— Хорошо! Пошли…* * *Блан, Бланше, Бланшон, Блаве, Блаветт. И все! Не надо пугаться заранее. До того как открыть телефонную книгу, я воображал, что фамилий на “Бла” пруд пруди. Как видите, ничего подобного… Пять! Всего пять, не больше…Меня наполняет волна радости.Если дело и дальше пойдет так, я, может быть, разберусь в этой истории.— Над чем вы работаете? — спрашивает мой коллега.— Над одной запутанной чертовщиной! Я впервые в жизни сталкиваюсь с делом, в котором знаю виновного с самого начала, но все равно не могу его раскрыть. А дело — международное и крайне важное! К тому же выделенное мне время лимитировано, и этот лимит скоро истекает… Вот, старина, над чем я работаю! Добавлю, что у меня начинают сдавать нервы и я мечтаю все бросить и посвятить себя петанку… Меня заколебали жмурики, и я хочу немного побыть с живыми. Вполне законное желание, а?Пеллегрини из тех парней, что никогда не ломают себе мозги над философскими вопросами. Он смотрит на меня.— Вы, — говорит он, — просто созданы для драки и без нее не проживете… Выпейте-ка лучше еще стаканчик… А потом сходим в порт. Очень успокаивает нервы.Хороший совет.— Сначала я навещу компанию Бла, — отвечаю, а потом мы могли бы встретиться за буйабесом.— Я слышу голос мудрости, — уверяет Пеллегрини.* * *Пункт первый — Блан. Меня принимает сам Блан — старичок, одетый в синий комбинезон, рубашку в клеточку и с кепкой на голове. У него на носу сидят очки в железной оправе, одна из дужек которых прикреплена проволокой. Он смотрит на фотографию, которую я ему показываю.— Нет, никогда не видел этого типа!— Ваша жена здесь? Он пожимает плечами.— Если его не знаю я, она не знает тоже, — утверждает он с изумительной уверенностью, характерной для чистых душ.— Можно все-таки показать ей снимок?— Мели! — орет он.Является Мели — бабища в стиле рыночной торговки. Она выслушивает мою басню и смотрит на карточку.— Нет, я его не знаю, милок…Ей очень жаль. Кажется, Мели обожает детективы Я убираю фотографию в карман.— Простите за беспокойство.Бланше — адвокат. Он совсем молод, серьезен, как римский папа, имеет такой вид, словно только что проиграл процесс года.— Я его не знаю, комиссар, — заявляет он.— А мадам Бланше?— Мадам Бланше не существует. Моя мать умерла, а я не женат.Ничего удивительного. Какую девчонку прельстит его унылая физиономия?Я оставляю его, чтобы навестить кого-то по фамилии Бланшон.На этот раз не существует месье Бланшона. Дверь мне открывает старая грустная дама.— Мадам Бланшон?— Да, месье.— Полиция. Мы занимаемся установлением личности этого человека… Вы его знаете? Она смотрит на снимок.— Нет, впервые вижу!Как и все остальные, она спрашивает меня, по какой причине я спрашиваю это именно у нее. Я объясняю, что нам известно, что указанный человек имеет знакомых в Канне, чья фамилия начинается с “Бла” …— Он убийца? — спрашивает она.— Не знаю, мадам… Простите за беспокойство…Я вычеркиваю ее фамилию из своего короткого списка. Поганая работенка! Я выполняю то, что должен делать инспектор из районного комиссариата.Остались две фамилии.Когда я прихожу к Блаве, они сидят за столом. Они живут в скромной квартирке в бедном доме, провонявшем горячим оливковым маслом.Оба супруга толстые, грязные и окружены целой стаей мальцов. Фото не производит на них никакого впечатления, скорее тревожит то, что я из полиции.Я спешу отвалить. Горло щекочет неприятное предчувствие. Остается навестить всего одного “Бла”. Если и это ничего не даст, я прокатался на юг за просто так…Мое сердце замирает, когда я подъезжаю к комфортабельному дому с лифтом и видом на море.