VadikV


23
Борис Леонидович Пастер
нак: «Доктор Живаго»


Борис Леонидович Пастернак
Доктор Живаго



«»: ; ;
ISBN

Аннотация

«Доктор Живаго» (1945-1955, опубл. 1988) Ч
итоговое произведение Бориса Леонидовича Пастернака (1890-1960), удостоенного
за этот роман в 1958 году Нобелевской премии по литературе. Роман, явившийся
по собственной оценке автора вершинным его достижением, воплотил в себе
пронзительно искренний рассказ о нравственном опыте поколения, к котор
ому принадлежал Б. Л. Пастернак, а также глубокие размышления об историче
ской судьбе страны.

Борис Леонидович Пастернак

Доктор Живаго

В настоящем издании сохраняю
тся основные особенности вторской орфографии и пунктуации.

К ЧИТАТЕЛЮ

Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.
Борис Пастернак


За тридцать лет широкой известности роман «Доктор Живаго» стал источни
ком самой разнообразной критической литературы на всех языках мира. В св
язи с его публикацией в «Новом мире» (№1-4, 1988) эта литература начинает быстро
пополняться отечественной критикой. Поразительно разнообразие тракто
вок этого произведения, написанного с намеренной стилистической прост
отой. Недаром один из читателей написал в «Огонек», что затратил много ус
илий, пытаясь даже читать между строк, и при этом не обнаружил ничего, спос
обного послужить причиной многолетнего запрета, наложенного у нас на «Д
октора Живаго».
Тут возразить нечего.
Автор романа меньше всего думал о публицистике и политическом споре. Он
ставил себе совсем иные Ч художественные Ч задачи. В этом причина того,
что, став вначале предметом политического скандала и небывалой сенсаци
онной известности, книга постепенно превратилась в объект спокойного ч
тения, любви, признания и изучения.
Художник, по определению Райнера Марии Рильке, одного из самых духовно б
лизких Пастернаку европейских писателей XX века, это человек, который пиш
ет с натуры. Его цель Ч неискаженно передать, как он сам воспринимает соб
ытия внешнего мира. Пластически воплотить, преобразить эти события в явл
ения мира духовного, мира человеческого восприятия. Дать этим событиям н
овую, в случае успеха длительную жизнь в памяти людей и образе их существ
ования.
В молодости Пастернак писал: «Недавно думали, что сцены в книге инсценир
овки. Это заблуждение. Зачем они ей? Забыли, что единственное, что в нашей в
ласти, это суметь не исказить голоса жизни, звучащего в нас.
Неумение найти и сказать правду Ч недостаток, которого никаким умением
говорить не правду не покрыть. Книга Ч живое существо. Она в памяти и в по
лном рассудке: картины и сцены Ч это то, что она вынесла из прошлого, запо
мнила и не согласна забыть».
И далее: «Живой действительный мир Ч это единственный, однажды удавшийс
я и все еще без конца удачный замысел воображения… Он служит поэту приме
ром в большей еще степени, нежели натурой и моделью».
Выразить атмосферу бытия, жизнь в слове Ч одна из самых древних, насущны
х задач человеческого сознания. Тысячелетиями повторяется, что не хлебо
м единым жив человек, но и всяким словом Божьим. Речь идет о живом слове, вы
ражающем и несущем жизнь.
В русской литературе это положение приобрело новый животрепещущий инт
ерес, главным образом благодаря художественному гению Льва Толстого. В д
ополнение к этому Достоевский многократно утверждал, что если миру сужд
ено спастись, то его спасет красота.
Словами одного из героев «Доктора Живаго» Пастернак приводит это полож
ение к форме общественно-исторической закономерности: «Я думаю, Ч гово
рит в романе Н. Н. Веденяпин, Ч что, если бы дремлющего в человеке зверя мож
но было остановить угрозою, все равно, каталажки или загробного воздаяни
я, высшею эмблемою человечества был бы цирковой укротитель с хлыстом, а н
е жертвующий собой проповедник. Но в том-то и дело, что человека столетиям
и поднимала над животным и уносила ввысь не палка, а музыка: неотразимост
ь безоружной истины, притягательность её примера.
До сих пор считалось, что самое важное в Евангелии нравственные изречени
я и правила, заключенные в заповедях, а для меня самое главное то, что Хрис
тос говорит притчами из быта, поясняя истину светом повседневности.
В основе этого лежит мысль, что жизнь символична, потому что она значител
ьна».
В этом утверждении, читаемом без затруднения и простом по стилю, много су
щественных, далеко не сразу понятных наблюдений. В частности, из него сле
дует, что красота, без которой мертво даже самое высокое нравственное ут
верждение, это свет повседневности, то есть именно та правда жизни, котор
ую ищет и стремится выразить художник, лирик по преимуществу.
Бессмертное общение между смертными и есть Духовная жизнь, историческо
е сознание людей. А символичность жизни, иными словами, возможность запи
