– Не возражаете, если вашим обустройством займется моя дочь?Против этого Николай возражений не имел, конечно. А Качаури уже поднимался.– Нина, будь добра, золотце!И уже протягивал Николаю руку.., которую тот, поколебавшись на мгновение, на этот раз пожал. За что и был награжден быстрой насмешливой улыбкой в уголках усатого рта Барона.Нина подошла к двери и, приостановившись, оглянулась через плечо. Николай пошел за ней.Вышли в коридор и по кремовой дорожке дошли до лифта. По дороге, неожиданно для Николая, она взяла его под руку. И вдруг удивилась:– Что это там у тебя?– Где? Ничего.Она на ходу пощупала его руку. Покачала головой:– Надо же! Какой ты сильный!Они подошли к нише лифта. Нина нажала выпуклость сбоку. Каменная плита уползла в сторону, открыв кабину с диванчиком. Девушка увлекла Николая за собой. На пульте нажала цифру "три", стеклянные дверцы сошлись и почти сразу рухнули в солнце.Вновь ощущение, что висишь над бездной – бездной моря, скал, леса, – возникло.., но тут кабина, так и не погрузившись в стену, остановилась. Дверцы разошлись в коридор, они вышли.Здесь была зеленая ковровая дорожка, а стены оказались выложены полированными малахитовыми плитами, что, конечно (учитывая современное истощение уральских залежей), не совсем соответствовало действительности: наверное, пластик.Они шли рядом. Нина держала его под руку. Она едва доставала Николаю до плеча. Девушка была ослепительно красива. И это очень злило почему-то. Возле очередной двери, как и все здесь пронумерованной (цифра "семь"), она остановилась, вынула из невидимого кармана ключ и сунула в замочную скважину.Дверь тут же открылась, и Нина, еще не входя, уже протягивала Николаю ключ.– Возьми, это твой номер.Он думал, она не зайдет, но Нина вошла первой.Планировка была такой же, как и в номере ее отца.Большой холл, ярко освещенный солнцем, балкон, двери в соседние комнаты. Пол покрыт бледно-голубым паласом. Очень пушистым.– Идем, я все тебе покажу, – сказала она, вновь потянув Николая за собой.Они вышли в соседнюю комнату, оказавшуюся спальней. Широкая двуспальная кровать (весьма предусмотрительно!), журнальный столик, два кресла, шкаф. Еще одна дверь, в ванную комнату. Большая, овальная, почти круглая ванна, шкаф с банно-прачечными принадлежностями: несколько разномерных махровых халатов, пузырьки с шампунем и еще с чем-то…– Идем дальше, – сказала Нина.Они вернулись в холл. Нина махнула в сторону неприметной, окрашенной под цвет стены, двери:– Туалет. Через него тоже можно в ванную пройти.Подошла к большому холодильнику, открыла.– Это чтобы не умереть от жажды.Холодильник был битком набит банками, бутылками, бутылочками. Отдельно пиво, вода, отдельно крепкие напитки. Нина взяла банку с пепси.– Будешь?– Я лучше пива, – сказал Николай.– Бутылочку или баночку? А впрочем, сам смотри.Теперь это твое.Николай взял бутылку пива, Нина указала на столик рядом. Там лежала открывалка. Николай ухмыльнулся и большим пальцем сковырнул пробку. Очень эффектно. Нина подняла брови.– Ого! – сказала она. – Ты действительно сильный.Они сели в кресла у столика. Голубая искусственная кожа. Очень удобно, мягко. Пили каждый свое и поглядывали друг на друга.– Дай сигарету, – неожиданно попросила она.Николай вытащил пачку.– У меня только "Кэмел".– Ничего, сойдет.Он дал ей прикурить и закурил сам. Вновь молчали, курили. Она несколько раз поднимала на него глаза.Не произносила ни слова. Николай тоже. У нее задралась юбочка, когда она положила ногу на ногу. Маленькая ступня с красными ногтями пальцев выглянула между красными ремнями лакированных сандалий.