менялась их одежда, менялось выражение лица. И вот вместо серой и мрачной питерской толпы на экране возникала шеренга богатых, здоровых и довольных жизнью людей. Затем эта картина остановилась и на экране появилась надпись от руки: «Я думаю о вас. «Здоровье России» позаботится о каждом. Вадим Воронов».
Больше всего Кристину поразило то, что она узнала его подпись. Это была последняя капля, которая разрешила все сомнения.
Никогда еще Вадим не казался ей таким далеким. И все-таки Кристина теперь с интересом просматривала «Невское время» и другие газеты, выискивая в них все упоминания о ЗДР. Оказывается, писали о нем немало. Когда в начале июля в Москве прекратила платежи знаменитая МММ, многие журналисты пророчили в самом ближайшей будущем точно такую же судьбу и питерскому ЗДР, который, по сути, был такой же точно пирамидой, разве что чуть поскромнее. «Тысяча первый способ околпачивать обывателя» — так называлась одна из статей, посвященная непосредственно ЗДР, причем автор выражал изумление, как некоторые известные в городе люди идут на открытое сотрудничество с подобными мошенническими организациями. Кристина слишком хорошо понимала, на кого именно намекает статья. При этом автор, правда, отдавал должное клипмейкерам, которые делали высококачественную рекламу. Конечно, не знаменитое «Ждем-с» от банка «Империал», но все-таки уж и не жалкие потуги «Хопер-инвеста».

Те же и мистер Уолш

Кому-то из петербуржцев реклама ЗДР нравилась, других оставляла равнодушными, но имелся один человек, который этот клип ненавидел. Это был сам Вадим Воронов. Сняться в рекламном ролике его убедила Валерия. Кроме того, все происходило еще в самом начале знакомства с деятельностью «Здоровья», и Вадим тогда даже смутно не догадывался о том, что это, по существу, действительно всего лишь тысяча первый способ околпачивания.
Однако к тому времени, когда ролик был закончен и вышел на экраны, Вадим уже начал кое в чем разбираться. И еще, ему было противно видеть самого себя — такого самоуверенного, надутого.
Товарищи по клубу воспринимали его деятельность в ЗДР по-разному, но все без исключения — скептически, только одни добродушно подсмеивались, а другие откровенно возмущались. Но самой неприятной для Вадима оказалась реакция тренера. Ник-Саныч вообще ничего не говорил, он разговаривал и Вадимом как всегда, но тому все время казалось, что отношение тренера к нему изменилось, причем явно в худшую сторону. Если раньше Ник-Саныч иногда шутил с ним, рассказывал какие-то байки, вспоминал смешные случаи из жизни спортсменов, то теперь он говорил только о деле. Он стал тренером, и только, а раньше, как казалось Вадиму, был близким человеком.
Вадим иногда думал, не поговорить ли с Ник-Санычем начистоту, но, приходя на корт, всякий раз откладывал начало разговора до следующего раза. С каждым днем Вадим замечал, что атмосфера в клубе вокруг него становится все более прохладной, и если раньше он шел сюда не только на тренировку, но и к друзьям, то теперь являлся, как на работу.
Это не могло не сказаться на результатах. Однако его подкашивало даже не это. Вадим не знал в точности, как это происходит у других спортсменов, но раньше он, выходя на корт, забывал обо всем. Во время игры для него существовал лишь он, ракетка, которая казалась полным продолжением руки, неотделимой частью его собственного тела, и мяч, светлая точка, на которой сосредоточивалось абсолютно все внимание. Однако теперь он все чаще ловил себя на том, что думает о Валерии, о ЗДР, вспоминает ее бесконечные упреки. Никакие усилия не помогали отрешиться от нее; казалось, она настолько въелась в его мозг (да, именно такие слова приходили Вадиму в голову), что он не мог освободиться от мыслей о ней ни на секунду. Но это была не любовь! Вовсе нет. Скорее наоборот. Вадим не хотел признаваться себе, но жена не то чтобы раздражала его, нет, это было совершенно неправильное слово. Она его лишила внутреннего спокойствия. Он против своего желания постоянно испытывал внутренний дискомфорт.
Кроме того, все больше беспокоило проклятое плечо. Электрофорез помог в очень незначительной степени, и за несколько дней до соревнования Вадим действительно стал колоть новокаин. Боль прошла, но все равно неудобство в плече ощущалось. Во время самой ответственной встречи с этим-испанцем Вадим все время чувствовал ноющую боль, она стала привычной и даже попросту забывалась. Правда, когда турнир закончился, он пару дней не появлялся на тренировки — до такой степени ныла рука.
К счастью, после такой блестящей победы Ник-Саныч не очень приставал к нему с тренировками, ведь Вадим был молодоженом, да еще победителем… Хотя на словах и утверждал, что настоящий великий спортсмен никогда не дает себе поблажек и что каждый день с неправильным режимом (Ник-Саныч имел в виду пьянство, обжорство, курение, лежание в постели) все равно даст о себе знать.