сать, выразить её знаком, символом, объясняется тем, что жизнь Ч значител
ьное, содержательное, осмысленное явление.
«Доктор Живаго» стал итогом многолетней работы Бориса Пастернака, испо
лнением пожизненно лелеемой мечты. С 1918 года он неоднократно начинал писа
ть большую прозу о судьбах своего поколения и был по разным причинам вын
ужден оставлять эту работу неоконченной. За это время во всем мире, и в Рос
сии особенно, все неузнаваемо изменилось. В ответ менялись замысел, геро
и и их судьбы, стиль автора и сам язык, на котором он считал возможным гово
рить с современниками.
Совершенствуясь от опыта к опыту, текст следовал душевному состоянию св
оего творца, его ощущению времени. На страницах писем и рукописей, исписа
нных четким, одухотворенно летящим почерком Пастернака, постоянно упом
инается работа над прозой.
В 1915 Ч 1917 годах, одновременно с первыми книгами своих стихотворений, Пасте
рнак написал несколько новелл, из которых была напечатана только «Апелл
есова черта». Вскоре автор перестал считать удачной не только эту новелл
у, но и её манеру, замысел, подчиненный тогдашнему пониманию задач искусс
тва. Эти мысли высказаны им в короткой повести «Письма из Тулы». Новые взг
ляды Пастернак стремился воплотить в начатом тогда же романе. Посылая ег
о отделанное начало (примерно пятую часть) редактору и критику В. Полонск
ому, он писал:
«Вот история этой вещи. До 17 года у меня был путь Ч внешне общий со всеми; н
о роковое своеобразие загоняло меня в тупик, и я раньше других, и пока, каж
ется, я единственно, Ч осознал с болезненностью тот тупик, в который эта
наша эра оригинальности в кавычках заводит… И я решил круто повернуть. Я
решил, что буду писать, как пишут письма, не по-современному, раскрывая чи
тателю все, что думаю и думаю ему сказать, воздерживаясь от технических э
ффектов, фабрикуемых вне его поля зрения и подаваемых ему в готовом виде,
гипнотически и т. д. Я таким образом решил дематерьялизовать прозу…»
Так появилась известная повесть «Детство Люверс».
До начала тридцатых годов Пастернак время от времени упоминает о продол
жении и развитии сюжетных линий романа.
Появляются прозаические (1922 год), а затем Ч стихотворные главы романа «Сп
екторский» и «Повесть», в начале которой читаем:
«Вот уже десять лет передо мною носятся разрозненные части этой повести
, и в начале революции кое-что попало в печать.
Но читателю лучше забыть об этих версиях, а то он запутается в том, кому из
лиц какая в окончательном розыгрыше досталась доля. Часть их я переимено
вал; что же касается самих судеб, то как я нашел их в те годы на снегу под дер
евьями, так они теперь и останутся, и между романом в стихах под названием
«Спекторский», начатым позднее, и предлагаемой прозой разночтения не бу
дет: это Ч одна жизнь» (1929 год).
Трагические события в истории страны Ч коллективизация, надвигающийс
я террор Ч и происходившая на этом фоне личная семейная драма требовали
перелома и в отношении к себе, своей работе. Пастернак пишет итогово-биог
рафическую «Охранную грамоту» (1931 год).
Замысел работы о судьбах поколения после пятилетнего перерыва приобре
тает новые черты:
«А я, хотя и поздно, взялся за ум. Ничего из того, что я написал, не существуе
т. Тот мир прекратился, и этому новому мне нечего показать. Было бы плохо, е
сли бы я этого не понимал. Но, по счастью, я жив, глаза у меня открыты, и вот я с
пешно переделываю себя в прозаика Диккенсовского толка, а потом, если хв
атит сил, в поэта Ч Пушкинского. Ты не вообрази, что я думаю себя с ними сра
внивать. Я их называю, чтобы дать тебе понятье о внутренней перемене.
Я мог бы сказать то же самое и по-другому. Я стал частицей своего времени и
государства, и его интересы стали моими», Ч читаем в письме к отцу 25 декаб
ря 1934 года.
Период, связанный с Первым съездом писателей (1932-1936), стал временем наибольш
ей общественной деятельности Пастернака.
Во многом это объяснялось инициативой Горького и Бухарина. О Пастернаке
писали и говорили. На него возлагали надежды. На съезде он был выбран в пра
вление Союза, несмотря на то, что в своей речи сказал: «При огромном тепле,
которым окружает нас народ и государство, слишком велика опасность стат
ь социалистическим сановником. Подальше от этой ласки во имя её прямых и
сточников…»
Пастернак чувствовал большую ответственность, участвовал в собраниях
и дискуссиях, отстаивая свое мнение самостоятельного художника. Ему рез
ко возражали. Все это тяготило его, как утомительная и бесполезная трата
времени. Он страдал от бессонницы и переутомления. После вынужденной пое
здки в Париж на Конгресс писателей в защиту культуры летом 1935 года заболе
л и поехал в Болшевский санаторий. Вспоминая об этом периоде, Пастернак п
исал В. Ф. Асмусу:

