К тому же "светлоусый"
прикрыл собой водителя, а таких, как Жора, не прикрывают - много чести.
Разумеется, это не означало, что оперативники напрочь исключали
возможность его участия в покушении - на определенных этапах он мог быть
сообщником. И в любом случае - это уж несомненно - был близко знаком с
одним из организаторов преступления. А если учесть, что последний мог не
только распоряжаться бурыхинской "Ладой" по своему усмотрению, но и
послать Жору средь бела дня в небезопасную разведку в городскую больницу,
то вывод напрашивался сам собой - во всей этой истории Бурыхин был фигурой
второстепенной. Преждевременный арест его мог еще больше усложнить дело. А
вот проверить связи Бурыхина, выявить круг его знакомств, следовало
незамедлительно. И в первую очередь надо было выяснить, кому фактически
принадлежит в прошлом светло-зеленая, а ныне горчичного цвета "Лада" под
номерным знаком СВБ 72-96. На решение этой задачи Валентин нацелил всю
группу.
Однако благодетель Жоры не спешил являть себя взорам оперативников.
Было установлено лишь, что из кооперативного гаража на улице Бочной
Валовой, где, начиная с марта Бурыхин держал свою "Ладу", последнюю
несколько раз брал пожилой мужчина в замшевой куртке, у которого имелись
свои ключи от гаража. Но словесный портрет этого мужчины не отличался
точностью, и оставалось ждать, когда он снова появится в гараже.
А время шло. И надо было уже отчитываться о проделанной работе.
Билякевич предупредил Валентина о назначенном на понедельник расширенном
оперативном совещании. До понедельника ничего, заслуживающего внимания, не
произошло, и Валентин пошел на совещание по существу ни с чем, не считая
пухлой папки с оперативными материалами. Настроение у него было не из
лучших. На совещании должен был присутствовать майор Шитиков из областного
штаба - известный придира, мнящий себя непревзойденным аналитиком; врачи,
эксперты-криминалисты, от которых тоже жди каверзных вопросов. Билякевич
едва ли будет оберегать Валентина от этих вопросов, нападок Шитикова,
сарказма Кривицкой - преехидной бабы из научно-технического отдела.
- Сделаем так, - предложил Мандзюк, которого тоже вызвали на
совещание. - Ты доложишь дело, а на вопросы отвечу я - как
перворуководитель группы.
- Посмотрим, как получится, - хмуро буркнул Валентин.
Получилось неважно: вначале говорил Валентин, стараясь не реагировать
на реплики Шитикова и колкие замечания Кривицкой, потом следователь
Кандыба, затем взял слово Шитиков, который раскритиковал все и всех, за
ним выступила Кривицкая, потом еще кто-то, и вскоре Валентин перестал
понимать, кто и о чем говорит. Помалкивал только Билякевич, от которого
надо было ожидать, что он, по меньшей мере, прекратит этот базар. Но
Билякевич позволил говорить всем порознь и вместе, сидел, слушал, никого
не перебивал, лишь время от времени барабанил пальцами по столу. Только
когда снова поднялся Шитиков и разошелся, что называется вовсю, Билякевич
предложил ему стакан воды. Вежливо предложил, даже любезно, но Шитиков
сразу осекся, сел. Однако молчал недолго и вскоре снова обрушился на
Валентина. Больше всего он возмущался тем, что до сих пор не установлена
личность потерпевшего.
- Как можно при современной технике учета, информации, связи в
течение трех месяцев биться над элементарной задачей и в итоге не решить
ее - ничего не узнать о человеке, который практически находится в вашем
распоряжении!
- Пока он находится в распоряжении врачей, - принял на себя удар
Мандзюк.
- Человек - не иголка: если он появился в нашем городе, значит, в
каком-то другом месте его не стало и его безусловно ищут, - не унимался
Шитиков.
- Не обязательно.
- У него должна быть семья.
- Тоже не факт: мне известно немало тридцатилетних холостяков, -
невозмутимо парировал Мандзюк.
- А родители?
- Их может уже не быть.
- Но товарищи, сослуживцы у него были, есть? Или вы считаете его
тунеядцем?
- Судя по всему, он не привык бездельничать.
- Значит, по-вашему, товарищам безразлична его участь?
- Я так не думаю. Не исключено, что он находится в отпуске.
- Отпуск три с половиной месяца?
- У тех, кто работает в отдаленных местностях, отпуск бывает и
больше. Я уже не говорю о моряках дальнего плавания, полярниках.
- Считаете его полярником?
- Считаю, что наш поиск должен вестись в более ограниченном
диапазоне.
- Как вы определяете этот диапазон?