Читаю фамилии на почтовых ящиках. На одной спотыкаюсь — Моника Блаветт! Имя выгравировано красивым шрифтом на медной табличке. Женщина! Одинокая женщина!Сверившись со списком жильцов на стене, узнаю, что милашка обретается в квартирке, построенной на крыше.Я поднимаюсь на лифте на восьмой — и последний — этаж. Оттуда на крышу ведет короткая каменная лестница.Жилище малышки Блаветт просто прелесть. Представьте себе маленький домик в стиле бунгало, с круглой беседкой, увитой цветами. Зонтик от солнца в оранжевую и зеленую полоску. Плетеная садовая мебель. Или эта киска дочь короля сыра, или краля короля шоу-бизнеса. Чтобы оплачивать такую фантазию, нужна уйма деньжищ.Подхожу к двери из лакированного дерева, тянусь указательным пальцем к кнопке звонка… и вздрагиваю. Посередине дверь пробита массой маленьких дырочек. Я прекрасно знаю, что такие круглые дырочки проделывают не древесные черви. Если это сделала не очередь из “Томпсона”, то я — ваша бабушка.Дырочки совсем новые! Осколки дерева еще блестят и запачканы порохом.Звоню Никто не отвечает В этой домушке стоит полная тишина. Для очистки совести звоню снова.Поскольку терпение никогда не входило в число моих достоинств, я зову на помощь свою отмычку. Этот очень полезный инструмент, подаренный мне одним вором, которого я избавил от крупных неприятностей, обладает чудесной способностью договариваться со всеми замками. Я в два счета справляюсь и с этим, но, хотя язычок отошел, дверь не открывается. Может, закрыта на задвижку? Нет, она все-таки немного сдвинулась.С силой толкаю дверь плечом. Она открывается сантиметров на пятьдесят, и я пролезаю в щель. И тут же замечаю нечто крайне неприятное!В прихожей лежит девушка. Это ее труп блокировал дверь изнутри.Она получила автоматную очередь в грудь, отчего в грудной клетке образовалась дырка размером с суповую тарелку, через которую вытекла вся ее кровь. Одна из пуль угодила ей в левый глаз, и он жалко висит у нее на щеке, как волчок на веревочке…Я справляюсь с сильнейшим желанием блевануть. Каким бы закаленным вы ни были, а подобное зрелище потрясает всегда. Делаю широкий шаг через красную лужу и иду в квартиру искать телефон. По-моему, помощь Пеллегрини будет мне очень кстати. Глава 7 Пеллегрини морщится, глядя на труп.— Как они ее! — шепчет он. — Милашка и охнуть не успела!Он вдыхает приятный запах этого кукольного домика, построенного между небом и землей. Да, он создавался для любви и радостей жизни, а не как декорация для убийства.— Почему вы попросили меня приехать одного? — с любопытством спрашивает он.— Потому, — отвечаю, — что мне кажется разумным принять некоторые меры.— Какие?Вместо ответа я задаю ему вопрос:— Почему девушку убивают, не входя в ее квартиру? Потому что хотят только ее смерти! Ее не собирались ни грабить, ни насиловать. А почему кто-то может хотеть смерти девушки 7 — Месть? — предполагает мой коллега.— Возможно. Но кто может ей мстить? Отвергнутый поклонник или ревнивая соперница? Сомневаюсь, чтобы тот или другая воспользовались автоматом. Такие игрушки, к счастью, не всем доступны. Значит, остается другой, более вероятный мотив: девушку убили, чтобы не дать ей заговорить!— Кто-то знал, что вы ее ищете?— Получается так. Но я обдумаю это позже, а пока у нас есть более интересное занятие Пеллегрини выходит на крышу.