Сейчас ее
нет, и участники двух предшествующих нашей экспедиций ее не видели.
Странно, куда она могла исчезнуть? Мы полагали, что это место не
затапливается. Но, вообще, дно пропасти таит в себе множество
загадок: клокочущий сифон, бормочущий натек, множество водотоков,
непонятно откуда приходящих и куда скрывающихся. Так что в этом
скопище неразгаданных тайн мы чувствуем себя неуютно и вскоре с
большим облегчением, превосходящим по силе огорчение от того, что нам
не удалось углубить шахту, начинаем подъем в лагерь. Небольшое
происшествие случилось на четырехметровом скальном уступе.
Неожиданно с самого верха его спиной на торчащие камни упал
Александров, к счастью, отделавшись при этом лишь огромным синяком.
Примерно через полчаса, когда к нам вернулись сначала дар речи, а
потом и привычный юмор, мы в месте выхода через окно из Галереи
Григоряна, присев отдохнуть на минуту, начали подшучивать над ним.
Чтобы продемонстрировать всю ничтожность наших обвинений в том, что
он, изменив спелеологии, перешел в парашютный спорт, а также
утонченно-изысканных сравнений с прекрасной ласточкой и т.п.,
Александр стал осматривать близлежащие стены. Упиваясь потоками
собственного красноречия, мы на мгновение потеряли его из виду, но
вскоре из небольшого заплывшего натеками окна донесся голос.
Последовав туда, обнаружили ход, никем до нас не пройденный.
Александр Александров вообще очень хорош при поиске, напорист,
прекрасно чувствует себя в узостях, имеет большой опыт
первопрохождений. Несмотря на сравнительно молодой возраст, он уже
три сезона подряд работает в пропасти им. В.С.Пантюхина и много
сделал для ее изучения.
Продолжив движение по ходу - обводненной трубе, заставляющей в
основном двигаться на четвереньках, зигзагами уходящей вниз, мы
вскоре подошли к уступу. Поскольку веревок с собою не захватили,
решаем вернуться в лагерь и последнюю нашу смену на дне посвятить
исследованию этой галереи, названной нами Севастопольским ходом.
ГЛАВА 3
Набрав по пути полный алюминиевый контейнер воды, мы вернулись в
ставший уже родным лагерь. Такие жесткие контейнеры после того, как
притерпишься к издаваемому ими при транспортировке лязгу и грохоту,
весьма удобны. Они легче, чем мягкие мешки, проходят через узости. В
них можно хранить воду, а на поверхности это еще и прекрасные емкости
для молодого абхазского вина! В очередной раз совершаем сложный
ритуал стягивания с себя комбинезонов, гидрокостюмов и т.д. Остаемся
только в утеплителях, белизна которых режет взор. Но это ощущение
обманчиво, ибо только при дневном свете можно разглядеть, насколько
грязными они становятся через неделю пребывания под землей.
Спускаемся к палатке и кухне перед нею, зажигаем понатыканные повсюду
между камней огарки свечей. Становится светлее, лучше видна галерея,
заполненная глыбами. Свободно скользящий по стенам взор обязательно
наталкивается на огромную плоскую плиту, нависающую над лагерем, и
любой из нас, гоня прочь дурные мысли, быстро отводит от нее взгляд.
Первым делом я уточняю по телефону, что делают наши коллеги в других
лагерях и на поверхности. Узнаю, что все идет по плану.
Использование телефонной связи в пропасти - в некотором роде
искусство. Руководителю необходимо, с одной стороны, регулярно
получать полную информацию, а с другой - как можно меньше беспокоить
звонками товарищей, тем более, что линия одна, и, обращаясь к
какой-либо одной группе, приходится давать вызов по всем лагерям
одновременно. В принципе, я предпочитаю как можно меньше вмешиваться
в работу групп, ставя им лишь общие задачи и координируя их действия.
В остальном же я доверяюсь опыту руководителей групп, с которыми
(кроме Евгения Очкина) я знаком по совместным экспедициям уже много
лет. Все же чисто функционерские обязанности отнимают значительное
время, но это не столь увлекательное, хотя и жизненно важное для всей
экспедиции занятие я опускаю из повествования.
Сейчас, однако, обстановка позволяет немного расслабиться и
отдохнуть. На "ужин" готовим гречневую кашу с салом и луком. Как
бесценное сокровище, с величайшими предосторожностями мы притащили
сюда бутылку портвейна "Таврического", разумеется, исключительно из
чувства крымского патриотизма. И вот в завершение самой рискованной
части всей нашей затеи настало время ее откупорить. Расставленные по
углам парафиновые светильники быстро прогревают палатку, где наша
троица сидит с поднятыми кружками и ложками в руках вокруг дымящегося
котелка с кашей. Выпили. Приятное тепло разлилось по телу. Сухая
палатка, горячая пища, отражение пляшущих огоньков свечей в глазах
моих друзей создают незабываемую атмосферу покоя и уюта.