В мочках маленьких ушей – золотые капельки сережек.– Надо показать тебе, где ресторан, – неожиданно сказала она. – Завтрак в девять часов, обед в два, ужин в семь тридцать. Но если проголодаешься, можно зайти в любое время. Или позвони по телефону – принесут.– Сколько за это сдерут?– Ты почти гость, все бесплатно. Все, кто у нас поселяется, обслуживаются бесплатно.– У вас сервис, – сказал Николай.– Для гостей – да.– А я гость?– Ты? – она окинула его взглядом с ног до головы. – А ты сомневаешься?– Нет, но…Она перебила, словно рассуждая:– Надо бы показать, где бассейн, сауна, гимнастический зал… Но, я думаю, надо же чем-то и завтра заняться? Как ты?Он был не против. – – Ну что, пошли? – спросила она.Нина поднялась и направилась к двери. Николай догнал ее и, взяв за руку, повернул к себе; ее лицо запрокинулось, она посмотрела ему в глаза. Не вырывалась. Он поцеловал ее страстно, чуть ли не с ненавистью. Она дрожала всем телом.Наконец они оторвались друг от друга.– Ты будто наказывал, – неожиданно сказала она, пытаясь высвободиться. Он отпустил ее, но она, вдруг закинув руку ему за шею и с каким-то вздохом облегчения, сама прильнула к его губам. Целовались долго, пока неожиданная мысль не пришла ему в голову: слишком все совершилось быстро и хорошо. Может быть?..– Что с тобой? – тихо спросила она.– Ничего, прошло.Она взяла его под руку.– Пойдем.Они вышли. Дверь сама захлопнулась, но ключ (или то, что здесь называлось ключом) был у него в кармане. На этот раз пошли не к лифтам, а в другую сторону. Здесь, в коридоре, его порыв стал казаться глупым: этакая расплата за собственное томление. Однако сейчас он шел свободнее; поразительная красота спутницы действовала уже не так убийственно.Ему показалось – так было и на самом деле – светильники над головами вспыхивали ярче, заметно снижая накал после того, как проходили люди. Эффекты.А скорее всего, просто экономия электричества. Подошли к большой двери, которая тяжело распахнулась передними. Огромный холл, сверху опоясанный галереей, где они и оказались, бледно-розовые диски ламп на потолке; в полупрозрачных сегментах стен – слегка искаженная панорама окрестностей: море, паруса, поросшие лесом прибрежные скалы, – и все чередуется витражными картинами, где центральное место занимает гигантское лицо Качаури, напротив – Нина, а вокруг множество мелких хищных зверей, носороги, римские воины в блестящих юбочках. – Они ступили на оранжевую дорожку, которая немедленно, но очень плавно дернулась под ногами; их понесло вперед. Надо же! Словно лента эскалатора в московском метро, но горизонтально направленная.Впереди, метрах в десяти, раскрылись лепестки люка, куда лента, трансформировавшись в пологий эскалатор, не стала их опускать.Серебристая лестница. Голубая анфилада. Какие-то коридоры. Николаю показалось, что они спустились уже не на один этаж, он посмотрел на Нину; она, задумавшись, не ответила на его взгляд. Вдруг лента горизонтально выпрямилась и плавно остановилась перед новой большой дверью. Они прошли через медленно открывшийся дверной проем и попали в еще один большой зал с беспорядочно расставленными столами, напоминавший ресторан.– Наш главный ресторан, – сказала Нина. – Мы здесь едим, когда приезжают гости. – Она заглянула ему в глаза, отвернулась. – Завтра прибывают наши основные клиенты. Послезавтра начинается программа развлечений. Еще через день все разъедутся.