Но в тот короткий момент, когда они оба застыли перед решающим усилием, он вспомнил, что на самом деле это все глупый обряд чего-то… Поэтому он не стал сжимать руки, а лишь спросил, задыхаясь:— Ты… Ты же должен был мне поддаться! Или я опять ничего не понял?— Должен… — так же задыхаясь, ответил Шоколадка. — И обычно поддавался. Когда другие были.— А я тебе чем… тьфу! — Андреа выплюнул чуть ли не пригоршню песка, набившегося в рот за время борьбы. — Чем я тебе не приглянулся?— Ты Ла-Вай-Ли выбрал. А ее действительно люблю. Безо всяких обрядов.— А она?— А что она… Она из заготовленных, их на это и брали…— М-да. Слушай, я сейчас руки уберу, только ты свои шутки с кнутом брось, лады?Андреа выпустил горло Шоколадки, и поднялся. Его рубашка украсилась еще двумя непредусмотренными фасоном разрезами, и пришлось с завистью отметить, что меховое облачение противника пострадало меньше. Впрочем Шоколадка о таких вещах сейчас явно не думал, и Андреа решил воспользоваться моментом, и продолжить разговор.— Так что с этими заготовленными?— А ты не знаешь?— Да откуда!— Специально по всей системе девушек собирают, которые знаешь, готовились на роль спутниц-возлюбленных. Когда герой в горы идет, по дороге он обязательно такую встречает, и дальше они вместе идут. А теперь, поскольку всех подгоняют под единый сценарий, то нужны не спутницы, а домашние жены. Ну вот, этих девушек увозят подальше от своих мест, чтоб меньше связей было, а потом, когда очередной человек в горы идет, ему Обряд-Перевода-В-Единый-Сценарий устраивают, чтобы на его собственный немного походило, и через него подключают к единому. Понимаешь?— Пока что да.— А тогда еще пойми, что я ведь тоже в горы шел. Знаешь… — голос Шоколадки стал проникновенным и каким-то мечтательным. — У нас, в лесном племени так было хорошо! И какого пингвина я поперся в эти горы! Понадобилось, идиоту такому, разузнать, правда ли там прежние люди живут, которые до Факта были… Дошел сюда, а тут не успел оглянуться, как обряд, жена, и новая жизнь. И даже вернуться в леса нельзя, а я их так люблю! А потом новую партию заготовленных привезли, и среди них та, которую я во сне видел, наяву искал, Девушка-Чье-Лицо-Подобно-Дофактической-Луне-И-Которая-Зовет-Себя-Ла-Вай-Ли. Я её сразу узнал, она должна была моей спутницей быть. А она меня во снах не видела, и не узнала… Такая вот история, чужеземец. А теперь ее отдадут тебе, которой на нее показал, чтобы отвязаться. Я могу сейчас тебя победить, а потом убьют меня, и её отдадут кому-то еще.— Ага. Победил один такой, — беззлобно откликнулся Андреа, отряхиваясь, и поинтересовался:— А чего ты не можешь ее забрать и слинять подальше?— Пойдем, — коротко произнес Шоколадка, и повел Андреа дальше в обход скалы.Идти пришлось недолго, минут пятнадцать, и на их протяжении оба молчали. Узкая тропинка перескочила через груду каменных обломков, и открыла взгляду новую лощинку.— Теперь смотри!Андреа послушно посмотрел, и в первый момент ему показалось, что в лощинке полно народу, а во второй он подумал, что здесь организована свалка некондиции из музея восковых фигур.— Это те, кто не хотел, или не смог попасть в единый сценарий. Их гасят, а потом оттаскивают сюда. Чтобы в селении глаз не мозолили, но чтобы при случае было что показать таким как ты. Или как я.