— Этот труп переворачивает мне всю душу, — признается он. — Что вы придумали, Сан-Антонио?— Нет никакого трупа, Пеллегрини. Слышите? Трупа нет. Женщина тяжело ранена. Он разевает свои моргалы.— Может, я тупой, но чтоб черт меня взял, если я понимаю, что это вам дает! Я кладу ему на плечо руку.— Эти ублюдки убили девушку, чтобы заставить ее молчать, но поскольку стреляли через дверь, то не могли проверить, насколько хорошо выполнили работу Они считают, что прикончили ее, потому что это очень вероятно, но уверенными в этом быть не могут. Поэтому я решил, что девушка чудом осталась в живых. Если не возражаете, версия будет такой: малышку нашли истекающей кровью, с несколькими пулями в груди, но по счастливой случайности ни один жизненно важный орган не задет. Она очень слаба, потому что потеряла много крови. Ей сделали переливание, и есть надежда, что завтра она будет в состоянии говорить…— Понимаю… — одобряет Пеллегрини. — Вы надеетесь, что убийцы постараются ее добить?— Совершенно верно. Если люди идут на риск убрать девушку, значит, твердо решили заткнуть ей рот навсегда. Мы устроим им мышеловку. Вот почему я позвал вас одного. Мне необходимы надежная больница и надежные люди, чтобы доставить ее труп. Я не хочу, чтобы прошел слух, что моя история — туфта. Пеллегрини размышляет.— Один мой друг руководит клиникой. С ним будет легко договориться, но нельзя быть уверенным в молчании санитаров, шофера “скорой” и сиделок. Я хочу вам предложить другую вещь…— Какую?— Мою жену.Я не сразу въезжаю.— Вашу жену?— Ну да… Я велю ей приехать сюда. Она сыграет раненую. Ожидая ее, мы спрячем труп. Таким образом в тайну кроме нас будет посвящен только врач, а за него я отвечаю. Он парень надежный. Мы с ним вместе были в партизанах.Не дожидаясь моего мнения, он снимает трубку телефона и сообщает своей благоверной о роли, исполнения которой ждет от нее.Он кладет трубку и поворачивается ко мне, весь светясь.— Она у меня романтик. Согласилась с восторгом. Так что у меня будет свободная ночь — нет худа без добра! Ладно, еду к моему приятелю, чтобы ввести его в курс дела. Как только моя женушка будет тут, позвоните по этому номеру.Он уходит, и я остаюсь наедине с мертвой девушкой. Воспользовавшись этим тет-а-тет, я обыскиваю квартиру, но это ничего не дает. Меня охватывает нервозность. Я закуриваю сигарету, но тут же бросаю ее. “С меня хватит!” — говорю я себе. За те две недели, что я занимаюсь этим говенным делом, все, к чему я прикасаюсь, разваливается, как карточные домики.Я мотаюсь из одного конца Франции в другой, таскаю на себе трупы, отправляю людей на тот свет, допрашиваю… И все без малейшего результата.Приманка в парижском морге, кажется, рыбку не привлекла… Если бы было что-то новое, шеф бы меня предупредил. Кстати! Надо ему звякнуть.Сев в кресло на плоской крыше, я осматриваю пейзаж, совсем близкое море, пальмы… Не хватает только стаканчика виски. Не знаю, заметили вы это или как, но за последнее время я стал почти трезвенником. Если трезвость годится для верблюдов и воздушных акробатов, то мне это не подходит. Даже наоборот. Чтобы мои мозги фурычили на должном уровне, им нужно горючее.Иду порыться в баре и нахожу как раз то, что хотел, — нераспечатанную бутылочку виски. Вот что значит постараться как следует.Я в два счета отвинчиваю крышку, смотрю на просвет и приставляю горлышко к месту, которое добрый боженька дал мне для этой цели, ко рту то есть. Раз бутылка полна, мне не приходится особо запрокидывать голову…Посасывая виски, прищуриваюсь. Солнечный луч бьет мне прямо в зенки. Это тем более странно, что стою я не только в тени, но и повернувшись спиной к тому, что поэты называют дневным светилом!