Как-то сам собой завязался перескакивающий с темы на тему разговор.
Поговорили о женщинах, помечтали немного о том, как, поднявшись
наверх, помоемся в бане, какие деликатесы приготовят нам там, и
вообще, о том, как все-таки хорошо наверху, где солнце, лес, пенье
птиц и кристально чистый горный воздух! И самое главное - там сухо и
тепло. Но вскоре беседа опять вернулась к проблемам пропасти.
-А пожалуй, неплохо, что яма заткнулась, - начал Александров, - а то
надоело ходить сюда. Пора искать новые районы и ставить новые задачи.
Мы хорошо поработали тут.
И он продолжает, вспоминая какие-то особо памятные эпизоды. Но я его
уже плохо слышу: мерный голос, накопившаяся за последнее время
усталость убаюкивают и погружают меня в собственные мысли.
Саша еще достаточно молод, чтобы смотреть вперед и только вперед.
Многие же из моих друзей, кто начинал исследования в этой пропасти,
да и я сам, находимся на той грани, когда скорее подводятся какие-то
итоги, нежели ставятся новые задачи. В нашей полной несуразицы жизни,
будучи почти бесправными перед несметной толпою чиновников всех
мастей и рангов, разного рода абсурдных запретов и ограничений,
именно здесь мы чувствовали себя совершенно свободными людьми.
Именно здесь нам не надо было лгать и изворачиваться, чтобы просто
выжить, распихивать локтями и топтать ближних, дабы урвать себе в
жизни кусок пожирнее. Тут каждый из нас готов был протянуть руку
товарищу, и каждый из нас знал, что рядом есть его друзья, которые
всегда придут на помощь. Пожалуй, это были самые прекрасные мгновения
в нашей жизни, и, как знать, повторятся ли они у нас еще.
Голоса отвлекают меня от раздумий. Александров продолжал свой
рассказ, курьезную историю о том, как появилось название 22-метрового
колодца с водопадом в конце галереи посередине пропасти. Случилось
так, что первыми к нему подошли в 86-м году севастопольцы Александров
и Гавриленко. После более чем километрового узкого хода пропасть
наконец "вывалилась" в приличные объемы. Стало очевидно, что она
пойдет далеко. В восторге от этого ребята решили как-то отметить
знаменательное событие. Саша вспомнил, что у него в транспортном
мешке лежит случайно туда попавшая старая севастопольская газета. В
нашей стране вообще очень любят все героическое. Так вот, газета
называется "Слава Севастополя". Оторвав ее заголовок и прилепив его
к мокрой глинистой стене и обессмертив таким образом свое выдающееся
достижение, ребята присвоили прижившееся затем название колодцу. Я
полагаю, что история простит им некоторое нарушение экологии пещеры.
Рассказ, содержание которого нам хорошо известно, меняет наше
лирическое настроение. Мы приободрились и даже прогорланили несколько
своих излюбленных пещерно-разбойничьих песен. Расслышали и бодрый
ответ на брошенный нами вызов из соседнего лагеря ПБЛ 1300-2, до
которого всего метров 40. Однако в соревновании глоток вскоре
окончательно победила неистовая какофония бушующих вокруг потоков
воды. Утомившись, закипятили еще один котелок чая и вернулись к
прервавшемуся было разговору.
Теперь он протекал более живо и в основном между мною и
Варфоломеевым. Вспомнили памятные дни подготовки к экспедиции 85-го
года. Саша участвовал тогда в украинской в июле-августе, а я - в
совместной пермско-крымской в сентябре. Важным элементом нашей с ним
подготовки стало освоение "новой технологии". Потребности в ней
возникли еще раньше при решении одной крымской проблемы. О ней стоит
упомянуть.
Первый раз я попал в ту пещеру в семнадцатилетнем возрасте; спустя
много лет, будучи уже довольно опытным спелеологом, я вернулся к ее
исследованию. Пещера расположена на склонах Байдарской долины и
неофициально именуется Анлюша. Это горизонтальная труба диаметром
1-2м. Дальняя часть ее обводнена и доступна лишь в сухое время года.
Ход перекрывали около 10 натечных плотин, и, прорубая между ними и
потолком проходы, целое поколение севастопольских спелеологов довело
длину пещеры до 400 м. Заканчивается она коротким - в полметра -
сифоном. За ним через 3 м еще одна плотина полностью закрыла проход.
Ее было начали рубить, но быстро бросили, а я решил довести это дело
до конца. Не буду описывать, какие сказочной красоты залы и голубые
озера грезились мне там, за плотиной. Вооружившись ломом и кувалдой,
я приступил к делу. Поначалу находились энтузиасты, составлявшие мне
компанию, но затем специфика работы за сифоном оставила меня одного.