Шоколадка замолчал, и Андреа по-новому посмотрел на фигуры людей, застывших в разных позах. Кого-то позаботились установить так, как он должен был стоять или сидеть, кого-то попросту кинули как кинется, косо или навзничь. Этих фигур было немало, среди них были и мужчины, и женщины и даже два мальчишки с навеки застывшем на лицах выражением озорства — эти-то явно до последней секунды не знали, что их ждет. На лицах же многих из взрослых были написаны страх и обреченность. Андреа передернуло, и он поспешно подался назад.— Пойдем обратно, а? — попросил он.Брат-С-Лицом-Как кивнул, и полез обратно через камни. Через пару минут Андреа сказал ему в спину:— Получается, значит, что я приплыл. Либо в единый, либо сюда. Классно. И кто же это все организовал?— Здесь — Слокум, в других местах — не знаю. Да и чего тебе с этого? Это целиком моя беда.Андреа ничего не нашелся ответить, и до места битвы с кровожадными мутантами они вновь молча. Там, около столба уже топтался Бревнеславович, утрамбовывая ногами изрытый песок вокруг него, а Ла-Вай-Ли, сидела, поджав ноги, и спокойно глядела куда-то вверх: солнце уже давно скрылось за кромкой одной из стен каньона, небо было все еще светлое, но маленькие клочки облаков на нем уже начали окрашиваться в разные оттенки красного и оранжевого, образуя красивые картины. Услышав шаги, она прервала созерцание неба, и наиграно воскликнула:— Соратники в бою и соперники в любви! Удалось ли вам понять и простить друг друга? Простишь ли ты меня, о Брат-Лицо-Цвета-Таинственного-Сладкого-Камня-Забытых-Времен, за что я могу быть только с ним, с чужестранцем, который…Пока Ла-Вай-Ли произносила свой монолог, Шоколадка нагнулся, поднял столовый нож, попробовал пальцем лезвие. Потом обернулся к ней, поднял руку, прерывая ее слова, и сказал размеренно и спокойно:— Я уже давно все понял. Это ты прости, — и с этими словами с силой полоснул себя лезвием по горлу. Фонтан ярко-алой крови хлынул вперед, Шоколадка захрипел, и упав боком на песок задергался, загребая ногами, и хватая воздух пальцами. Андреа окаменел, глядя, как жизнь покидает человека, который только что говорил с ним, который что-то чувствовал, о чем-то страдал… Это совсем не было похоже на то, как приходилось видеть смерть в Историях!Бревнеслав, тоже застывший при виде самоубийства, очнулся первым, и на свою беду решил перевести событие в канву единого сценария.— Оно, друже, значит вота — наложил твой соперник на себя руки, елико не снеся позора побеждения…Ни говоря не слова в ответ, точным ударом, Андреа влепил богатырю такую пощечину, от которой тот не удержался на ногах, и завалился на бок. Не давая ему опомниться, Андреа нанес ему по голове еще один удар, уже ногой, а потом еще один, уже по солнечному сплетению. Бревнеславович согнулся, попытался встать, но не успел, потому что носок сапога, загнутый, с красивой оковкой, угодил ему точно в висок.Только теперь Андреа почувствовал, как дрожит — от возбуждения, от злости, или еще от чего-то подобного, но избиение и.о. верного друга все же помогло ему: он одновременно взвинтил себя до того состояния, когда принимаются крайние решения и делаются неисправимые поступки, и в то же время как-то странно успокоился, выпустив пар первого неуправляемого гнева.— Так, девочка, — обратился он к продолжающей смиренно сидеть Ла-Вай-Ли. — Похоже, что нашим судьбам и телам слиться не получится. Однако сделать вид, что все идет по плану, ты можешь. Поэтому сейчас мы с тобой идем в поселок, словно голубочки влюбленные, и ты меня проводишь к Слокуму. И не вздумай дурить!