Алина Матвеевна не ответила.

17
У Годуна и Жмурко еще были вопросы к ней, и Валентин оставил их,
поднялся этажом выше, зашел в отдел кадров, попросил разрешения позвонить
в Сосновск. Связавшись со следователем, он уточнил ряд моментов, а заодно
узнал о новых и, притом немаловажных откровениях Бурыхина и "стальной"
Нелли. То были как бы завершающие мазки на холсте: все обрело
последовательность и ясность.
Тем не менее Валентин не ощутил ни радости, ни облегчения, которые
обычно приходили с окончанием трудного дела. Он даже не мог сказать, что
удовлетворен собой - все оказалось проще, но куда грязней, чем этого можно
было ожидать от людей, всерьез претендующих на интеллигентность,
респектабельность.
На лестничной площадке, где висела табличка, указывающая на место для
курения, Валентин достал сигарету, стал разминать ее, но так и не закурил.
Мысль, осенившая его, как бы подводила итог. Преступление, которое он
раскрыл, на первый взгляд явилось результатом стечения обстоятельств. Не
переплетись столь необычно события и помыслы действующих лиц, не было бы и
столь печального финала. И люди, так или иначе причастные к этой истории,
чувствовали бы себя сейчас в полном порядке. Однако никакого порядка ни в
делах, ни в помыслах этих людей не было уже давно. И то, что произошло
четвертого июня в доме Липницкого, было в общем-то закономерно...
С этими мыслями Валентин вернулся в кабинет Алины Матвеевны, спросил,
на месте ли сейчас Редченко.
- Должен быть, если не ушел домой, - гася в пепельнице очередной
окурок, ответила Алина Матвеевна. - Хотите поговорить с ним?
Валентин ответил не сразу, думал как быть. То, что предстояло сейчас,
не требовало, а, строго говоря, даже исключало присутствие хозяйки
кабинета. Но случай был особый, и Валентин вопросительно посмотрел на
Жмурко. Тот неопределенно развел руками: дескать, поступай, как считаешь
нужным. И Валентин решился:
- Да. Пригласите его.
Алина Матвеевна подошла к аппарату селекторной связи, сказала в
микрофон:
- Геннадий Константинович, зайдите ко мне.
Гладко выбритый, аккуратно подстриженный, несколько полноватый, но
держащийся молодцом, в такой же, как на Алине Матвеевне кожаной куртке,
Редченко вошел в кабинет уверенной походкой человека, знающего себе цену.
Увидев Годуна, холодно кивнул ему, недоуменно посмотрел на Валентина и
только потом заметил, что Алина Матвеевна сидит посередине кабинета на
стуле, обхватив руками плечи и понурив голову. Очевидно, смекнул, что дела
его начальницы обстоят не лучшим образом и, уповая на свое начальство,
сразу полез на рожон:
- Что случилось, Алина? Они опять мотают тебе нервы? - Он повернулся
к Годуну, поскольку из посторонних знал только его: - Ну вот что, капитан,
хватит издеваться над женщиной! Уже полгода вы терроризируете ее. Один раз
вас одернули. Так вот, учтите, теперь вам это обойдется дороже! Я знаю, к
кому обращаться. Алина, почему ты не вызвала меня сразу?
- Я вызвал вас, Редченко, - подошел к нему Валентин.
- Простите, не имею чести знать!.. - продолжал хорохориться тот.
- Майор Ляшенко из уголовного розыска. А чести, вы верно заметили, у
вас нет. Какая может быть честь у убийцы!
- Что?! - отпрянул Редченко.
Но путь к двери ему преградил Жмурко.
- Руки, Редченко! - повысил голос Валентин и с помощью Жмурко
защелкнул на его запястьи наручники.
- На каком основании?! - пронзительным фальцетом взвизгнул Редченко.
- На основании ордера на ваш арест, - уже спокойно сказал Валентин. -
Пока что, я подчеркиваю - пока что, - вам предъявляется обвинение в
покушении на убийство Михаила Алексеевича Нагорного, которое вы совершили
вечером четвертого июня в Сосновске, в квартире хорошо известного вам
Липницкого.
- Чушь! Клевета! Я не знаю никакого Липницкого! Алина, что он
говорит? Это какой-то бред!
Редченко заметался по кабинету, но Жмурко перехватил его, усадил на
стул.
- Почему бред? - усмехнулся Жмурко. - Мы располагаем свидетельскими
показаниями, заключениями экспертов, вашим словесным портретом...
- Я не убивал! - снова стал выкрикивать Редченко. - Это неправда.
Нагорный жив!
- Остался жив, - уточнил Валентин. - Его спасли врачи, хотя шансов на
то, что он выживет, было немного.
- Это неправда!
- Если вы страдаете забывчивостью, могу напомнить, как это произошло.