«Тогда я был на 18 лет моложе, М
аяковский не был еще обожествлен, со мной носились, посылали за границу, н
е было чепухи и гадости, которую я бы не сказал или не написал и которой бы
не напечатали, у меня в действительности не было никакой болезни, а я был т
огда непоправимо несчастен и погибал, как заколдованный злым духом в ска
зке. Мне хотелось чистыми средствами и по-настоящему сделать во славу ок
ружения, которое мирволило мне, что-нибудь такое, что выполнимо только пу
тем подлога. Задача была неразрешима, это была квадратура круга, я бился о
неразрешимость намерения, которое застилало мне все горизонты и загора
живало все пути, я сходил с ума и погибал. Удивительно, как я уцелел, я долже
н был умереть…»

(3 марта 1953 года).
К осени тридцать пятого года Пастернак вернулся домой и мог возобновить
работу над романом, который, судя по уцелевшим листам, сложенным как обло
жка рукописи, мог быть, в частности, назван «Записки Патрикия Живульта». Н
есколько разрозненных фрагментов этой работы были напечатаны тогда же
в «Литературной газете», «Огоньке», журнале «30 дней». В целом же начало пр
озы 1936 года случайно сохранилось в бумагах журнала «Знамя» и было опублик
овано лишь в 1980 году в «Новом мире».
В конце тридцатых годов Пастернак зарабатывал переводами.
Тем не менее он исподволь, урывками продолжал писать роман. В письме отцу,
художнику Л. О. Пастернаку, от 2 мая 1937 года читаем:

«Ядром, ослепительным ядром
того, что можно назвать счастьем, я сейчас владею. Оно в той, потрясающе ме
дленно накопляющейся рукописи, которая опять, после многолетнего перер
ыва ставит меня в обладанье чем-то объемным, закономерно распространяющ
имся, живо прирастающим, точно та вегетативная нервная система, расстрой
ством которой я болел два года тому назад, во всем здоровьи смотрит на мен
я с её страниц и ко мне отсюда возвращается.
Помнишь мою вещичку, называвшуюся «Повестью»? То был, по сравнению с этой
работой, декадентский фрагмент, а это разрастается в большое целое, с гор
аздо более скромными, но зато и более устойчивыми средствами. Вспомнил ж
е я её потому, что если в ней и были какие достоинства, то лишь внутреннего
порядка. Та же пластическая убежденность работает и тут, но вовсю и, как я
сказал, в простой, более прозрачной форме. Мне все время в голову приходит
Чехов, а те немногие, которым я кое-что показывал, опять вспоминают про То
лстого. Но я не знаю, когда это напечатаю, и об этом не думаю (когда-то еще на
пишу?)».

Осенью 1939 года Пастернак бегло упоминает продолжение прозы, говоря о свои
х рабочих планах в записке к Лидии Корнеевне Чуковской.
В первую же военную зиму рукописи Пастернака сгорели при пожаре. Он о них
не жалел.
Разразившаяся вслед за годами террора война в защиту от фашистского нап
адения на стороне сил и стран, которые вызывали искреннее сочувствие Пас
тернака, объединила всех участием в общих лишениях, горестью потерь, рад
остью спасшихся и обретенных. Пастернак писал, что «трагический, тяжелый
период войны был живым периодом и, в этом отношении, вольным, радостным во
звращением чувства общности со всеми». Это позволило ему по-новому пред
ставить себе замысел лирической эпопеи Ч романа о самом главном, об атм
осфере европейской истории, в которой, как в родном доме, формировалось е
го поколение.
И «когда после великодушия судьбы, сказавшегося в факте победы, пусть и т
акой ценой купленной победы, когда после такой щедрости исторической ст
ихии повернули к жестокости и мудрствованиям самых тупых и темных довое
нных годов», Пастернак не отказался от своих свободных планов, а, по его сл
овам, «испытал во второй (после 1936 года) раз чувство потрясенного отталкив
ания от установившихся порядков, еще более сильное и категорическое, чем
в первый раз».
Занятая позиция представлялась ему радостным возвращением к свободе и
независимости, к чему-то всеми временно забытому, к реальности мирного в
ремени, к производительной жизни, к Божьему замыслу о человеке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12