Он сделал несколько шагов и, немного подергав, вытащил из руки мертвого Шоколадки нож, вытер о песок, и держа его в руке, подошел к Бревнеславовичу. То еще пребывал в ауте, и поэтому Андреа смог беспрепятственно содрать с него веревочный пояс, и связать руки и ноги поверженного богатыря так туго, как только смог, благо длины пояса хватило в самый раз. Сделано это было вовремя — на последнем узле Бревнеславович заворочался, что-то промычал, и открыв глаза, увидел возвышающегося над собою чужеземного незнакомца.— Ты… — прошипел он сквозь вспухшие губы. — Тебе… бабу дали, героем сделали… Так какого…— Да вот, в голову вдруг взбрело , — ответил Андреа чуть ли не виновато, и резко сменил тон:— А теперь к делу. Вопросы, извиняюсь за банальность, здесь буду задавать я. Отвечать быстро, не раздумывая. Слокум живет один?— Пошел ты!Андреа врезал лежащему между ног, не сильно, но точно. Бревнеславович взвыл.— Вопрос тот же. Слокум живет один?— Один.— Где он держит гасилку?— Не знаю.Андреа занес ногу еще раз.— Не знаю я! Никто не знает!— Откуда она у него?— Тоже не знаю.— Ну, дружок, так у нас с тобой ничего не получится. Того не знаешь, этого не знаешь… Давай тогда так: кто управляет процессом перехода к Единому сценарию? Ведь не Слокум же сам, а?— Нет, не он.— А кто? Или еще подбодрить?— Человек один. Он из заречной полдеревни… Из моих мест. Самым первым к горам ушел. Я сам не ходил, меня переселили. И я его тут потом видал… кажется. Он на драконе железном приезжал, ночью. Больше не знаю ничего.— А звать его как?— Не помню…— Опять забыл, да? Двойку поставлю!— Не помню, честно!— Горячездрав?— Кажись, да. А откуда…— Оттуда, — прервал его вопроси Андреа и, услыхав легкий шорох, обернулся. Лощинка была все та же, все так же торчал из песка столб, и так же лежали на окровавленном песке останки Шоколадки. Вот только красавицы Ла-Вай-Ли теперь не было в поле зрения, лишь около кустов мелькнуло что-то.— А ну стой! — заорал Андреа, и бросился в погоню, не обращая внимания на то, что связанный Бревнеславович испугано закричал, боясь остаться связанным в одиночестве.Когда он подбежал с кустам, девушки там уже не было, но обрывок голубой ткани, хорошо видный в глубине, не давал сомнений усомниться в том, что она бежала именно этим путем.«Бедная моя рубаха! Она была такая красивая…» — мельком подумал Андреа, ныряя в густое переплетение ветвей и листьев. «И не только рубаха,» — добавил он, когда на первом же метре длинная пружинистая плеть хлестнула по лицу, оставив на нем длинную ссадину. Андреа рефлексивно зажмурился, но ломиться вперед продолжал с той же скоростью, рассчитывая, что не собьется с дороги. Треск и шорох ломаемой зелени к тому же лишил его возможности ориентироваться и по слуху, так что оставалось надеяться лишь на память и удачу. На несколько секунд ему показалось, что ветки вдруг затрещали как-то уж очень громко, и где-то не совсем рядом, но вскоре это ощущение исчезло, а остались только злость на все на свете, да азарт погони.Переть по зарослям пришлось значительно дольше, чем в первый раз, и вывалился Андреа из них совсем не там, где ожидал. Однако белая скала в качестве ориентира была достаточно хорошо заметна даже в подкатывающих сумерках, и сообразив, в какую сторону двигаться, он бросился туда, надеясь по дороге догнать девушку, и не мытьем, так катанием склонить её к сотрудничеству. Однако, несмотря на то, что бежал Андреа достаточно быстро — хвала сапогам с загнутыми носами, они были легки и удобно сидели, — Ла-Вай-Ли не попалась ему до самого поселка. Лишь когда в наступившей так же резко, как и в прошлый раз темноте впереди замерцали огни, Андреа заставил себя остановиться, и тяжело дыша, принялся быстро соображать:«Она вряд ли бежала так