Мальчики играли в самую страшную и взрослую из игр, в войну, притом в такую
, за участие в которой вешали и ссылали.
Но концы башлыков были у них завязаны сзади такими узлами, что это облича
ло в них детей и обнаруживало, что у них есть еще папы и мамы. Лара смотрела
на них, как большая на маленьких.
Налет невинности лежал на их опасных забавах. Тот же отпечаток сообщался
от них всему остальному. Морозному вечеру, поросшему таким косматым ине
ем, что вследствие густоты он казался не белым, а черным. Синему двору. Дом
у напротив, где скрывались мальчики. И главное, главное Ч револьверным в
ыстрелам, все время щелкавшим оттуда. «Мальчики стреляют», Ч думала Лар
а.
Она думала так не о Нике и Патуле, но обо всем стрелявшем городе. «Хорошие,
честные мальчики, Ч думала она. Ч Хорошие, оттого и стреляют».

19

Узнали, что по баррикаде могут открыть огонь из пушки и что их дом в опасно
сти. О переходе куда-нибудь к знакомым в другую часть Москвы поздно было д
умать, их район был оцеплен. Надо было приискать угол поближе, внутри круг
а. Вспомнили о «Черногории».
Выяснилось, что они не первые. В гостинице все было занято.
Многие оказались в их положении. По старой памяти их обещали устроить в б
ельевой.
Собрали самое необходимое в три узла, чтобы не привлекать внимание чемод
анами, и стали со дня на день откладывать переход в гостиницу.
Ввиду патриархальных нравов, царивших в мастерской, в ней до последнего
времени продолжали работать, несмотря на забастовку. Но вот как-то в холо
дные, скучные сумерки с улицы позвонили. Вошел кто-то с претензиями и упре
ками. На парадное потребовали хозяйку. В переднюю унимать страсти вышла
Фаина Силантьевна.
Ч Сюда, девоньки! Ч вскоре позвала она туда мастериц и по очереди стала
всех представлять вошедшему.
Он с каждою отдельно поздоровался за руку прочувствованно и неуклюже и у
шел, о чем-то уговорившись с Фетисовой.
Вернувшись в зал, мастерицы стали повязываться шалями и вскидывать руки
над головами, продевая их в рукава тесных шубеек.
Ч Что случилось? Ч спросила подоспевшая Амалия Карловна.
Ч Нас сымают, мадам. Мы забастовали.
Ч Разве я… Что я вам сделала плохого? Ч Мадам Гишар расплакалась.
Ч Вы не расстраивайтесь, Амалия Карловна. У нас зла на вас нет, мы очень ва
ми благодарны. Да ведь разговор не об вас и об нас. Так теперь у всех, весь св
ет. А нешто супротив него возможно?
Все разошлись до одной, даже Оля Демина и Фаина Силантьевна, шепнувшая на
прощание хозяйке, что инсценирует эту стачку для пользы владелицы и заве
дения. А та не унималась.
Ч Какая черная неблагодарность! Подумай, как можно ошибаться в людях! Эт
а девчонка, на которую я потратила столько души! Ну хорошо, допустим, это р
ебенок. Но эта старая ведьма!
Ч Поймите, мамочка, они не могут сделать для вас исключения, Ч утешала е
ё Лара. Ч Ни у кого нет озлобления против вас. Наоборот. Все, что происходи
т сейчас кругом, делается во имя человека, в защиту слабых, на благо женщин
и детей. Да, да, не качайте так недоверчиво головой. От этого когда-нибудь б
удет лучше мне и вам.
Но мать ничего не понимала.
Ч Вот так всегда, Ч говорила она, всхлипывая. Ч Когда мысли и без того п
утаются, ты ляпнешь что-нибудь такое, что только вылупишь глаза. Мне гадят
на голову, и выходит, что это в моих интересах. Нет, верно, правда выжила я и
з ума.