Но тот, кто вышел в финал Кубка Кремля и вот-вот попадет в двадцатку самых сильных ракеток мира, наш питерский Кафельников, все-таки мог себе позволить чуть-чуть отдыха, особенно если он молодожен.
А тут засветил медовый месяц…
Вадим был уверен, что вернется с Мальорки забыв и о болях в плече, однако все сложилось по-другому.
Разумеется, и после возвращения из свадебного путешествия Вадим продолжал, оставаться профессионалом, теннисистом высокого класса, но он начал делать ошибки, допускать промахи, которые можно объяснить чем угодно: рассеянностью, усталостью, невнимательностью, плохим самочувствием. Но, как ни объясняй, раньше их не было, а теперь были. Ник-Саныч только качал головой и снова ничего не говорил. Вадим даже злился на него за это. Лучше бы тренер подошел к нему и сказал: «Слушай, Воронов, может хватит фигню пороть? Уходи-ка ты из этого банка и бери себя в руки. Поиграл в банкира, и хватит!» Если бы Ник-Саныч так сказал, кто знает, может, Вадим бы действительно взял и бросил ЗДР. Но тренер молчал, и все шло по-старому.
Вадима это немного тревожило, но своими чувствами делиться ему было не с кем. С родителями он уже давно перешел на дружеское подтрунивание, практически исключавшее разговоры по душам. С Валерией они так и не стали близки по-настоящему. Потому что ни перед ней, ни перед родителями, ни перед кем на свете Вадим не решился бы обнаружить свою слабость.
Он был один, как всегда, один. И если тяготился одиночеством, то не настолько, чтобы нарушить его.
Впрочем, Валерия абсолютно не стремилась к установлению тесного душевного контакта. Вадим ее вполне устраивал — спокойный, выдержанный, ни скандалов, ни криков, к которым она так привыкла в своей собственной семье. А что у него клокочет внутри — до этого ей не было решительно никакого дела.
На движения души и прочую лирику времени просто не было: она целиком погрузилась в хлопоты по воплощению в жизнь своей мечты. Как-то так само собой получилось, что и участок, и будущий дом были записаны на имя Валерии Вороновой, а не на имя Вадима. От Вадима требовалось только одно — расплачиваться. Стоит ли говорить, что в один прекрасный день деньги кончились?
Валерия с утра сидела на телефоне, обзванивая конторы в поисках труб для отопительной системы.
— Что? Нет, мне нужно дюйм с четвертью. Дюймовка? Я же говорю, нет. Так что вы мне тогда голову морочите! — Снова позвякивание параллельного аппарата на кухне. — Алло. У вас есть трубы дюйм с четвертью? Сто метров. Отлично. Когда можно подъехать? Прекрасно. — Валерия повернулась к Вадиму. — Нашла. Машину там поймаю. Дай-ка мне сотню. Или лучше две.
Вадим открыл ящик письменного стола, где лежал плотный желтый конверт. Из него выпала одна-единственная бумажка.
— Боюсь, тебе придется ограничиться одной сотней, — спокойно сказал он. — Больше нет.
— Как — нет?
Валерия подошла к Вадиму и взяла конверт; у него из рук. В нем действительно сиротливо лежала одна единственная купюра с портретом президента Франклина в овальной рамочке.
— Так. — Она сосредоточенно соображала. — Ну да, я заплатила рабочим, купила туфли, потом продукты. Да… Ну хорошо, по крайней мере, трубы я куплю.
— И что дальше? — поинтересовался Вадим.
— Но ты же вот-вот должен получить от Спорткомитета…
— Ну это же капля в море! Я вообще не понимаю, о чем ты думаешь. Если ты взялась строить дом, то какого хрена ты чуть не каждый день покупаешь новые туфли, кофты, все эти тряпки.
— Я же не знала, что ты не можешь обеспечить жену, — поджала губы Валерия.
— Не могу?! — Вадиму отказало его обычное хладнокровие. — Да ты бездонная бочка! Тебе нужен Эдуардыч, а не я. В крайнем случае Лисовский. Вот и выходила бы за них. — Вадим отвернулся к окну.
— Спасибо, — ответила Валерия, которая, разумеется, вышла бы за Жору Лисовского и даже за Эдуардыча, если бы те позвали. Но они не звали.
Она молча разглядывала его напряженную спину и подумала, что, пожалуй, действительно немного переиграла. Расставаться с Вадимом вовсе не входило в ее планы, и она решила сменить гнев на милость.