В Сосновск вы приехали вместе с Липницким, чтобы помочь ему реализовать
незаконный наряд на кровельное железо. На базе, где надо было предъявить
наряд, вы не застали нужных людей и отправились в гостиницу. Вечером к вам
пришел Липницкий со своей знакомой Нелли, и вы неплохо провели время.
Нелли вам понравилась и вы, тайком от Липницкого, назначили ей свидание на
следующий день. Но утром четвертого июня ваши планы были нарушены: вам
сообщили, что в главке обнаружена фиктивность заявки, на основании которой
вы выписали наряд. Не буду гадать: вы ли позвонили в Киев своему человеку
или этот человек позвонил вам в гостиницу, но такая неприятная для вас
информация поступила. На базу вы уже не поехали, а для Липницкого
придумали какую-то отговорку. Почему вы так поступили, не знаю, но думаю,
что еще надеялись получить от Липницкого хотя бы часть обещанного
вознаграждения. Определенную роль сыграла и Нелли, свиданием с которой вы
не хотели пренебречь. Она пришла в гостиницу около полудня. В ее обществе
вы забыли о неприятности с нарядом. Но о них вам напомнил Липницкий: в
конце дня он позвонил в гостиницу и сообщил, что к нему на работу явился
Нагорный, который угрожает разоблачением и требует наряд. Вы испугались:
не говоря о фиктивности заявки, под которую был выдан наряд, в самом
наряде была подделана подпись руководителя главка, о чем не знал даже
Липницкий. Вы велели ему под любым предлогом задержать Нагорного и стали
лихорадочно искать выход из создавшегося положения. Вам надо было изъять у
Липницкого наряд, ибо, при сложившейся ситуации, наряд сам по себе уличал
вас в подлоге. Кроме того, необходимо было как-то обезвредить или, по
меньшей мере, угомонить Нагорного, а это была трудная задача. Нелли еще
находилась в вашем номере, и вам пришла мысль использовать ее как орудие:
за определенное вознаграждение она должна была увлечь, а затем
скомпрометировать Нагорного. Нелли согласилась не сразу, но вам удалось
уговорить ее. Тем временем Липницкий привез Нагорного к себе домой, о чем
сообщил вам по телефону. Вы посвятили его во вторую часть вашего плана и
велели прислать машину за Нелли. В последний момент решили поехать вместе
с ней...
- Ничего подобного. Это было не так! - уже не столь громко, но все же
еще деланно-возмущенно попытался возразить Редченко.
- Так, Редченко, так, - не меняя тона, продолжал Валентин. - Мы
располагаем показаниями Бурыхина, который заехал за вами и Нелли в
гостиницу. Да и сама Нелли не стала отмалчиваться. Вы не намеревались
попадаться на глаза Нагорному: он знал вас не хуже, чем вы его, и сразу бы
понял, в чем дело. Квартира Липницкого позволяла незаметно для
находящегося в комнате Нагорного войти и спрятаться в ванной. Что вы и
сделали. Нелли пошла знакомиться и увлекать Нагорного, которого через
некоторое время должна была попросить проводить ее домой. По вашему
замыслу, уже в подъезде дома Липницкого ей надлежало спровоцировать
скандал, а ожидавший этого момента Бурыхин должен был прийти ей на помощь,
вызвать милицию. Пока Нелли испытывала свои чары на Нагорном, Липницкий
готовил ужин и одновременно инструктировал Бурыхина. А вы сидели в ванной,
пили коньяк и время от времени принимали доклады исполнителей о ходе
"операции". Все шло хорошо, пока вы не вспомнили о первооснове ваших
хлопот - наряде. И тут выяснилось, что Липницкий уступил требованию
Нагорного - отдал наряд. Липницкий не понимал всей пагубности такой
уступки - аннулированный наряд уже не представлял для него интереса. Но
утратив свое значение как документ на получение материальных ценностей,
этот наряд оставался уликой против вас. Вступить в переговоры с Нагорным
вы не рискнули - надежд на то, что удастся найти с ним общий язык, не
было, а запугать его - и вы это отлично знали - было непросто. Не
оправдала ваших надежд и Нелли, чьи соблазны не произвели на Нагорного
никакого впечатления - он предпочел телевизор. Более того, к тому времени,
когда вы запаниковали, Нагорный уже собрался уходить, поскольку окончился
футбольный матч, который он смотрел. И вот тут-то в вашу одурманенную
коньяком голову пришла мысль физически расправиться с человеком, который
вам уже не раз становился поперек дороги. Липницкий предложил другой
вариант. Но вы уже не хотели отступать от задуманного. Страх уступил место
злобе, которую вы давно таили, а злоба, как известно, не имеет пределов и
плохо согласуется с рассудком. Вы не стали спорить с Липницким, но велели
отпустить Бурыхина - лишний свидетель вам не требовался. Потом вызвали
Нелли и, не посвящая ее в свой замысел, велели под любым предлогом вывести
Нагорного в коридор, а сами спрятались за вешалкой. Когда Нагорный вышел
из комнаты, вы нанесли ему удар по голове. Нелли упала в обморок - так она
утверждает, и вы отнесли ее в ванную комнату и заперли там. Потом вдвоем с
Липницким, которому ничего не оставалось, раздели Нагорного, так как
считали его мертвым и думали уже о том, как бы скрыть улики, завернули
тело в ковер, вынесли во двор, бросили в багажник машины. Липницкий сел за
руль, а вы... Рассказывать дальше?
