сахарно-белые обломки костей, кровь, заливающая бурую шерсть, мучительный рев, сотрясавший, казалось, воздух и стены…Вдруг медведь резко дернулся, приподнялся, опираясь на холку кабана, и, собрав все силы, обрушил особо мощный удар лапы на спину врага… Страшный явственный хруст!.. Кабан завалился на бок, последним усилием захватывая клыком разломы ребер медведя… Со сломанной спиной, он еще пытался подняться на передние лапы, забился судорожно, не в силах поднять зада, и упал. Медведь с ревом рухнул на него, вонзил клыки в шею и вгрызся, продолжая когтями драть бок.Николай быстро взглянул на трибуны. Все глаза с одинаковым выражением страха и неистового, жестокого наслаждения неотрывно смотрели вниз. Некоторые, не выдерживая, отворачивались. Но и эти – негодующее меньшинство, – не в силах бороться с собой, нет-нет, да поглядывали вниз: из-за ладоней, из-за плеча, из-за подмышки…На арене все было кончено. Медведь, разорвав артерии, еще некоторое время грыз кабана, потом, опираясь передними лапами о труп, приподнялся, заревел раз-другой и, пошатываясь, пошел прочь. Везде были отвесные стены трибун. Медведь просто шел в сторону, уже без цели. Пошатнулся, упал. Ниже левой лопатки из спины торчали кости. Вдруг содрогнулся, из пасти широкой волной хлынула кровь. Откуда-то выскочило несколько дюжих ребят в синей униформе служащих цирка, один подскочил к медведю, приставил какой-то предмет к голове. Громко щелкнуло, словно металл ударился о металл. Медвежья голова поникла, парни перевалили тело на носилки, унесли.Вслед им грянула музыка: Киркоров запел очередной турецкий шлягер, туже затягивая нервы. Унесли и кабана. Служащие выбежали еще раз с очередными, полными желтых опилок носилками и стали щедро присыпать бурые и красные пятна пролитой крови.Николай чувствовал: то, что ему не удавалось весь день, – настроиться на схватку, сделали эти несколько заключительных минут звериного боя.И странно, ощущение, что наблюдал что-то нехорошее, не правильное, ощущение беспричинного омерзения, непреодолимо существующее в нем (и в других, во всех), каким-то удивительным образом уживалось с хмельным подъемом чувств, освежением всех нервов, восхитительным освобождением, в полной мере испытываемым на войне, когда, бывало, внутри концентрировалась высшая власть над отданным тебе судьбой человеком: над его жизнью, волей, телом – делай что хочешь, вот он!..Николай встряхнулся и посмотрел на Качаури. Тот в этот миг тоже взглянул на него, хотел что-то сказать, сдержался, сильно сжав челюсти.– Вот это я понимаю, – наконец произнес Качаури. – Вот за этим они и приезжают.Взяв себя в руки, посмотрел на часы.– Вам, кстати, переодеваться пора. Сейчас еще один выход, а потом вы.Он вынул из кармана телефон, быстро набрал номер и, отвернувшись, что-то коротко приказал. Через некоторое время недалеко от них в отвесной стене открылась неприметная дверь. Оттуда вышел служащий в синей униформе, как и те, что работали на арене.– Проводите к Аслану.Служащий кивнул и приглашающе открыл дверь.– Прошу вас.Николай шагнул в дверь и следом за провожатым двинулся по серому бетонному коридору. Свернули, попали в другой коридор, еще более длинный, отмеченный одинаковыми дверями, расположенными по одну сторону через каждые пять-шесть метров.Служащий открыл одну дверь.– Заходите. Я пойду сообщу Аслану, а вы подождите здесь.Николай зашел и остановился в удивлении. Не ожидал. Он оказался в одной из клеток, сродни тем, где сидели виденные им вчера гладиаторы. Более того, это была одна из тех же клеток. А из соседней клетки на него с усмешкой смотрел Колян.– Ну что, брат, готов к смерти?Николай, не отвечая, огляделся. Рядом был диван.Он подошел к нему и сел, откинувшись на спинку и вытянув ноги.– Первый раз буду мочить мента на глазах эмвэдэшного и прокурорского начальства. Да еще и сто кусков зеленых получу! Это же надо до чего дожил! Да, свобода – вещь великая! Как ты, мент поганый, согласен?– Не зли меня, убью, – равнодушно бросил Николай.Вошел маленький, средних лет мужчина кавказской национальности. Чтобы не было сомнений, тут же представился:– Аслан.И добавил:– Я должен подготовить вас к поединку.– А его кто будет готовить? – кивнул Николай в сторону соседней клетки.– Им сейчас тоже займутся.И действительно, в клетку Коляна вошел также средних лет мужчина, на вид неопределенной национальности.– Раздевайтесь, – сказал Аслан.Что-то было сказано и Коляну, но он отмахнулся, продолжая наблюдать за Николаем.Николай неторопливо разделся, оставшись в плавках. Бросив взгляд на Коляна, увидел задумчивость в его глазах. Колян заметил его взгляд, очнулся и громко захохотал.