же быстро, как и я. Хотя могла быть более короткая дорога? Знать бы наверняка! Половина за то, что она прошла наперерез, половина — за то что эта сучка спряталась где-то по дороге, и хихикала, когда я летел мимо. А, какая разница! В любом случае лучше не привлекать к себе внимания… Если я правильно представляю себе этот их Единый сценарий, сейчас меня должна ожидать торжественная встреча, так? Но, если она будет такой же вымученной, как и весь этот обряд, много народу там не будет… О, и на этой искусственности можно будет сыграть!»Андреа наконец-то развязал веревочки кирасы, и с удовольствием перевесил прогнувшуюся жестянку за спину. Затем осторожно сунул за пояс «древний клинок» — остатки крови Шоколадки в вечерней полутьме виднелись на нем пятнами безобидной грязи. Отряхнулся, пощупал лицо — ссадина здорово болела, и попытался изобразить лучезарную улыбку новоприобщенного, хотя посмотреть на результат все равно было невозможно — ни зеркала, ни хотя бы лужи рядом не оказалось.«Ладно, и так сойдет. Ну что, как там говорится? Глаза квадратные, и вперед, на ржавые мины?»— Эй, мужик, как там ржавые? — послышался голос сзади. Андреа вздохнул — еще один читатель мыслей. Ну что ж, если он умеет читать достаточно хорошо, то сейчас исчезнет со скоростью щенячьего визга. Или, для разнообразия, визг может быть и поросячьим. «Эй, ты!» — промыслил Андреа уже направленно. — «Ты что, не понял? Вали!» Однако характерных звуков спешного «валения» не последовало, и Андреа обернулся.— Я спрашиваю, ржавые ушли? — повторил голос, и Андреа разглядел низкорослого человечка с непропорционально большими ушами, и тут же вспомнил — это был один из мутантов с полянки. Мутант тоже его узнал.— А, новопереставленный! Что-то ты долго, там в поселке уже костер прогорел, за хворостом для нового пошли.Андреа соображал чего ответить, но этого не потребовалось, ушастый продолжил сам:— Ты имей в виду — они у вас все немного сдвинутые в своем едином сценарии. Эту губастую дуру сразу трахнуть не дадут, а до следующего вечера промурыжат. Если невтерпёж, то приходи к костру один, скажи, мол мутанты на ней платье порвали, идешь дескать помочь. Оп-хлоп, полчаса подождать еще никто не помирал, а вам и удовольствия лишнего.— А что, бывает и платье рвете? — брякнул первое попавшееся Андреа, и ушастый хихикнул:— А это уж под настроение. Чай, тоже живые люди, бывает заиграемся и… А чего, оно даже дополнительную правдоподобность создаёт.— М-да. А что ржавые?— Да тут орали, что мол наезд, наезд! Но коли ты говоришь что их нету…«Я это говорил?» — удивился Андреа, но перечить не стал, ожидая, что еще полезного скажет ушастый:— То значит, значит наврали. Ну, бывай, красавец, заходи как-нибудь!Андреа заколебался, но потом решив, что все равно все решится в ближайший час, не более, сказал:— Эй, погодь… Вот что: на полянку вашу заверни. Там я кой-какого хламу валяться оставил, посмотри, может пригодится.Мутант кивнул, и подхватив руками уши, чтоб не загребали пыль, ушел в темноту, туда, откуда только что пришел Андреа, а он сам вновь повернулся лицом к поселку и, помедлив, решительно двинулся туда.Нового хворосту на площадь уже натащили, но заняться он еще не успел — наваленный кучей на старое кострище, он сильно дымил, застилая белой едкой пеленой все вокруг. «Оно и к лучшему,» — подумал Андреа, выходя на площадь, убранную к празднику — убранство составляли штуки три гирлянды цветов, развешанных на ближайших строениях, и бочонок пива у костра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52