– А вам не страшно драться с этим чудовищем? – спросила какая-то кроха из поваренков. – Я видела его всего раз – ужас!– Он что, правда, такой страшный? – поинтересовался Николай.– Ужас! – повторила она. – А вы его разве не видели?– Увы.– Как же это вы согласились?.. Не посмотрев.На нее шикнули, кто-то из подруг дернул за шапочку.– Да нет, это я так, – попыталась загладить неловкость кроха. – Вы справитесь, вы тоже большой.Уверенности в ее голосе не было.– А где он находится? – спросил Николай, ни к кому не обращаясь. Все поняли, о ком идет речь.Парень, встретивший его первым, указал пальцем в пол!– Там. Его в отдельных апартаментах держат.Что-то припоминалось.– Это налево, если на лифте спускаться?– Точно. А вы там уже были?– Бывал, только в ту дверь не входил.– А у вас пропуск есть? Хотя, конечно, вы, наверное, на других условиях работаете.– Чем кто?– Ну, чем все остальные гладиаторы. Они по контракту в клетках своих должны сидеть. Во избежание…– Во избежание чего?– Ну, мало ли? Нервы сдадут, захотят сбежать.Мало ли?Здесь было очень жарко. Стояли большие электрические плиты с конфорками всех размеров от самых маленьких, бытовых, до огромных, диаметром сантиметров в шестьдесят-семьдесят. И везде кастрюли, сковороды, везде шипело, кипело, журчало, жарилось и взрывалось. Вдоль стен стояли столы с ящиками, коробками, банками. На одном свободном восседали толстые роскошные коты. Штук пять, не меньше.Кошек было вообще много. "Что естественно, – подумал Николай, – мышей тут, наверное, еще больше".– Я пойду, – сказал он. – А как вы еду вниз носите? – полюбопытствовал на всякий случай.– На грузовом лифте, – махнул рукой все тот же парень. – Можно и пешком, по лестнице. Эту дверь почему-то не охраняют.– Надо же! – удивился Николай и вышел.Он спустился этажом ниже и попробовал дверь.Действительно, открыта и не охраняется. Нос, хоть и был забит разными вкусными запахами еще в кухне, сразу почуял звериный дух. Так же ходили по залу служащие, так же рыкали хищники, так же тявкали, лаяли и повизгивали. Николай, прячась за бетонными колоннами, направился к охранявшему вход в лифтовый коридор мужику. Вытащил из-за пояса пистолет-пулемет. Глушитель не стал крепить, так как стрелять не собирался. Ему удалось подобраться незаметно.Охранник, прислонившись плечом к стене, ушел, видимо, в свои думы. Да и реагировать их приучили только на шум открывавшихся дверей лифта.Николай похлопал его стволом по плечу.– Мужик!Тот повернулся.– О, нет!..Это был один из помятых недавно парней. Николая он, разумеется, узнал. Оба охранника, вероятно, то ли не доложили о нападении, то ли их не посчитали нужным сменить.А морда у него была разбита прилично. В том месте, которым Николай приложил его к бетонной стене..– Тихо, тихо, тихо, – успокоил его Николай. – Автомат.Тот обреченно протянул оружие.– Мне нужно взглянуть на Гоблина. Ключ у тебя или у напарника?– У него.– Главное, не дергаться. Я посмотрю и сразу уйду.Сам понимаешь, мне с ним драться, а я еще не видел.Говоря, он осторожно заглядывал за угол. В ярко освещенном коридоре никого не было. Конечно, чего здесь ходить, когда все видно в мониторе.– Пошли, – сказал Николай. – И, повторяю, без глупостей. Да, извини за прошлый раз. Правда, не хотел, но вы же не пускали.Тот что-то промычал. Они вошли в коридор – впереди охранник, за ним – Николай. У лифта свернули в мониторную, где нашли дремлющего напарника. Автомат лежал на полу, парень спал на диване.Николай разбудил его; тот ничего не понял спросонья. Но быстро уяснил обстановку.– Вас как, связывать, вырубать или будете вести себя хорошо?Мужики согласились вести себя хорошо.Николай пропустил их вперед. Тот, что дежурил у мониторов, открыл ключом замок, распахнул дверь в темный коридор и отступил в сторону.– Вот, он здесь.– Почему света нет?– Он не выносит света. Сразу приходит в ярость.Бешеным становится. Как на арене.– Больной, что ли?Охранник пожал плечами.– Это уж точно. Но если свет не включать, ведет себя тихо.– Хорошо. Где он?– По коридору налево. Там его клетка.Николай поправил висящие на плече автоматы, махнул стволом "АГРАМа"– Давайте вперед. Мне не хотелось бы оказаться взаперти с вашим больным.Охранники пошли первыми. Он за ними. Свернули за угол. Света, доходящего из лифтового коридора, было, в общем-то, достаточно.И вот наконец Николай стоит перед прутьями. Насколько можно видеть, – а глаза быстро привыкают к полумраку, – здесь такой же точно вольер, как и у прочих спортсменов-добровольцев. Только нет тренажеров, нет штанги и гантелей. Нет и письменного стола, нет стульев… По всей длине комнату-камеру разделяет толстая портьера. Возле дверцы валяется поднос с железными мисками, недоеденный кусок мяса, кажется, сырого…– Ему заносят поднос с едой и уходят. Когда поест, бросает его здесь, – пояснил тот, кто открывал дверь.