жениться надо. Уже двадцать восемь лет, еще немного и в холостяках застрянешь. Самый возраст. Да и жизнь дурацкая, сплошные приключения, сегодня здесь, завтра там, бардак сплошной. То ли дело дом, семья, очаг, дети разные – красота! Нет, что ни говори, а нет ничего лучше семьи, любящей жены…Он встал и пошел на кухню, где стоял совершенно чудовищный холодильник, в недрах которого он уже загодя приметил пиво. Когда выбирал сорт пива, увидел банки водки и джина с тоником. Что-то кольнуло в душе. Последние дни были заполнены банками с джином. Хорошо!Он отложил пиво и взял несколько банок джина.Ходить голым было все же непривычно, да и не ловко.Нашел свои джинсы, рубашку. Опять двинулся на второй этаж, под солнце.Выпил одну банку, вторую. Небо постепенно заполнялось облаками, хотя солнцу еще было место, но вдруг немыслимо стало представить себе, что здесь можно по-настоящему загореть. Вообще, Москва как-то тянет на деловую активность. Вон как Нинок, сразу засуетилась, помчалась показывать кому-то там где раки зимуют. Он вспомнил о Нине и вновь замлел.Неужели сегодня он превратится в счастливого человека? Сегодня! Он закурил. Вспомнил ее, обмякшую в его объятиях. Угроза и груз счастья. Когда-нибудь он будет вспоминать – и это лето, и гладиаторскую арену, и первую их встречу в номере Барона, и.., жаль, что нельзя подъехать, объяснить все генералу. А вдруг не так поймет? Жаль, по телефону не объяснишь. Если бы подъехать… Туда и обратно. Объяснить, и все. Генерал же нам как отец, батя и есть батя. А тут… Да, женитьба, конечно… Вот женишься и уже не поедешь с ребятами, батя женатых не трогает, детей пусть растят.Нет, надо съездить, объяснить. А не успею, так в загс можно и в другой раз, завтра. Нина… А что, любит – поймет, надо будет – подождет. Даже если и командировка, вряд ли командировка на этот раз долго продлится.Нет, все глупость и чушь! Кроме того, Нина его закрыла, ключи забрала, а без ключей не выйдешь. Да и охрана не выпустит. А если без ключей? Если попробовать со стороны солярия?Николай высунулся в огромное окно, являющееся частью сплошного межколонного остекления. Под рамами шла декоративная каменная балюстрада, в принципе есть куда ногу поставить, а под металлической рамой – зазор, небольшой паз, где можно зацепиться пальцами. Десять метров этих рам, идущих заподлицо с основной стеной, потом можно пройти оставшиеся десяток метров по карнизу. А там водосточная труба, как-нибудь, где наша не пропадала.Он быстро спустился в комнаты, схватил мокасины, паспорт, написал на каком-то листке записку, бросил на кровать и бегом наверх.Вылез в окно. Население внизу сразу странным образом (словно взглянул в бинокль с другой стороны) уменьшилось и сновало между коробочками игрушечных машин. Сколько здесь? Метров тридцать? Высоковато. Держаться неудобно, потому что паз, в который можно воткнуть кончики пальцев, на уровне брюк.Николай осторожно передвинул ногу через каменную выпуклость балюстрадного столбика, зацепился носком. То же проделал с рукой, потом сблизил ноги и кисти.Очень большая нагрузка на пальцы. Николай старался прильнуть к стене и, словно муха, переползал…Шаг, следом рука, сблизить конечности… Минут через десять застекление кончилось. Остался карниз вокруг стены, на который Николай осторожно переступил. Карниз был шириной сантиметров тридцать, как раз под ступню, может чуть меньше. Зато держаться руками не за что. Гладкий кирпич со сглаженными временем пазами.Николай вытянул левую руку вдоль стены и стал переползать на карниз. Приставил другую ногу. Правая рука еще в алюминиевом пазе. Если сейчас сковырнуться, паз не поможет, не удержишься ни за что.По хребту потекла струйка пота. Черт! Не надо было пить джин, от него потеешь. Он убрал руку из паза и повел по кирпичам. Потом сделал еще шаг, перетащил приставную ногу, еще шаг…Ударил ветер, и в какое-то жуткое мгновение ему показалось, что он отрывается от стены. Сердце забилось, как голубь в руке…Черт! Не надо было думать о голубе. Ведь знал же, идиот, что в экстремальных ситуациях очень даже легко сглазить: бесы активизируются в минуты опасности.Как только помянул птицу, тут же по ходу движения на карниз приземлились три голубя. Два самца и самочка. Самцы немедля загундосили и стали мести хвостами пыль с карниза. Крутятся, сволочи, словно на земле. Птицы, им хоть на шпиле Останкинской башни, что им?..Шаг, подтянуть правую ногу, липко передвинуться по стене, шаг… Голуби нагло не замечали его, принимая, видно, за скульптурное украшение из давних гипсовых времен. Ближний самец обмел хвостом туфлю, потом в экстазе кружения залез с ногами на носок мокасин, подлец. Николай осторожно подвинул голубя, и вся шайка отодвинулась, не прекращая, впрочем, свой групповик. Они отодвигались, пока самочке не надоела эта активная любовь, и она, как-то подав знак следовать за ней, сама же и подала пример. Вся ватага снялась с таким шумом и аэродинамическим напором, что Николай едва удержался.Он даже не поверил (суеверно не глядя вперед), когда откинутая левая рука нащупала круглую секцию водосточной трубы. Все.Часа через полтора вернулась Нина. Еще с порога стала торопить Николая собираться, совсем нет времени, в загсе ждут. Сначала тишина не встревожила.Она быстро заглянула в спальню, на кухню, поднялась на второй этаж. Никого.Уже встревоженная, постоянно выкликая Николая, обошла комнаты внизу. Мимоходом заглянула в сумку Николая: даже пачки долларов на месте, куда он мог деться? Заглянула в туалет, в ванную, потом в другой туалет, в другую ванную. Вернулась в спальню и только тут увидела на кровати листок бумаги. Схватила – записка. Прочла и всплеснула руками. Еще раз перечла: "Срочно вызвали в зарубежную командировку. Как вернусь, позвоню. Служба. Я тебе объяснял.Целую, твой Николай".Она в досаде топнула ножкой: "Ах, злой мальчишка!" Ну что ты с ним будешь делать! Оглянулась в негодовании; покраснела, еще больше похорошела, черные глазки мерцают, на ресничках сверкают бриллианты слез – чудо как хороша!А любоваться некому."Надо было охрану приставить!" Ну ничего, она его из-под земли достанет, солдата-удачи!.. Он у нее никуда не денется, сегодня же отдаст распоряжение отыскать хоть на Аляске, хоть в Гондурасе, хоть в Чечне.Никуда не денется: найдут, приведут и в загс отведут.Нет, осенило ее, не в загс. Он же русский. А значит, глупый. Ему же идею подавай. Так она его, миленького, церковью повяжет. Найдет, приведет и сразу в церковь. Никуда он от нее, венчанный, не денется. Тем более что по отцу и она христианка. А пока его ищут, займется делами. Дел – невпроворот, думала она уже успокаиваясь. Женский глаз всегда лучше. Женский ум – умнее. Женщина – всему голова!Она улыбнулась и пошла звонить кому следовало.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37