Родя был в корпусе. Лара с матерью одни слонялись по пустому дому. Неосвещ
енная улица пустыми глазами смотрела в комнаты. Комнаты отвечали тем же
взглядом.
Ч Пойдемте в номера, мамочка, пока не стемнело. Слышите, мамочка? Не откла
дывая, сейчас.
Ч Филат, Филат! Ч позвали они дворника. Ч Филат, проводи нас, голубчик, в
«Черногорию».
Ч Слушаюсь, барыня.
Ч Захватишь узлы, и вот что, Филат, присматривай тут, пожалуйста, пока суд
да дело. И зерна и воду не забывай Кириллу Модестовичу. И все на ключ. Да, и, п
ожалуйста, наведывайся к нам.
Ч Слушаюсь, барыня.
Ч Спасибо, Филат. Спаси тебя Христос. Ну, присядем на прощание, и с Богом.
Они вышли на улицу и не узнали воздуха, как после долгой болезни. Морозное
, как под орех разделанное пространство, легко перекатывало во все сторо
ны круглые, словно на токарне выточенные, гладкие звуки. Чмокали, шмякали
и шлепались залпы и выстрелы, расшибая дали в лепешку.
Сколько ни разуверял их Филат, Лара и Амалия Карловна считали эти выстре
лы холостыми.
Ч Ты, Филат, дурачок. Ну ты сам посуди, как не холостые, когда не видно, кто с
треляет. Кто же это, по-твоему, святой дух стреляет, что ли? Разумеется, холо
стые.
На одном из перекрестков их остановил сторожевой патруль.
Их обыскали, нагло оглаживая их с ног до головы, ухмыляющиеся казаки. Беск
озырки на ремешках были лихо сдвинуты у них на ухо. Все они казались одног
лазыми.
Какое счастье! Ч думала Лара. Она не увидит Комаровского все то время, чт
о они будут отрезаны от остального города! Она не может развязаться с ним
благодаря матери. Она не может сказать: мама, не принимайте его. А то все от
кроется. Ну и что же? А зачем этого бояться? Ах, Боже, да пропади все пропадом
, только бы конец. Господи, Господи, Господи! Она сейчас упадет без чувств п
осреди улицы от омерзения. Что она сейчас вспомнила?! Как называлась эта с
трашная картина с толстым римлянином в том первом отдельном кабинете, с
которого все началось? «Женщина или ваза». Ну как же. Конечно. Известная ка
ртина. «Женщина или ваза». И она тогда еще не была женщиной, чтобы равнятьс
я с такой драгоценностью. Это пришло потом. Стол был так роскошно сервиро
ван.
Ч Куда ты как угорелая? Не угнаться мне за тобой, Ч плакала сзади Амалия
Карловна, тяжело дыша и еле за ней поспевая.
Лара шла быстро. Какая-то сила несла ее, словно она шагала по воздуху, горд
ая, воодушевляющая сила.
«О как задорно щелкают выстрелы, Ч думала она. Ч Блаженны поруганные, б
лаженны оплетенные. Дай вам Бог здоровья, выстрелы! Выстрелы, выстрелы, вы
того же мнения!».

20

Дом братьев Громеко стоял на углу Сивцева Вражка и другого переулка. Але
ксандр и Николай Александрович Громеко были профессора химии, первый Ч
в Петровской Академии, а второй Ч в университете. Николай Александрович
был холост, а Александр Александрович женат на Анне Ивановне, урожденно
й Крюгер, дочери фабриканта-железоделателя и владельца заброшенных без
доходных рудников на принадлежавшей ему огромной лесной даче близ Юрят
ина на Урале.
Дом был двухэтажный. Верх со спальнями, классной, кабинетом Александра А
лександровича и библиотекой, будуаром Анны Ивановны и комнатами Тони и Ю
ры был для жилья, а низ для приемов. Благодаря фисташковым гардинам, зерка
льным бликам на крышке рояля, аквариуму, оливковой мебели и комнатным ра
стениям, похожим на водоросли, этот низ производил впечатление зеленого
, сонно колышущегося морского дна.