– Так быстро! – удивился Николай. – Каким же образом все это ваше великолепие окупается?– О-о-о! – равнодушно и насмешливо воскликнула она. – Еще как окупается. Но об этом после, я думаю, тебе не мешает поесть. Как ты?Он почувствовал голод. Ухмыльнулся.– Мой принцип – никогда не отказываться от кормежки. Тем более твой папа обещался мне прилично заплатить.– Еда бесплатно, – сказала Нина.– Для всех?– Да, для всех.– Ничего не понимаю! Как же тогда все окупается?Чем?Нина не ответила. К ним шустро катился по сверкающему паркету толстый, веселый, похожий на конферансье мужик. Во фраке и с белой бабочкой.– Нина Отариевна!..– Миша! Накорми гостя. Да и мне дай чего-нибудь перекусить. В каком-нибудь люксовом зале.– А где же еще?! – искренне удивился Миша, которому вполне можно было дать и сорок, и пятьдесят, и более лет.Он шустро покатился перед ними, каким-то необъяснимым образом, несмотря на скорость передвижения, даже не опережая их. Николай подумал о высоком профессионализме. Впрочем, где же и быть профессионализму, как не в местах, где сам воздух пахнет долларами. А здесь этот запах источали и стены.Зал, куда их привели, был не очень большой, почти круглый, метров двадцать в поперечнике, с единственным столом точно посередине, под огромной хрустальной люстрой, при их приближении немного опустившейся вниз и медленно начавшей заливать воздух жемчужно-розовым светом, который усиливался каким-то перламутрово-блестящим цветом стен. У Николая уже начинало рябить в глазах. С непривычки хотелось просто плюнуть на пол. Он ухмыльнулся и сел на предложенный мягкий стул с высокой средневекового образца спинкой.Тут все разом заструилось вокруг вместе с негромкой музыкой, перед ним возникли разные блюда и блюдечки, бокалы и рюмки, приземлился румяный поросеночек с петрушкой во рту и жареной картошкой по бокам, вплыл небольшой осетр, что-то заливное, салаты, овощи-фрукты… Николай решительно опередил чью-то услужливую руку в белой перчатке, сам схватил графин с прозрачной жидкостью, оказавшейся, как он и надеялся, водкой, щедро плеснул в рюмку побольше, выпил залпом и посмотрел на Нину.Она улыбалась.– Ты поешь, – все еще усмехаясь, сказала девушка.Николай принялся есть. Как и всегда, аппетит у него был превосходный, и все остальное функционировало прекрасно. Он еще пару раз отвлекался, дабы налить себе водки, на мгновение опережая услужливую перчатку. Наконец насытился.– Хорошо! – сказал он и откинулся на высокую, не очень удобную спинку стула.– Да, восхитительно! – согласилась Нина, ни к чему не притронувшаяся, кроме салата.– Что восхитительно? – не понял Николай.– Смотреть, как ты ешь, – улыбнулась она. – Словно стихия.– А я и есть стихия, – скромно подтвердил он.– Начинаю подозревать.Тут – согласно сценарию ужинов, наверное – свет чуть померк, стал более розоватым, официанты исчезли вместе с недоеденным, возник дымящийся кофейник, чашки кофе, сигареты "Кэмел" перед ним и какие-то длинные коричневые – перед Ниной. Здесь же находилась и бутылка коньяка, который Николай (почему бы и нет?) подлил в кофе себе и – Нина опустила ресницы в знак согласия – ей тоже. Закурили каждый свое.– Ты много пьешь, – вдруг, как и отец недавно, заметила Нина.– Это плохо?– Не знаю.– Я пью, – с чувством сказал Николай, – потому что жизнь моя еще не обрела высокую цель, которой можно было бы посвятить всего себя, которая захватила бы все мои мысли и чувства!– Браво! Браво! – Она слабо захлопала в ладоши. – Расскажи-ка лучше о себе.