– Ты, мент худосочный, я буду из тебя остаток воды выжимать!И, смеясь, тоже стал снимать одежду.– На диван, пожалуйста. Ложитесь на живот.Николай повиновался, и Аслан стал ему массировать мышцы неожиданно сильными пальцами. Каждую мышцу прорабатывал глубоко и не спеша. Потом заставил повернуться на спину и повторил все с передними мышцами.Что же, очень хорошо. Хотя, конечно, можно было бы обойтись и без этого.Оставив его лежать, Аслан вышел в дверь и вскоре вернулся с халатом, спортивными трусами и перчатками. Все красного цвета. Николай встал и надел трусы поверх плавок. Обуви не принесли. Придется, оказывается, выступать босиком. Ничего, по опилкам ступать приятно.А вот перчатки оказались любопытными. С тыльной стороны – на ладони и на пальцах – были укреплены небольшие короткие шипы. Типа заклепок, но с острой вершинкой. Серьезно ранить невозможно, а вот покорябать очень даже сподручно.– А можно без этого безобразия? – спросил Николай Аслана.– Нет, – категорично покачал тот головой. – Зрелищности не будет хватать. Вы ведь будете без оружия, а этими перчатками можно уйму крови надоить. Без угрозы для жизни. И очень зрелищно, – добавил он.– Зрелищно за чужой счет, – сказал Николай.И вдруг опешил:– Как это без оружия? Он же с собакой на меня выйдет!– Таковы распоряжения.– Ничего себе! – негодовал Николай. – Сами идите с этими перчатками на дога. Да еще и этот ублюдок будет норовить зрелищность показать!Он горячился так потому, что до сих пор, несмотря на все приготовления, подначки и даже психологическое давление со стороны и Качаури, и этого Аслана (в торжественной подготовке к схватке тоже была попытка его задавить), не мог все воспринимать вполне серьезно. Отпуск оставался отпуском, а цирк, в который он попал, хоть и экзотическим, но цирком.Однако же все это начинало действовать. Аслан молча смотрел на него. Николай протянул ему руки в перчатках. Хоть и не боксерские, а с отдельными пальцами, перчатки эти шнуровались. Аслан быстро и тщательно зашнуровал их. Тоже самое проделывали с Коляном.Колян заметил, что на него смотрят, и, подняв свободную руку, закричал:– Ну что, мент, посмотрим, какого цвета у тебя кровь!Колян, завернувшись в синий халат, под которым были синие трусы, в синих перчатках вышел первым.Время неумолимо шло. Николай начинал чувствовать напряжение, как перед настоящим боем. В таком состоянии он обыкновенно делался медлителен и спокоен в движениях. Аслан приглашающе махнул рукой, пошел впереди. Николай надел красный халат и вышел следом.Прежде, чем шагнуть за порог, Николай посмотрел сквозь ряды железных прутьев на оставшихся сегодня незадействованными парней-гладиаторов. Все смотрели на него с одинаковым странным выражением на лицах. Каждый, наверное, видел себя в этой роли."Аве Цезарь! Моритури те салютант!" – "Да здравствует Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!" – дошедшее сквозь тысячелетия приветствие смертников…Кто-то поднял руку и махнул ему.Ну все.Трибуны приветственно шумели. На арене в противоположной стороне, метрах в тридцати, стоял Колян, уже без халата, и трепал за загривок огромного мраморного дога. Издали казалось, дог ростом никак не меньше теленка.– Поменьше собачку не нашли? – поинтересовался Николай у Аслана, но у того уже горели легко возбудимые южные глазки, и он не ответил.В решетке открылась дверь. Николай сбросил халат, шагнул за железный порог и остановился. Его тотчас заметили. Трибуны зашумели с новой силой.Люди вскакивали с мест, с вытаращенными от возбуждения глазами вытягивали шеи. И Николай пожалел, что на месте Коляна с псом перед ним не стоит десяток-другой этих толстопузых государственных мужей. Вот ужо повеселились бы!Вдруг общий шум голосов прорезала новая нота… еще выше, еще! Он опустил глаза: крики озвучивали летящие прыжки пса. Дог уже одолел половину расстояния и мчался к Николаю. Вслед ему радостно улюлюкал Колян:– Разорви его! Покажи кровь легавого!"Эмвэдэшникам на трибунах вряд ли понравятся его крики", – отстраненно подумал Николай.Он сделал несколько шагов вперед, не желая быть застигнутым у прутьев. Еще один шаг.., дог взлетел как птица; в это же самое время Николай, к ужасу своему, почувствовал, что, если не поспеет за движением зверя, тот разорвет его своими страшными клыками!.. Огромная красная пасть надвигалась неотвратимо, прямо к его горлу. Вдруг положение изменилось, и он понял, что пес промахнулся. Но не успел опомниться, как у самого его лица мелькнули белые задние ноги дога, и тот с щенячьим визгом врезался в прутья, ограждающие проход между трибунами. Николай изо всех сил ударил ногой в брюхо собаки, что-то там екнуло, зверь быстро извернулся и вновь метнулся к его шее! Николай левой рукой схватил пса снизу за горло, но чувствовал, что эти восемьдесят-девяносто килограммов живого, рвущегося веса ему долго не удержать. Между тем с другой стороны арены на него медленно надвигался второй противник.