Громеко были образованные люди, хлебосолы и большие знатоки и любители м
узыки. Они собирали у себя общество и устраивали вечера камерной музыки,
на которых исполнялись фортепианные трио, скрипичные сонаты и струнные
квартеты.
В январе тысяча девятьсот шестого года, вскоре после отъезда Николая Ник
олаевича за границу, в Сивцевом должно было состояться очередное камерн
ое. Предполагалось сыграть новую скрипичную сонату одного начинающего
из школы Танеева и трио Чайковского.
Приготовления начались накануне. Передвигали мебель, освобождая зал. В у
глу тянул по сто раз одну и ту же ноту и разбегался бисерными арпеджиями н
астройщик. На кухне щипали птицу, чистили зелень и растирали горчицу на п
рованском масле для соусов и салатов.
С утра пришла надоедать Шура Шлезингер, закадычный друг Анны Ивановны, е
ё поверенная.
Шура Шлезингер была высокая худощавая женщина с правильными чертами не
много мужского лица, которым она несколько напоминала государя, особенн
о в своей серой каракулевой шапке набекрень, в которой она оставалась в г
остях, лишь слегка приподнимая приколотую к ней вуальку.
В периоды горестей и хлопот беседы подруг приносили им обоюдное облегче
ние. Облегчение это заключалось в том, что Шура Шлезингер и Анна Ивановна
говорили друг другу колкости все более язвительного свойства. Разыгрыв
алась бурная сцена, быстро кончавшаяся слезами и примирением. Эти регуля
рные ссоры успокоительно действовали на обеих, как пиявки от прилива кро
ви.
Шура Шлезингер была несколько раз замужем, но забывала мужей тотчас по р
азводе и придавала им так мало значения, что во всех своих повадках сохра
няла холодную подвижность одинокой.
Шура Шлезингер была теософка, но вместе с тем так превосходно знала ход п
равославного богослужения, что даже toure transportee
В восторге. (Здесь и далее с
французского.)
в состоянии полного экстаза не могла утерпеть, чтобы не подсказыва
ть священнослужителям, что им говорить или петь. «Услыши, Господи», «иже н
а всякое время», «честнейшую херувим» Ч все время слышалась её хриплая
срывающаяся скороговорка.
Шура Шлезингер знала математику, индийское тайноведение, адреса крупне
йших профессоров Московской консерватории, кто с кем живет, и, Бог ты мой,
чего она только не знала. Поэтому её приглашали судьей и распорядительни
цей во всех серьезных случаях жизни.
В назначенный час гости стали съезжаться. Приехали Аделаида Филипповна,
Гинц, Фуфковы, господин и госпожа Басурман, Вержицкие, полковник Кавказц
ев. Шел снег, и когда отворяли парадное, воздух путано несся мимо, весь сло
вно в узелках от мелькания больших и малых снежинок. Мужчины входили с хо
лода в болтающихся на ногах глубоких ботиках и поголовно корчили из себя
рассеянных и неуклюжих увальней, а их посвежевшие на морозе жены в расст
егнутых на две верхних пуговицы шубках и сбившихся назад пуховых платка
х на заиндевевших волосах, наоборот, изображали прожженных шельм, само к
оварство, пальца в рот не клади. «Племянник Кюи», Ч пронесся шепот, когда
приехал новый, в первый раз в этот дом приглашенный пианист.
Из зала через растворенные в двух концах боковые двери виднелся длинный
, как зимняя дорога, накрытый стол в столовой.