– Вообще-то он смирный и обычно с ним никаких хлопот. Не разговаривает. Русского языка не знает…Но вообще-то понимает кое-что. Как животное. Его, наверное, ничему не учили, – продолжил все тот же, не в меру разговорчивый охранник. – А вид у него, конечно, еще тот.– Эй, Гоблин! – негромко крикнул он. – Гоблин!Послышалось скрипение пружин. Кто-то вставал с кровати. Потом портьера отдернулась, и вышел…Вышел…Вышел огромный – метра два с половиной, может, чуть меньше, во всяком случае – широкий, – Николай казался самому себе подростком рядом с ним, – тяжелый… Подошел, взялся за прутья и, приблизив лицо, стал осматривать нового человека.Кто-то из охранников громко сглотнул.Огромное, бесформенное, явно дебильное лицо.Губы, словно оладьи, сложенные в улыбку. Улыбку идиота. Эту физиономию, казалось, сначала топором вырубали, а потом долго исправляли погрешности обухом.Гоблин явно не зря получил свое имя. Он стоял голый по пояс, так что можно было хорошо рассмотреть его огромные от природы мышцы, делавшие его фигуру поджаро-крупной. Естественно, все залито жиром, но в меру.Глаза сверху вниз смотрели на Николая. Без мысли, без любопытства, спокойно и равнодушно. Казалось, его рассматривает нечто… Он не мог подобрать слов.Так могла бы его рассматривать стихия, если бы имела глаза.., море, ветер, цунами… Сама смерть может так смотреть: равнодушно, не видя, с отсутствующей улыбкой…Николай содрогнулся в душе. Не потому, что испугался, хотя и это нельзя было отрицать, просто впервые он видел рядом с собой бессмысленную, нечеловеческую мощь, антропоморфным образом сработанную и от этого еще более жуткую.И в этот момент он понял, что должны были испытывать древние, видя в темноте дьявола, в чаще леса – лешего, в омуте ощущать, как водяной тянет их вниз.Утерянные иррациональные страхи, восставшие в этом полумраке в образе стоявшего перед ним получеловека.Николай повернул голову к охранникам, как и он, завороженно разглядывавшим Гоблина.– Он хоть что-нибудь понимает или полный идиот?– Унитазом научился пользоваться. Так что не полный. А вначале под себя ходил. Соответственно габаритам.– Давно он здесь?– Месяцев шесть. Его пару раз только и выпускали. Двоих разорвал, еще и крови напился. Этому его учить не пришлось. Может, он среди зверей вырос?Среди медведей, например.– Теперь не узнаешь, – сказал второй охранник.Гоблин вдруг глубоко вздохнул – грудь, словно мехи, раздувалась, раздувалась!.. – повернулся и скрылся за портьерой.– Вот и все. Теперь он не появится до ужина. Не понимаю, как можно решиться выйти против этого чудовища?– Я сам не понимаю, – сказал Николай и вышел.За ним последовали охранники.– Заприте! – приказал Николай. – И возьмите свои автоматы. Я, пожалуй, лифтом поеду.Он вызвал лифт и, ожидая, все же поглядывал за ребятками. Они угрюмо повесили автоматы на плечи, разумно не пытаясь снимать их с предохранителей, или передергивать затвор.Лифт прибыл. Николай махнул рукой на прощание и унесся вверх, на свой этаж."Поздно как! – думал он, открывая дверь. – Наверное, часа два".В гостиной он снял пиджак, отстегнул кобуру с пистолетом, снял с пояса нож в ножнах. Все оружие сложил на столик.Прыгая на одной ноге, справился с брюками. Пошел в ванную, стянул плавки, залез под душ. Как всегда, горячая вода сняла усталость. Страшно захотелось.., пива? Нет, джин или водку с тоником. Успеется.Завернувшись в халат и шлепая босыми ногами, прошел в гостиную. Взял из холодильника две банки джина с тоником. Плюхнулся в голубое кресло, вытянул ноги, тут же утонувшие в длинном ворсе ковра.Открыл банку и стал пить. Взял на столике сигареты.Он не помнил, его это сигареты или нет. Узнав какую он курит марку, ему все время приносили "Кэмел".Это пачка была запечатана.Николай допил банку джина, вскрыл еще одну, отхлебнул. Встал, по пути выключил свет и прошел в спальню.Открыл балкон. Вышел. Хорошо! Теплая-теплая южная ночь. Море внизу шумит. Мелькнула совсем близко летучая мышь. Видимо, свет и тепло привлекают ночных насекомых, а те – летучих мышей.Щелчком отшвырнул окурок и двумя глотками до, пил банку. Поставил ее на пол. Пластик перил слегка холодил ладонь. Далеко на горизонте светились огни большого судна.Что ждет его завтра? "Ничего страшного", – легкомысленно подумал он и вернулся в спальню.А когда упал в кровать, то вместо прохладной простыни погрузился в горячее, мягкое, упругое и обжигающее… Слова не нужны.