В тот момент, когда левая рука соскользнула и зверь, оскалившись белыми сахарными клыками, вновь прыгнул к нему, Николай изо всей силы воткнул раскрытую ладонь в горячую глотку… Мешали шипы.Раздирая внутри плоть, Николай схватил пальцами что-то жилистое, сжал в кулаке и со страшной силой рванул кулак обратно.Вместе с воем хлынула кровь, а злоба, освобожденная ярость, свирепая радость – все, только что живущее в доге, вместе с жизнью уходило и странным образом переходило к Николаю.Он схватил зверя за задние лапы, неловко, но с силой размахнулся и, используя и тяжесть дога, и инерцию, так ударил своим снарядом по прутьям, что решетка загудела.И еще раз попытался раскрутиться, словно метатель молота, и швырнул эти, уже не страшные девяносто килограммов навстречу надвигающемуся Коляну.Тот успел перепрыгнуть скользящее по опилкам тело пса. Пнул на ходу в досаде, что дог так быстро сдал, и тоже ринулся к Николаю.Трудно передать, что творилось на трибунах. Пузатые мужчины и длинноногие подруги наконец-то сошли-таки с ума. Все вскочили со своих мест, кричали, визжали… Николай чувствовал устремленные на него со всех сторон взгляды, весь этот шторм эмоций, но сам ничего не видел, кроме горящих ненавистью глаз Коляна, сжатых в синие кулаки рук, скользящих в защитном танце ступней врага. Колян вдруг быстро развернулся и нанес сильный удар пяткой в челюсть Николая.– Браво! – чей-то одинокий голос перекрыл шум.В то же мгновение перед глазами Николая, перед ним самим, возникло лицо врага, шрам на щеке, лоб с залысиной… Без малейшей перемены, без малейшего намека на движение этот огромный лоб приблизился; не сам удар головой, он почувствовал давящий свет, ослепительный свет, рассыпавшийся на отдельные звезды, созвездия.., спиральные галактики медленно раскручивались в небе.., он падал на колени, и, опьяненный близкой победой Колян, не упуская момента, вновь ударил ногой снизу в челюсть.Удар в подбородок подбросил Николая, швырнул на прутья, как недавно пса, и неожиданно привел в чувство.И тут странная, не совсем нормальная отрешенность от всего этого буйства поразила его. Он успел охватить все: беснующиеся трибуны, от криков которых густел воздух, словно бы разом оказался перенасыщен выплеском эмоций, умирающую собаку, свирепую радость человека рядом с собой…Колян, подскочив к нему, сгибом локтя подцепил между ног, помог другой рукой захватом горла… рывок: подброшенный в воздух, Николай тяжело рухнул на твердый, едва присыпанный опилками бетонный пол арены.Этот последний бросок, возможно, помог, встряхнул его окончательно, сознание стало понемногу трезветь. Он понял, что ежели не соберется с силами и не окажет сопротивления, то этот, незнакомый в принципе мужик обязательно убьет его. Это понимание заставило действовать решительнее.Николай двинулся вперед, но противник двигался быстрее. Он метнулся к нему, сделал подножку, Николай мгновенно поднялся, схватил противника под мышки и бросил через бедро. Тот вскочил так же быстро, как Николай, ринулся вперед, схватив противника одной рукой за шею. Николай тоже схватил его за шею и еще за локоть – их объятия сомкнулись.Николай стал переносить вес своего тела то на одну, то на другую ногу, пробуя его силу. Враг был таким же быстрым, как и он сам, и отвечал на каждое его движение, едва Николай усиливал свое давление.Вдруг Николай почувствовал удар по ногам, резкий рывок, потерял опору.., и вновь больно стукнулся спиной о бетонный пол. К горлу уже тянулись руки Коляна, шрам на щеке налился синевой… Николай выбросил оба кулака вверх, метя в этот шрам, промазал, попал в лоб и, используя вес напирающего с прежней решимостью врага, рванул вниз кулаки, сдирая шипами перчаток кожу с похожего на свое лица.Колян завопил, стал над ним на четвереньки. Николай изо всей силы ударил его коленом в пах, отшвырнул в сторону и вскочил на ноги. Колян с мучительным мычанием тоже вскочил.Они вновь стояли друг против друга. Колян низко нагнулся, вытянул руки вперед, словно собираясь дернуть Николая за ноги. Разодранное шипами лицо лакированно сияло, залитое кровью, мешавшей смотреть. Николай захохотал, окончательно придя в себя:– Ну, ублюдок! Кому кровь пустили?Колян неожиданно метнулся вперед и обхватил Николая своими ручищами, цепкими, словно кольца удава. Острая боль пронзила все тело, кровавая маска склонилась ближе и вдруг вцепилась зубами в шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37