В глаза бросалась яркая игра рябиновки в бутылках с зернистой гранью. Во
ображение пленяли судки с маслом и уксусом в маленьких графинчиках на се
ребряных подставках, и живописность дичи и закусок, и даже сложенные пир
амидками салфетки, стойком увенчивавшие каждый прибор, и пахнувшие минд
алем сине-лиловые цинерарии в корзинах, казалось, дразнили аппетит. Чтоб
ы не отдалять желанного мига вкушения земной пищи, поторопились как можн
о скорее обратиться к духовной. Расселись в зале рядами.
«Племянник Кюи», Ч возобновился шепот, когда пианист занял свое место з
а инструментом. Концерт начался.
Про сонату знали, что она скучная и вымученная, головная.
Она оправдала ожидания, да к тому же еще оказалась страшно растянутой.
Об этом в перерыве спорили критик Керимбеков с Александром Александров
ичем. Критик ругал сонату, а Александр Александрович защищал. Кругом кур
или и шумели, передвигая стулья с места на место.
Но опять взгляды упали на сиявшую в соседней комнате глаженую скатерть.
Все предложили продолжать концерт без промедления.
Пианист покосился на публику и кивнул партнерам, чтобы начинали. Скрипач
и Тышкевич взмахнули смычками. Трио зарыдало.
Юра, Тоня и Миша Гордон, который полжизни проводил теперь у Громеко, сидел
и в третьем ряду.
Ч Вам Егоровна знаки делает, Ч шепнул Юра Александру Александровичу, с
идевшему прямо перед его стулом.
На пороге зала стояла Аграфена Егоровна, старая седая горничная семьи Гр
омеко, и отчаянными взглядами в Юрину сторону и столь же решительными вы
махами головы в сторону Александра Александровича давала Юре понять, чт
о ей срочно надо хозяина.
Александр Александрович повернул голову, укоризненно взглянул на Егор
овну и пожал плечами. Но Егоровна не унималась. Вскоре между ними из одног
о конца зала в другой завязалось объяснение, как между глухонемыми. В их с
торону смотрели. Анна Ивановна метала на мужа уничтожающие взгляды.
Александр Александрович встал. Надо было что-нибудь предпринять. Он пок
раснел, тихо под углом обошел зал и подошел к Егоровне.
Ч Как вам не стыдно, Егоровна! Что это вам, право, приспичило? Ну, скорее, чт
о случилось?
Егоровна что-то зашептала ему.
Ч Из какой Черногории?
Ч Номера.
Ч Ну так что же?
Ч Безотлагательно требовают. Какие-то ихние кончаются.
Ч Уж и кончаются. Воображаю. Нельзя, Егоровна. Вот доиграют кусочек, и ска
жу. А раньше нельзя.
Ч Номерной дожидается. И то же самое извозчик. Я вам говорю, помирает чел
овек, понимаете? Господского звания дама.
Ч Нет и нет. Великое дело пять минут, подумаешь.
Александр Александрович тем же тихим шагом вдоль стены вернулся на свое
место и сел, хмурясь и растирая переносицу.
После первой части он подошел к исполнителям и, пока гремели рукоплескан
ия, сказал Фадею Казимировичу, что за ним приехали, какая-то неприятность
и музыку придется прекратить.
Потом движе нием ладоней, обращенных к залу, Александр Александрович ост
ановил аплодисменты и громко сказал:
Ч Господа. Трио придется приостановить. Выразим сочувствие Фадею Казим
ировичу. У него огорчение. Он вынужден нас покинуть. В такую минуту мне не
хотелось бы оставлять его одного. Мое присутствие, может быть, будет ему н
еобходимо. Я поеду с ним. Юрочка, выйди, голубчик, скажи, чтобы Семен подава
л к подъезду, у него давно заложено. Господа, я не прощаюсь. Всех прошу оста
ваться. Отсутствие мое будет кратковременно.
Мальчики запросились прокатиться сАлександром Александровичем ночью
по морозу.

21

Несмотря на нормальное течение восстановившейся жизни, после декабря в
се еще постреливали где-нибудь, и новые пожары, какие бывают постоянно, ка
зались догорающими остатками прежних.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12