– Не думаю, что это доставит мне удовольствие.Даже ради такой кошечки, как ты.– Знаешь на кого ты похож? – медленно спросила она, высунув кончик языка и тронув контур верхней губы.– На кого?– На большого и очень опасного зверя.– А-а! – кивнул он. – Я злой и страшный серый волк…– Нет, правда. Я видела, как ты расправился с ребятами.., получил от этого удовольствие… Да?– Тебе понравилось?– Может быть. Смотреть, как дерутся звери!.. – она затуманенно смотрела куда-то в прошлое. Передернула плечиком. – Ужас! И одновременно оторваться нельзя.– Где же ты видела, как дерутся звери? – что-то заставило Николая насторожиться.– Где? – Она посмотрела на него, рассмеялась. – Не все ли равно?– Налей-ка мне коньяка, – попросила она.Николай налил ей граммов тридцать. Она медленно выпила. Затянулась сигаретой. Выдохнула дым через ноздри.– А ты когда-нибудь видел бой хищных зверей?– Тебя так это развлекает?– И все-таки.– Да, – ответил Николай и заволновался, хотя воспоминание давно уже потускнело и не ранило, как прежде. – Я.., я однажды попал в переплет. Причем ты знаешь.., только без аналогий.– Хорошо. Говори!Глаза у нее были внимательные, блестящие.– В общем, тогда я сразу после Чечни демобилизовался, стал работать в милиции, и меня внедрили к одному местному мафиози.– Что, что? – наклонилась она над столом.– В общем, мы с ним не сработались… Нет, он меня не раскрыл, меня просто мое начальство сдало. Ау этого сумасшедшего пахана был один бзик, так, хобби. Купил старый крематорий, переоборудовал в лабиринт-ловушку и стал запускать народ. С кем не уживется – туда. Ну и меня тоже. Вот и все.Она смотрела на него молча. Губы ее шевельнулись, раскрылись, вновь сомкнулись. Что было в ее глазах?Изумление? Восхищение? Страх?– Почему ты молчишь? – спросил Николай.– Так.., там тоже были дикие звери?– Почему тоже?– Ну.., мы говорили, ты сразу вспомнил о чем-то…Он невольно усмехнулся; усмешка получилась горькая.– Там на меня натравили львицу. Представляешь?Выпустили голого, в чем мать родила, без оружия, вообще… И львицу.Долгое молчание, и вдруг:– Ты ее убил?– Странно, почему ты об этом спросила? Вместо того, чтобы поинтересоваться, как удалось спастись?– Убил.. – вдруг произнесла девушка совсем тихо, видимо, думая о чем-то другом. Ее руки с дотлевающей сигаретой медленно опустились, попали в пепельницу, смяли коричневый цилиндрик.– Налей мне еще коньяку, – попросила она.Выпила и вынула сигарету. Николай щелкнул зажигалкой. Она снова выдохнула дым из ноздрей.– Как тебе это удалось?– Ну, мне удалось прыгнуть ей на спину, и я коленями раздавил ей ребра.– Раздавил…– Ну да. Осколки костей и проткнули ей все.., легкие, сердце.., не так все было и трудно. Быстро.– Должно быть, это жутко.., один на один, – содрогнувшись, проговорила она почти шепотом. И умолкла, задумавшись. Николай старался не смотреть на нее.По периметру зала, погруженного в интимный полумрак, скользили бесплотные тени обслуги, заведенные ритмом незнакомого ему ритуала.– Мне надо с тобой серьезно поговорить, – сказала Нина.– Говори.– Не сейчас. Позже. Я не знала…Она вновь задумалась.– Нет, ничего. Мне кажется, не так все и страшно.., даже более того… Может быть…– Тю-тю-тю-тю! – насмешливо сказал он. – О чем ты, крошка? Страшно? Кто посмел вызвать у тебя страх?Мы их!..Он налил себе коньяка, выпил. Нина, словно очнувшись, внимательно разглядывала его. Он закурил.Она не откликнулась на его тон, смотрела серьезно, оценивающе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37