Эдуардычев коттедж стоял несколько на отшибе, но все же не так далеко от других домов. В принципе, можно было постучаться в любую дверь и попросить помощи. Эта мысль Сергею даже в голову не пришла. Как и мысль об отцовом «Москвине», запертом в гараже. Животный, неосознанный ужас гнал его прочь от кирпичных особняков и их обитателей. Куда угодно, только подальше!..
Время от времени Вадим наполовину приходил в себя и начинал вяло отталкивать Сережины руки. Эти руки бессовестно тормошили его и тянули куда-то, не давая свернуться клубочком и спокойно полежать на уютной земле.
Рядом с рыжеволосой девушкой, спящей под теплым клетчатым пледом…
— Пусти, Серега, — бормотал он невнятно. — Пусти, ну…
Он безуспешно пытался поднять голову, но ничего не выходило — голова моталась. Упав в который раз, Сергей снова подлезал под его руку, выпрямлялся отчаянным усилием худосочного тела и жарко всхлипывал в ухо:
— Давай, Вадик!.. Держись за меня! Вот так!.. Давай, шевелись!..

Всадница

Кристина действительно была окрылена успехом. Конечно, жалко, что ее счастья не может разделить Вадим. Но она старалась не думать о нем. Все. Кончено.
Она приехала на конюшню рано. Хотелось поездить до того, как соберется группа. Главное — нужно было поучиться держаться в женском седле. Коля, режиссер «Осени в Мещерском», планировал продолжение фильма, где у Кристины будет уже более значительная роль, для которой, безусловно, понадобится хорошая выездка. Но на женском седле! Тренироваться днем, когда все лошади заняты, было как-то неловко, да Кристине и не хотелось заниматься этим при всех, скажут еще — выпендривается. Поэтому она договорилась с Дмитрием и Люсей о том, что будет приезжать раз в неделю пораньше — часов в семь, а лучше ночевать здесь и выезжать рано утром.
Зимой рассветает поздно. Потому Кристина встала еще затемно и пошла в денник, где стояла Медаль. При тусклом свете электричества, которое смешивалось с молочной белизной сумерек и оттого казалось еще более тусклым, она поменяла седло и вывела лошадь во двор. Следовало все-таки надеть длинную юбку, иначе потом в ней запутаешься. Ее Кристина надела прямо на обтягивающие брюки. Сверху на куртку накинула шаль, чтобы не выглядеть уж вовсе пугалом, Немного неуклюже (это трудно без посторонней помощи) поднялась в седло.
«Как все-таки мучились женщины, — думала Кристина. И все потому, что им не разрешали надевать брюки даже для верховой езды. Вспомнилась брюлловская «Всадница». Удивительно, как она так легко и грациозно умудряется держаться в дамском седле, да еще в такой пышной юбке!»
Размышляя так, Кристина не сразу заметила, что поехала в ту сторону, куда никогда не сворачивала, когда бывала одна, — по дороге, ведущей в фешенебельный поселок новых русских. А к самому поселку она вообще никогда не приближалась. Она не боялась, нет, просто с ним были связаны такие воспоминания, которые не хотелось ворошить.
Кристина решила повернуть и ехать обратно, когда вдруг услышала откуда-то: «Э-эй!» Голос заставил ее вздрогнуть, и сердце вдруг заколотилось так бешено, будто собралось выскочить из груди. Кровь била в ушах набатом. Кристина, с трудом удерживая поводья, повела Медаль вперед и скоро увидела в предрассветном тумане две темные фигуры.
Она пустила лошадь рысью и резко затормозила. Перед ней были двое — один стоял и смотрел на нее. Другой сидел прямо на холодной земле.
— Вадим! — крикнула она, и ее голос полетел над полями.
Вадим увидел, что к нему приближается неземное видение. В тумане он не мог рассмотреть ее лица. Но фигура всадницы как будто сошла со старого полотна — сквозь туман была едва различима женщина в амазонке. Он решил, что бредит. Или это смерть пришла за ним…
Но лошадь была живая, и женщина на ней тоже была живая. Она остановилась прямо перед ним, и теперь он рассмотрел ее.
— Пеппи… Кристинка, — прошептал он.
— Да что же с тобой! — Кристина спрыгнула с лошади и, ни о чем не раздумывая, не взвешивая своего поведения, обняла Вадима, который опустил голову и прижался лбом к ее плечу. — Ну ты прямо как лошадь, — сказала Кристина, как оказалось, сквозь слезы.
— Я постараюсь, — ответил Вадим, — быть не хуже.
Он вдруг понял, что тоже плачет. И впервые в жизни ему было не стыдно своих слез. Гордость изменила Вадиму Воронову.
А Сергей, сидя на холодной земле, никак не мог понять, что все это значит и почему эта незнакомая девушка то смеется, то плачет.





1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61