Это означает: пора на сцену. Но, черт возьми, я же на сцене!Пронзительный звонок не прекращается. Что там режиссер, чокнулся, что ли? Чтоб он сдох! В этот момент я просыпаюсь и понимаю, что настойчивые звонки издает телефон.Я в бешенстве тянусь к аппарату, еще окончательно не проснувшись.Голос я узнаю сразу: шеф.— Рад, что дозвонился до вас, — говорит он.— Который час, патрон? — перебиваю я его.— Что-то около двух.— Можно задать вам один вопрос?— Только быстро!— Вы когда-нибудь спите?— Нет, и не понимаю, о чем вы говорите, — заявляет он совершенно серьезно. Почти тотчас он мне сообщает:— Утром вы выезжаете восьмичасовым скорым в Страсбур…— Что-то случилось?— Странная вещь…— Она связана с интересующим нас делом?— Чтобы узнать это, я вас туда и засылаю. Внешне ничто не позволяет делать такие предположения.— Тогда почему?Пауза.— Вы никогда не замечали, что у меня хороший нюх, Сан-Антонио?— Мы теперь работаем, основываясь на одной интуиции? — спрашиваю я.Вопрос несколько рискован. Шеф сейчас не в настроении слушать насмешки.— Да, когда не дают результата логические рассуждения! Зайдите ко мне до отъезда, я дам вам разъяснения.— Во сколько?— Скажем, в шесть.— Хорошо. А дежурство в морге?— Положитесь на меня. Я пошлю туда серьезных парней. Спокойной ночи.И кладет трубку.Щелчок гулом отдается у меня в ухе. Я кладу трубку.По-моему, в тот день, когда я поступил в Секретную службу, мне следовало отправиться ловить китов на Новую Землю! ЧАСТЬ ВТОРАЯ Глава 1 Маленький старичок с физиономией лакея на пенсии заканчивает свой йогурт, жеманничая, как стареющая поэтесса, затем вытирает тонкие губы, приглаживает прилипшие к бледному черепу оставшиеся четырнадцать волосков и спрашивает:— А вы знаете анекдот про человека, купившего своим детям хамелеона?Поскольку я не знаю, то отвечаю “нет”, а поскольку хорошо воспитан, то не добавляю, что не имею ни малейшего желания его узнать…Мне надо подумать, а он может идти со своим хамелеоном к чертовой бабушке.Мы проехали только Бар-де-Дюк, и старикашка хочет как можно дольше посидеть в вагоне-ресторане и окончательно затрахать своего визави.— Так вот, — начинает он, — один человек покупает своим детям хамелеона, чтобы показать, как это животное меняет свой цвет.— Очень интересно, — говорю я, погружаясь в океан мыслей…— Он кладет хамелеона на красную тряпку, — продолжает старикан.— Кто? — рассеянно спрашиваю я.Старикашка с четырнадцатью волосками ошарашенно выпучивает глаза.— Ну… тот человек, — бормочет он.— Какой человек? — продолжаю я, думая совсем о другом.— Ну тот, что купил своим детям хамелеона…Я возвращаюсь на землю, если так можно выразиться, поскольку нахожусь в скором поезде/несущемся по лотарингским равнинам со скоростью сто сорок километров в час.— Ах да…Старичок приглаживает свою шевелюру… Я смотрю на его чайник и спрашиваю себя, действительно ли это волосы или он каждое утро рисует себе эти линии тушью.— Он кладет хамелеона на красную тряпку, и хамелеон становится красным, — продолжает он. — Кладет на черную — хамелеон становится черным… Кладет на кусок шотландской ткани, и… хамелеон взрывается.При этом старичок начинает хохотать.— А дальше? — спрашиваю я.Он становится унылым, как фильм Бунюеля.— Вы не поняли?.. Хамелеон взорвался… Взорвался потому, что его положили на шотландку — ткань в разноцветную клетку.Он снова смеется, надеясь заразить меня своим весельем.— Очень смешно, — мрачно говорю я.Это его обескураживает. Он насупливается, а я пользуюсь этим, чтобы обдумать свои дела.Смотрю на котлы: одиннадцать часов. В Страсбур мы приедем сразу после полудня… Только бы успеть! Обидно проделать такой путь за просто так…P Я знаю, что дорога каждая минута. Так сказал большому боссу врач. Наш клиент не доживет до конца дня. Если к моему приезду в нем останется хоть атом жизни, я должен буду во что бы то ни стало вырвать у него его секреты…Дело началось бестолково, как и всегда…Один тип, живший в гостинице в Страсбуре, попал в больницу с острым приступом полиомиелита. Его сразу сунули в “стальное легкое”. Случилось это вчера вечером. Спасти его уже невозможно, тип вот-вот загнется, если это уже не произошло.Дирекция отеля собрала его багаж, чтобы отправить в больницу. Среди персонала гостиницы оказался любопытный. Он полез в чемодан больного и нашел там… Угадайте что?Бомбу, всего-навсего… Не какую-нибудь примитивную самоделку, а клевую штуковину с часовым механизмом, отличным детонатором и прочими удобствами, разве что без центрального отопления, ванной комнаты и туалета.