Солнечный луч пляшет по крыше.Такое впечатление, что какой-то ребенок развлекается, пуская солнечные зайчики мне в глаза. Мне это не нравится. Совсем не нравится…Смотрю в сторону, откуда идет луч… Это окно современного дома на противоположной стороне улицы. Угол шторы на том окне немного приподнят.Солнце отражается не от чего-нибудь, а от линзы подзорной трубы.Кто-то наблюдает за мной, прячась за шторой, и не знает, что солнце выдало его присутствие. Я вижу в этом счастливый знак. Если солнце встало на мою сторону, можно рассчитывать на полный успех! Глава 8 Шаги на крыше заставляют меня обернуться. Приближается симпатичная невысокая женщина. Сейчас она выйдет на открытое место и попадет в поле зрения наблюдателя.— Стойте! — кричу я.Она останавливается.— Вы мадам Пеллегрини?— Да…— Не ходите сюда: кто-то следит за домом в подзорную трубу. Оставайтесь где стоите!Я закуриваю сигарету и небрежным шагом направляюсь к ней.— Не двигайтесь. Если приедут санитары, скажите, чтобы они тоже не выходили на крышу. Пусть ждут меня. Я сейчас вернусь…Спускаюсь по каменной лестнице, прыгаю в лифт, и вот я уже на улице.Я заметил серьезные ориентиры… Окно, из которого за мной следили, находится на верхнем этаже соседнего дома, между окном со шторой оранжевого цвета и другим, с красной шторой. Ошибиться невозможно.Я спрашиваю себя, кто может быть наблюдателем. Может, это просто маньяк, любящий подглядывать за соседками? Но я хочу удостовериться, так ли это. Перехожу улицу. Интересующий меня дом похож как родной брат на тот, откуда я только что вышел. Молодая и вполне пригодная к употреблению консьержка трет пол щеткой, защитив руки резиновыми перчатками.— Простите, мадам, — обращаюсь я к ней со своей самой неотразимой улыбкой, — вы можете мне перечислить жильцов восьмого этажа?— А вам зачем? — беспокоится она.— Допустим, единственная цель моего вопроса — удовлетворение естественного чувства любопытства, — отвечаю я, доставая свое удостоверение.Оно не производит на нее особого впечатления. В наши дни полицейское удостоверение не имеет в глазах молодежи былого веса.— На восьмом, — отвечает она, — живут: учитель плавания (он сейчас на пляже), учительница — она уехала на каникулы, и одна квартира сдается.— Повторите! — кричу. — Сдается квартира? Я лет сто не слышал от консьержки эту фразу!Она пожимает плечами.— Это я неправильно выразилась. На самом деле ее пока сдать нельзя. Владелец помер, а наследнички не чешутся.Я размышляю.— Это та, что посередине?— Да…— У вас есть ключ?— Нет.— Ничего страшного… Там сейчас кто-нибудь есть?— Да нет, я же вам сказала…— Все сходится, спасибо. Я иду по коридору. — Э, вы куда? — кричит милашка.Я пока не могу ей ответить, что интересуюсь незанятыми квартирами, используемыми в качестве наблюдательных пунктов.— На небо, — отвечаю. — Поднимусь на восьмой, чтобы быть к нему поближе!Она забывает закрыть рот.Подойдя к двери, навостряю уши. Ни единого звука!Меня наполняет сомнение.А если я ошибся? Если это просто забытый на подоконнике блестящий предмет? Хотя сейчас это не так уж важно.Нажимаю на звонок.Опять тишина.Я без тени сомнений второй раз за день прибегаю к помощи отмычки.Этот замок не упрямее предыдущего. Захожу в прихожую, где стоит затхлый запах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14