— Вадька, ну что ты, глупый… — Она подошла и нежно погладила его по плечу. — Ну ничего страшного. Рабочие деньги только что получили. Пусть работают. Я привезу трубы. А там посмотрим. Кстати, сегодня мы идем к твоим родителям, ты не забыл? Может быть, у них…
— У них ничего нет! — отрезал Вадим. — А даже если бы и было, я не собираюсь брать у них ни копейки. Чтоб ты знала! И не вздумай заводить об этом разговор!
— Мы можем взять в долг, а потом рассчитаться.
— Чем? Не будет у нас миллионов! Неоткуда им взяться! Как ты не понимаешь! — сказал Вадим, но она видела, что он успокаивается. Валерия была уверена в его чувствах и прекрасно знала, что, всегда сможет добиться от него того, что ей надо.
Вот и сейчас она прижалась к Вадиму всем телом, чувствуя, как он размягчается в ее объятиях.
— Любимый, — прошептала она.
— Ты же собиралась за трубами, — сказал он, расстегивая на ней кофточку.
— Трубы подождут, — закрыв глаза проворковала Валерия.
* * *
Рекламный ролик ЗДР не оставил равнодушными и сотрудников агентства «Эгида-плюс». Причем все они выражали сходные чувства.
— Я смотрела и краснела, — заявила Пиновская.
— А я ему почти поверила, — покачала головой Наташа. — Он так искренне говорил.
— Милая, наивная девочка! — махнул рукой Дубинин. — Вы видели хорошо отрепетированную одноактную пьесу.
— Но прямой эфир…
— После нескольких репетиций и эфир не страшен, — усмехнулся Дубинин, а Семен Никифорович разразился новым экспромтом:

С чувством бабы хором пели,
Глазки радостно блестели:
Дирижер им показал
То, чего не видел зал?

— Да, что-то в таком духе, — согласился с ним Дубинин.
Но никто из них не знал одной очень интересной детали — того, что сама идея создания этого фонда принадлежала знакомому им Анатолию Чеботаревичу.
Антон исчез очень вовремя. У «Эгиды» было слишком отчетливое представление о его деятельности, и если бы он засветился в фонде «Здоровье России», то, возможно, деятельность этого предприятия закончилась бы гораздо быстрее. Но Антон уехал из страны раньше, чем был создан этот инвестиционный фонд, а то, что Антон и господин Бугаев пришли к соглашению, что «худой мир лучше доброй ссоры», осталось неизвестным даже в «Эгиде».
Против же господина Бугаева предъявить было нечего. По большому счету, конечно, его можно было бы хоть завтра засадить на три пожизненных срока, но надо было предъявить какие-то обвинения. А ничего такого, что можно было бы безусловно доказать, господин Бугаев, как это ни странно, не совершал. Короче, как это часто происходит в подобных случаях, государство было бессильно перед Бугаевыми.
— Да уж! — рассуждал в приемной Кефирыч, вспоминая свой поход в казино «Гончий пес». — Достаточно на его крупье посмотреть, на паршивца! Да у него же все на роже написано, а уж как пальчиками играет! Ван-Клиберну куда там!
Сергея Петрович Плещеева рекламный ролик «Здоровья России» заинтересовал совершенно с другой стороны. Ведь там фигурировал его собственный давний знакомый — Вадим Воронов.
«Надо же, — качая головой, думал Плещеев. — покатился парень по наклонной плоскости».
С тех пор как холодным осенним вечером он следовал за подозрительной «девяткой», на заднем сиденье которой лежал человек в бессознательном состоянии, Сергей постоянно держал Вадима Воронова в поле зрения. И ему совсем не нравилось все, что происходит с парнем, даже несмотря на победу на Кубке Кремля.
Плещеев даже навел справки относительно того, кем была в прошлой жизни нынешняя мадам Воронова, и эта информация его не порадовала.
И вот теперь фонд «Здоровье России». Что ж, этого следовало ожидать.
* * *
На столе, накрытом белой накрахмаленной скатертью, был расставлен старинный парадный сервиз. На закуску были поданы разнообразные салаты, готовить которые Нонна Анатольевна была мастерица. Вадим с удовольствием пробовал один салат за другим и просил добавки:
— Очень вкусно, мам. Просто восторг!
Валерия ела меньше, так как с трудом умела управляться с ножом и вилкой. Антон, правда, учил ее, поднимая на смех всякий раз, когда они приходили в ресторан и Валерия пыталась помогать себе корочкой хлеба. Теперь в приличном обществе она так никогда не делала, но виртуозности в обращении с ножом не достигла.
— Да, очень вкусно, — вежливо присоединилась она к мужу.
Владимир Вадимович с довольной улыбкой перевел взгляд с сына на жену:
— Да, брат, мать нас нет-нет да и побалует. Ну да теперь ты и сам семейный человек. Хорошим обедом тебя не удивишь.
Владимир Вадимович произносил эти слова без малейшей иронии. Вадим не ответил, но в душе усмехнулся. Он уже привык к тому, что Лера считает себя исключительным созданием, которое выше прозы жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61