Естественно, обнаружив такое, парень завопил от ужаса. Явились полицейские, просмотрели бумаги больного, но при нем оказалось только удостоверение личности на фамилию Клюни; как выяснилось, фальшивое. Поскольку в Страсбуре в самое ближайшее время должны начаться международные переговоры о подписании торгового договора с Германией, полицейские сказали себе, что у парня были недобрые намерения насчет переговоров, и известили Секретную службу.Шеф, у которого нюх, как у охотничьей собаки, отправил на место меня, сказав, что дело настолько темное, что прояснить его может только мастер.Я начал с телефонного разговора с главврачом больницы ранним утром.— Этот тип обречен, — сказал он мне. — Он скоро умрет.— С ним можно разговаривать?— Нет, он в “стальном легком”.— Установите в аппарате микрофон, чтобы был слышен малейший шепот.— Он уже не способен даже шептать.— Его можно “подстегнуть”?— Возможно, но надо спешить…— Приготовьте все, я выезжаю, — сказал я. И вскочил в скорый поезд.Теперь вы понимаете, что старикашка с четырнадцатью волосенками и допотопными анекдотами действует мне на нервы.Служащий вагона-ресторана как раз принимает оплату счетов. Я бросаю ему две “косых” и говорю, что сдачу он может оставить себе, чтобы его мамочка имела обеспеченную старость, и отваливаю в тот момент, когда отставной лакей предлагает мне рассказать анекдот о двух педиках, которые не ладили между собой, но не хотели разойтись, потому что оба были католиками! Глава 2 Над Страсбуром, когда я туда приезжаю, светит ласковое солнце. Смотрю на крыши, но аистов там не больше, чем интеллекта в глазах постового полицейского.Воспользуюсь случаем, чтобы сделать вам одно признание: сколько раз я ни приезжал в Страсбур, я не видел там ни одного аиста.На площади перед вокзалом стоит черная машина с полицейским за рулем. Тип в шляпе и непромокаемом плаще стоит перед тачкой. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это бравый парень из Секретной службы.Направляюсь к нему.— Спорю, — спрашиваю, — что вы ждете меня? Он смотрит настороженно.— Комиссар Сан-Антонио?— Он самый.Агент подносит два пальца с коротко остриженными ногтями к полям своей шляпы.— Я действительно ждал вас, господин комиссар. И открывает мне дверцу.— Как Клюни? — спрашиваю.Он пожимает плечами.— Когда я уезжал четверть часа назад, он еще жил, но был очень плох… Честно говоря, сомневаюсь, чтобы вам удалось вытянуть из него хоть слово.— Посмотрим.Он угощает меня сигаретой, но я отказываюсь: за время пути я и так выкурил две пачки.Больница находится недалеко. Это унылое серое здание, как и все больницы Франции.Мой спутник ведет меня по лабиринту коридоров, пропахших эфиром и агонией. Он останавливается перед дверью с надписью: “Вход строго воспрещен” и тихо дважды стучит. Никто не отвечает “войдите”, но миленькая медсестра открывает дверь. Маленькая пухленькая блондиночка из тех лакомых кусочков, что так приятно встречать в путешествии.У нее серьезный вид, причиной которого является присутствие в палате двух мужчин в белых халатах. Если судить по их строгой манере держаться, это медицинские светила местного значения.Один из них лысый, в очках с тонкой золотой оправой, другой — тощий, с острым носом. У обоих благородная внешность и умные глаза.Они смотрят на меня с интересом. Им обо мне рассказали, и они знают, что в Секретной службе моя должность соответствует директору клиники, так что они идут ко мне, протягивая руку, с явным почтением…— Мюллер, — представляется первый.— Розенталь, — говорит второй.— Сан-Антонио, — называюсь я и поворачиваюсь к странному аппарату, занимающему центр комнаты.Не знаю, видели ли вы “стальное легкое”. Занятная машина.Разглядывать пациента в этом железном ящике неудобно. Самое впечатляющее то, что он лежит горизонтально.Наклоняюсь над стеклянным окошком. Смотрю. Моя первая мысль: никогда раньше я этого человека не видел. Вторая: это не какая-нибудь дешевка. У него умное лицо с правильными чертами, тонкие светлые усы, светлые волосы с проседью.Вижу, озвучивающая аппаратура на месте.— Он жив? — спрашиваю.Это трудно понять, потому что малый абсолютно неподвижен.— Да, — отвечают эскулапы.— Что-нибудь говорил?— Нет…— Вы можете дать ему стимулятор, чтобы привести в сознание?— Все готово, — отвечает второй врач, чья фамилия Розенталь Он считает нужным объяснить мне:— Это средство еще не отработано до конца. Я видел; как в Швеции благодаря ему мои коллеги добились заметного улучшения в состоянии больного, но эффект очень кратковременный.— Это все, что мне нужно, — цинично уверяю я. — Начинайте.И отхожу в глубь зала.