- Это неправда! - осевшим голосом простонал Редченко. - Поверьте, он
оклеветал меня! Это не я - он ударил Мишу молотком. Он, а не я!
- Имеется в виду Липницкий? - спросил Жмурко.
- Да, да! Это он слиповал заявку. Это он все закрутил, а потом
втравил меня в эту аферу! Он и ее отец! - скованными руками Редченко
показал на Алину Матвеевну.
- Какая же ты мразь, Генка! - вырвалось у Алины Матвеевны. - Ты
ненавидел Мишу еще с тех пор, как он пересчитал тебе ребра из-за меня в
Приморске. Но я не думала, что ты дойдешь до такого, что ты такая мразь!
Валентин хотел оборвать ее - гневная риторика Алины Матвеевны
показалась ему наигранной и неуместной, но, повернувшись к хозяйке
кабинета, тут же прикрыл собой Редченко - в руке Алины Матвеевны невесть
откуда появилась тяжелая металлическая линейка. Годун подскочил к ней,
отобрал линейку.
- Алина Матвеевна, что за глупости!
- Товарищ майор, - обратилась она к Валентину. - Я расскажу все, хотя
знаю немного. Я была манекеном, болванчиком еще с той поры, когда здесь
владычествовал мой отец, которому я ни в чем не смела перечить. По
образованию я - текстильщик; диссертацию писала по мягкой таре; кое-что
смыслю в нормативах на технические ткани, спецодежду. Но в металлах
разбиралась, как свинья в апельсинах. А они: отец, Вартанов и Редченко -
разбирались. Они хорошо разбирались во всем! Я расскажу все, что знаю о
Липницком и его махинациях. Только прикажите увести эту мразь, иначе я не
отвечаю за себя...

...Каждый вечер он приходил на старый пирс у Южного мола, где некогда
швартовались прогулочные теплоходы, а нынче чалились сейнеры рыболовецкой
артели, чтобы запастись горючим из емкостей, врытых неподалеку в береговые
дюны, садился на поржавевший кнехт спиной к молу и смотрел на море, но не
на идущие от горизонта бесконечной чредой неторопливые волны, а в сторону
едва различимой отсюда Песчаной косы. Смотрел долго, неотрывно и, казалось
бы, бездумно. И все же какие-то мысли, чувства владели им, ибо время от
времени он опускал голову и прикрывал рукой глаза, словно пытаясь удержать
перед внутренним взором, нечто всплывшее из глубин забвения. Но это
"нечто" тут же ускользало испуганной тенью в сгущающиеся сумерки.
Его не смущала непогода, столь частая осенью в этих местах: резкий
напористый ветер, секущий лицо дождь, штормовые волны, что с грохотом
разбивались о стенку мола и, подчас перехлестывая через нее, доставали
злыми стекловидными щупальцами до старого причала... Куртка с капюшоном
плохо защищала его от рушившихся потоков, и он уже не раз уходил отсюда
промокший с головы до ног. Но уходил лишь тогда, когда наползавшая с
пологих черных склонов ночная мгла достигала линии прибоя - не раньше и не
позже.
Он ни с кем не заговаривал, а на вопросы любопытствующих отвечал
односложно либо вовсе не отвечал - проходил мимо.
Впрочем, ему не докучали расспросами: с тех пор, как морской вокзал
перенесли на курортную набережную, напротив памятника морякам-десантникам,
здесь, в районе Южного мола, было немноголюдно: в хорошую погоду мальчишки
с ближних улиц ловили удочками рыбу, женщины стирали замасленные робы,
половики; парни, укрывшись за вытащенными на берег лодками, перекидывались
в картишки, прикладываясь к бутылке; хромоногий старик чинил ветхий
баркас. К тому же жители Приморска, узнав его печальную историю, уже
успели посудачить о ней и так и эдак, дополнить ее немудреными фантазиями,
от которых уже не хотели отказываться. Да и уточнять подробности, детали
этой истории у человека с поврежденной головой, который, имея (шутка ли
сказать!) звание кандидата наук, слесарит на автобазе, вне работы ни с кем
не общается, сторонится даже товарищей детских лет, как-то неловко и
видимо бесполезно.
Но однажды его остановил хромой старик - владелец баркаса, попросил
закурить, хотя знал, что мужчина в болоньевой куртке не курит. Это был
лишь предлог и, когда мужчина, смущенно улыбнувшись, развел руками -
дескать, некурящий, старик удовлетворенно кивнул, словно другого ответа не
ожидал, и тут же тронул его за рукав, заглянул в глаза:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19