- Есть основания полагать, что Михайлов - фамилия пока условная -
детские и юношеские годы провел в одном из южных приморских городов.
Учился в производственно-техническом училище на автослесаря. После
окончания ПТУ, видимо, некоторое время работал по этой специальности. Его
отец, который жил в каком-то другом городе, был моряком; мать -
предположительно - актриса эстрады или цирка. Известно имя его тетки, у
которой он воспитывался.
- Не слишком ли широк этот диапазон? Плотность населения на юге
достаточно высока. И городов там немало.
- Скажите, товарищ капитан, - вмешалась Кривицкая, как бы в раздумье
поправляя роговые очки. - Почему считаете, что мать условного Михайлова
была актрисой цирка?
- Она часто разъезжала с какой-то бригадой и у нее был красочный,
очевидно, сценический халат.
- Но почему именно цирк?
- Я не настаиваю на цирке: возможно, эстрада, мюзик-холл,
хореографический ансамбль.
- Это все подсказал вам халат?
- И частые разъезды с бригадой.
- Представьте, я тоже часто выезжаю с бригадой, и у меня тоже есть
красочный, возможно, даже сценический, халат. Правда, при выездах на места
происшествия я не беру его с собой.
Раздался смех. Мандзюк насупился. Билякевич забарабанил по столу.
Валентин старался держать себя в руках: глядел перед собой на папку с
оперативными документами и помалкивал.
- Я понимаю, - продолжала Кривицкая, подождав, пока стихнет смех, -
командировка на юг в разгар бархатного сезона очень заманчива. Но,
простите, капитан, за бестактный вопрос: что и кого вы рассчитываете
отыскать на юге? Потерпевший находится в нашем городе, преступники - надо
думать - тоже. Не проще ли заняться розыском последних, предоставив
потерпевшего - как вы сами предложили - заботам врачей?
- Дельная мысль! - не выдержал Валентин. - Мы так и поступим. Спасибо
за совет, Диана Максимовна.
Кривицкая подозрительно посмотрела на него поверх очков.
После совещания Билякевич задержал Валентина.
- В каких приморских городах в середине шестидесятых годов были
производственно-технические училища, которые готовили автослесарей?
Валентин перечислил.
- Многовато, - покачал головой Билякевич.
- Может, мы действительно работаем не в том диапазоне?
- В этом деле надо работать во всех диапазонах, - возразил Билякевич.
- Покушение на Михайлова не так элементарно, как кажется. За ним стояло
что-то посерьезнее, чем бытовая ссора. И в то же время похоже, что к
конфликту был причастен человек, хорошо знакомый не только с Михайловым,
но и с близкими ему людьми. Именно поэтому преступники впоследствии сумели
придумать и преподнести родным и товарищам Михайлова более или менее
правдоподобную версию его исчезновения. А это значит, что пока мы не
установим личность Михайлова, следствие не выйдет из тупика.
К слову, о тупиках и других железнодорожных сооружениях. Я
советовался с профессором Пастушенко: он считает, что навязчивая идея
Михайлова о каком-то тоннеле имеет под собой реальную почву. Очевидно, в
свое время Михайлов пережил сильное нервное потрясения, каким-то образом
связанное с железнодорожным тоннелем. Возможно, авария, крушение поезда.
- Скорее всего, - согласился Валентин. - Но в каком тоннеле и когда
это произошло - вот вопрос!
- На вторую часть вопроса можно ответить сразу, если довериться
воспоминаниям Михайлова - в ту пору ему было шесть или семь лет. Что же
касается конкретного тоннеля, то его придется искать. К счастью, их не так
уж много. А если отбросить Дальний Восток, Забайкалье, Сибирь, Алтай,
Урал, Север - в столь далекий вояж мать не взяла бы маленького сына, то
остаются Карпаты, Крым, Кавказ.
- Я понял, Виктор Михайлович.
- Да и крушения в тоннелях случаются редко, - продолжал Билякевич. -
Свяжитесь предварительно с Министерством путей сообщения, это во многом
облегчит вашу задачу. А потом поезжайте на место, покопайтесь в архивах.
Считаю, что такая командировка не будет лишней даже в разгар бархатного
сезона...