Оба эскулапа склоняются над маленьким столиком и начинают возиться с пузырьками, ампулами и шприцами Затем они подходят к жутковатого вида аппарату, открывают люк сбоку и делают пациенту инъекцию, после чего закрывают люк.— Остается только ждать, — заявляет врач в очках.— И скоро начнет действовать ваш наркотик?Они хмурят брови. Мне кажется, они представляли себе аса секретной службы совсем не таким.— Если этот препарат еще может подействовать, — объясняют они, — мы получим результат в течение часа.Медсестра сходила за стульями для всей компании, и мы рассаживаемся вокруг адской машины, ловя через стекло возможные реакции малого.Я пользуюсь этим, чтобы спросить моего местного коллегу — Вы отправили фотографию и отпечатки этого человека в службу идентификации?— Да, но на него ничего нет.— Вы нашли какой-нибудь его след до приезда в отель?— Никакого. Он приехал на частной машине. Водитель остановился на некотором расстоянии от отеля. Машина черного цвета Но все было настолько обыденно, что швейцар не может припомнить ее марку.— А за время проживания в гостинице его никто не навещал?— Нет.— И никто не звонил?— Никто.— Короче, он словно с луны упал?— Примерно так.— Вот только он не упал с луны. Вы сообщили газетчикам его заглавие?Он смотрит на меня совершенно ошеломленный.— Его… что? — переспрашивает он.— Его фамилию! А фото?— Нет, мы сохранили все в строжайшей тайне. Когда мы обнаружили эту бомбу, то поняли, что дело серьезное.Естественно, они побоялись рисковать. Меня даже устраивает, что они оставили дело нетронутым.— Внимание, — говорит мне один из врачей. — Он приходит в себя. Глава 3 Тип действительно открыл глаза.Он моргает, и его взгляд останавливается на лицах, склонившихся над ним.Он открывает рот, но оттуда не выходит ни единого звука. Он хочет что-то сказать, но не может.Думаю, мне предстоит непростая работа. Смотрю на лысого врача.— Он проявляет все реакции, на которые вы надеялись?— Да, — отвечает он мне.— Он может проявлять их лучше?— Не знаю… Надеюсь, что да…Я размышляю и говорю себе, что если субъект находится в своем уме, то на мои вопросы может отвечать глазами — моргая.Беру микрофон и подношу к губам.— Вы меня слышите? — спрашиваю я.Больной не шевелится. Его взгляд останавливается. Должно быть, обдумывает вопрос. Ему требуется время, чтобы понять его смысл и осознать, что обращаются к нему.Я секунду жду.— Если вы меня понимаете, — продолжаю я, — просто опустите веки Мы ждем, не сводя глаз с ящика, сохраняющего жизнь человека, как лампа сохраняет жизнь пламени.Вдруг псевдо-Клюни слабо моргает.— Понял, — констатирую я.Я стараюсь формулировать вопросы так, чтобы он мог отвечать “да” или “нет”.— У вас был приступ полиомиелита, — говорю, — вы находитесь в “стальном легком” понимаете?Новый взмах ресниц.Странный допрос. У меня такое ощущение, что я участвую в фильме ужасов.— Вам стало немного лучше, но, возможно, это ненадолго. Короче, мы не можем быть уверены в вашем выздоровлении. Поэтому, если вы хотите кому-нибудь сообщить, что с вами случилось… Вам есть кого предупредить?Он остается неподвижным. Светло-голубые глаза ничего не выражают; видят они меня или уже нет? Судя по их странному блеску, это весьма сомнительно.Думает ли он? Доходит ли до него смысл слов?Я поставил успех всей партии на этот вопрос… В таком состоянии он вряд ли понимает, что я полицейский, а доносящиеся до него слова являются официальным допросом.— Кого надо предупредить?Если умирающий сумеет ответить на этот вопрос, я смогу начать расследование, дойти до истока…Это самое главное. — Кого надо предупредить?Тут я замечаю, что он физически не может ответить на этот вопрос, поскольку не в состоянии говорить, Он может отвечать только “да” и “нет”.Надо найти систему…— Вам есть кого предупредить? Он моргает.— Женщину?"Да”, — отвечает он, опуская веки.— Она живет в Страсбуре? Неподвижность.— В Париже?Неподвижность.Черт, не могу же я перебирать все города мира!— Она живет во Франции?Это слишком обще, но что делать?Он отвечает утвердительно.— Хорошо… В большом городе?"Да”.Мне все больше и больше кажется, что я играю в “города”. Но эта не игра, а трагедия.Врачи, медсестра и полицейский следят за перипетиями этой реальной драмы с двумя персонажами, из которых говорит только один.Все напряжены и нервничают больше, чем если бы присутствовали при сложной хирургической операции.— В большом городе на востоке? Неподвижность.— На юго-востоке? Неподвижность.— На юге? Взмах ресниц.— В Марселе? Неподвижность.— В Ницце? Неподвижность.— В Канне?Он моргает.Наконец появился хоть какой-то результат… У него есть женщина, которую он хочет предупредить, и живет она в Канне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14