Он услышал легкий смешок, гибкие руки обвили шею, он сам обнял… Все было так, как он даже не ожидал…Потом, когда пришло время разговоров, он понял, что это Нина. Разговоры разговаривать как-то опять не получилось. Лишь часа через два, когда дыхание успокоилось и мысли обрели стройность, Нина шепотом, на ухо, рассказала ему о своих планах.Николай согласился, что придумано хорошо. С этими мыслями и со счастливой улыбкой на устах он заснул. Она тоже. Глава 28ОЖИДАНИЕ ВЫХОДА НА АРЕНУ Утром Николай проснулся поздно, в десятом часу.Точнее, в девять пятнадцать, если верить настенным часам. Нина спала рядом, сладко жмурилась во сне и тыкалась носом ему в подмышку. Николай осторожно дотянулся рукой до пачки сигарет на тумбочке. Сигареты он здесь не оставлял, скорее всего принесла Нина.А может, принесли вездесущие сервисные работники. Пачка была новая, невскрытая. Пришлось трудиться одной рукой, потому что жалко было извлекать вторую руку из-под прелестной черненькой головки Нины.Он лежал и курил, вспоминая прошлую ночь, их неистовое узнавание друг друга, и наслаждался утробным теплом разделенной постели, утренней тишиной, ленивым течением времени: завтрак можно заказать в любой момент, вся заваруха с чертовыми поединками начнется только к вечеру, во всяком случае, не раньше трех-четырех часов, как сказала ему вчера Нина.Утренний ветерок выдувал легчайший тюль балконной занавески, и медленно, робко, но с непреодолимым упорством по полу крался к кровати опрокинутый солнечный квадрат окна.Со спинки кресла небрежно свисало Нинино сиреневое платье, изгибом контура словно бы сохраняя текучую прелесть ее тела, сейчас так непосредственно ощущаемого им. А на столике рядом с кроватью, на столике, который можно было бы тронуть носком ноги, если вытянуть ее из простыни, небрежной горкой громоздился добытый за последние дни арсенал: автомат Калашникова, пистолет в наплечной кобуре, отличный нож в ножнах и этот американский, красиво литый по руке пистолет-пулемет "АГРАМ-2000" левого производства, что, впрочем, не имело никакого значения. Где-то внизу, невидимые для него, стояли туфельки, может, что-нибудь еще, вроде пояска, а в кресле, под брошенным платьем, или где-нибудь еще – колье, снятое вчера с ее шейки; все это такое трудносовместимое собрание предметов в этой комнате имело, конечно, свое значение, сейчас непонятное ему, но наполнявшее радостью. Он был исполнен блаженного чувства: это был ясный разряд неги, едва ли не силой оставляющий его в постели. Лучше этого ощущения ничего не могло быть на свете.С тумбочки, как ужаленный, грянул телефон, криком своим не только пробудив Нину, но заставив и его руку метнуться. Он даже сломал кончик сигареты о трубку. Вкрадчивый голос округло объяснил, что звонит по поручению Нины Отариевны, распорядившейся вчера по поводу завтрака… Тут сонная Нина отняла у него трубку:– Алло! Да, да… В силе. Минут через тридцать.Именно так.Трубка была возвращена, положена на аппарат, а сама распорядительница с блаженным вздохом вновь поникла растрепавшейся за ночь прелестной головкой на затекшую руку Николая. Но тут же сорвалась, выскользнула из постели, потянулась, облитая желтым солнцем, и вдруг сдернула простыню с нервно дернувшегося Николая…Потом был душ. Ожидая своей очереди, Николай залез в холодильник, где нашел, что искал, – бутылку пива. А за то время, пока он был в ванной, Нина успела сходить к себе и переодеться в менее бальное платье, но тем не менее столь же невидимое для Николая: ослепляла, оглушала и оглупляла сама она, а не ее туалеты.Они завтракали, стараясь не думать о времени, неумолимо отсчитывающем осязаемые минуты. Сказано больше ради красного словца, так как Николай, думая о предстоящей схватке, не испытывал особых эмоций – чушь! очередная драка, мало ли!.. А вот Нина, возможно, трепетала, во всяком случае, ей казалось, что она испытывает волнение, страх… Быстро проходящий, впрочем, при взгляде на Николая.Он же выпил еще пару бутылок пива, съел понравившуюся ему свиную отбивную с жареной картошкой, пару огромных помидоров, апельсин, кусок ананаса, чтобы вспомнить забытый с детства вкус, и закурил.Затем пошли на пляж, более или менее заполненный брезгливой публикой, взяли два лежака, которые Николай отнес как можно дальше от прочих любителей морских ванн. Разделись и оба в купальных трусах (у нее – одно название) легли на лежаки. Дань условностям, соблюденная наполовину, – Нинина высокая крепенькая грудь победно метила в самые сердца проходящих на дистанции поражения мужиков.Солнце навалилось. Солнце мигом обласкало насквозь, и скоро Николай почувствовал, что становится раскаленно-прозрачным, наливается пламенем, выжигающим последнюю влагу из тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37