9
"...Я смущаюсь, когда мои новые знакомые - Кирилл Самсонович, Николай
Федосеевич, больные из соседних палат, врачи, медсестры, даже майор
Валентин Георгиевич - одаривают меня предметами первой необходимости: от
безопасных бритв и туалетных принадлежностей до выходных рубашек и
галстуков (галстуки в основном дарит Лилечка). По-моему, большинство из
них делают это не только из-за доброты (хотя все они, безусловно, добрые
люди), но и из чувства неловкости передо мной, словно они виноваты, что в
тридцать лет я должен начинать свою жизнь с нулевого цикла (выражение
Кирилла Самсоновича). С нулевого так с нулевого, меня это нисколько не
огорчает. Без работы я не останусь, место в общежитии мне обещают,
товарищи у меня есть. Чего же еще? Однако находятся люди, которые
попрекают меня непротивлением болезни. Тот же Кирилл Самсонович как-то
сказал:
- То, что у тебя нет претензий к людям, обществу в целом - неплохо,
скромность украшает тридцатилетнего мужчину. Но у того же мужчины должны
быть определенные претензии к себе, иначе жизнь потеряет смысл. Согласись,
что мелкий ремонт автомобилей и созерцание ночного неба на досуге - не
предел возможностей гомо сапиенс конца двадцатого столетия.
Мне известно, кто такой гомо сапиенс - человек мыслящий. Тем не
менее, ирония Кирилла Самсоновича не достигла цели - я не виноват, что мне
проломили голову. Не реагирую я и на высказывания Зои о том, что, дескать,
многие мужчины, подобно мне, хотели бы забыть об обязанностях по отношению
к своим семьям. В том, что у меня была семья, Зоя не сомневается. А я
сомневаюсь: сколько помню себя, безответственность не была свойственна
мне. Да и к детям я неравнодушен - не могу пройти мимо малыша, непременно
остановлюсь, заговорю с ним. И малыши - они появляются здесь в дни
посещения больных со своими папами, мамами, бабушками - охотно вступают со
мной в контакт. Я не верю, что мог бы позабыть своего ребенка, если бы он
у меня был. Это исключено. Совершенно исключено!
Однако не все подобного рода упреки мне удается парировать. Недавно
профессор-консультант задел меня, что называется, за живое.
- Да вы, батенька мой, просто ленитесь или, скорее всего, не хотите
покопаться в своей памяти! - расшумелся он. - И не бравируйте
травмированным виском! Это безграмотная отговорка. У вас остались
миллиарды нервных клеток, которые частично уже взяли на себя функции
поврежденного участка. А они могут взять все - есть у них такое свойство.
Надо только заставить их. Но первоначально надо заставить себя не
лениться!
Василий Романович, который присутствовал при этом разговоре,
вступился за меня. Но профессор рассердился и на него:
- Вы идете по линии наименьшего сопротивления, коллега, - как
выдержит организм. Это не лечение! Надо заставить больного бороться с
недугом: он должен денно и нощно копаться в двигательной, образной,
эмоциональной памяти, в своем подсознании. Потрудитесь объяснить ему, что
это такое. А он должен вспоминать, вспоминать, вспоминать. До головной
боли, до крика! Ничего, не помрет. Человек не вправе терять свою личность,
а ваш больной может, я уверен, обрести ее вновь. Надо только захотеть.
Очень захотеть. А он не хочет. И вы потакаете ему в этом.
Весь следующий день я не давал покоя своему мозгу. Увы,
безрезультатно, если не считать, что вспомнил, как по наущению приехавшей
на каникулы дядипетиной племянницы - она была старше, а потому хитрее меня
- пытался добыть мед из пчелиного улья и был жестоко наказан за это
рассвирепевшими пчелами.
Василий Романович прочитал мне целую лекцию о видах памяти, ее
физиологической основе, характере запоминаний. Особо отметил эмоциональную
память:
- Есть память чувств: она ярче, цепче словесно-логической, -
втолковывал он мне. - Это давно известно. На это обращали внимание не
только врачи, но и писатели, поэты. У Пушкина есть такая строка: "О память
сердца, ты сильней рассудка памяти печальной..." Очень верно замечено. Так
вот, постарайтесь вспомнить какое-либо из пережитых вами в возрасте
семнадцати-двадцати лет сильных чувств. Ну, скажем, первое чувство к
женщине. Сейчас вам тридцать или что-то около этого. Вы недурны собой и не
производите впечатление схимника. Значит, в вашей жизни были женщины.
Много или мало - не стану гадать, но одна, несомненно, была. Не могла не
быть! И вы любили ее или, по меньшей мере, испытывали к ней влечение. Если
вспомнить это чувство, вспомните и ее. А это уже брешь в стене вашего
забвения...
Какая-то женщина в моей жизни была: я даже помню - правда нечетко, ее
руки, губы, черные, как смоль, волосы. Но лица не помню. И голос забыл. Не
исключено, что моим воспоминаниям мешает Лилечка. Ее присутствие я ощущаю
даже, когда она находится в других палатах. Не знаю, как это назвать - мне
достаточно только видеть ее, слышать ее голос, знать, что она где-то
поблизости, рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19