Впечатления от этого незабываемы. Примерно после часа долбежки во
время пауз я обнаружил, что мой пульс никак не хочет опускаться ниже
160 ударов в минуту, и непривычная боль сжимает виски. Тогда-то я и
сообразил, что нахожусь в замкнутом объеме воздуха. Тем не менее
несколько сезонов по 3-4 раза я ходил сюда и, работая за сифоном часа
по 3, доводил себя чуть ли не до потери сознания. Но вот к 85-му году
в пробиваемый проход уже можно было засунуть голову и увидеть
продолжающийся ход с поворотом через несколько метров и большую ванну
с водой. Там, за поворотом, еще один сифон, а за ним?!. Ну конечно,
фанатики всегда остаются в плену собственных иллюзий. Однако к этому
времени я сумел увлечь своими идеями тогда еще начинающего спелеолога
Сашу Варфоломеева, а также ввиду крайне низкой производительности
труда решил поискать какое-либо новое техническое решение. Вообще-то
я предпочитаю крепкое здоровье, хорошую тренировку и добрую кувалду
модной погоне за очередными техническими новшествами. Но все,
впрочем, имеет свои разумные границы.
В то время у нас регулярно проводились различные соревнования по
технике прохождения пещер, и я в составе команды Крыма принимал в них
активное участие. Эти мероприятия были прекрасной возможностью и для
обмена информацией. На одном из них мне подсказали идею, как
изготовить в домашних условиях небольшое количество взрывчатого
вещества - перекиси ацетона. Пришлось вспомнить азы химии, насобирать
всяких баночек, колб, пробирок и других необходимых для опытов
стекляшек. Саша принимал в этом самое активное участие. И вот под
покровом ночи в старом, требующем капитального ремонта здании у моря,
отданного городскими властями севастопольским туристам, в небольшой
каморке, выделенной спелеологам, за плотно зашторенными окнами мы
приступили к нашим "темным" делам. Конечно, конспирация была строгой,
ибо в этой стране почти все запрещено, и даже то, что не запрещено,
все равно не приветствуется, и, по-моему, до сих пор никто у нас так
до конца и не знает, что же все-таки разрешено. При любых
обстоятельствах нам совсем не хотелось выяснять этот вопрос с кем бы
то ни было.
Познания в области химии у "злоумышленников" были лишь начальные, и
поэтому мои джинсы стоимостью в месячную зарплату квалифицированного
специалиста вскоре оказались прожжены кислотой во многих местах.
Реакция поначалу шла не так, как следовало: вместо выпадения осадка
смесь реактивов закипала, и наша "лаборатория" заполнялась клубами
едкого пара. Тогда дверь широко распахивалась, из нее вырывалось
облако белого тумана, и в нем выплывали наружу два привидения. Они
громко чихали, осыпая все вокруг проклятиями, и распугивали редкие
влюбленные парочки, вышедшие полюбоваться мирно дремлющим морем. Но в
конце концов мы ухитрились изготовить грамм 20 вещества и с его
помощью выполнить ту работу, на которую я потратил несколько лет.
Увы, всего через 3-4 метра в пещере мы наткнулись на абсолютно
непроходимые тупики.
Посовещавшись немного, решили, что грандиозность и неотложность
стоящих перед нами задач на Кавказе не позволяют нам сейчас потратить
еще пару месяцев на освоение ядерной технологии, а поскольку без
таковой дальнейшее продвижение здесь невозможно - исследования
прекратить. Если найдутся энтузиасты, желающие испытать свое счастье,
то я с удовольствием покажу это место.
Прошло еще два бессонных месяца, во время которых наша химлаборатория
превращалась то в слесарную, то в швейную, то в мастерскую по клейке
гидрокостюмов. К концу этого срока лица у нас похудели и вытянулись,
но лихорадочный блеск покрасневших от бессонницы, но тем не менее
горящих энтузиазмом глаз говорил о высокой степени готовности к
покорению новых глубин.
Вскоре представился еще один удобный случай применить нашу "новую
технологию". Севастопольцы Константин Гавриленко, Владимир Чабаненко
и Александр Варфоломеев, приняв участие в объединенной украинской
экспедиции, вернулись полные новых впечатлений и идей. Из всего их
обилия я выбрал две, разрешение которых, по моему мнению, привело бы
к успеху.
Во-первых, следовало попытаться пробиться по ходу воды, поглощаемой
Пятиметровым колодцем в начале галереи 600 м. Во-вторых, попробовать
пройти сифон в самом конце ее. Ребята пытались сделать это, но не
сумели. Я же, благодаря длительной психологической подготовке и
постоянному самовнушению, был абсолютно уверен в успехе.
И вот наша небольшая группа под общим руководством Александра
Вотинова (г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132