— Великолепно! — воскликнул с восторгом молодой адвокат.— Теперь я понимаю, почему господин Монгарнье приезжает сюда даже зимой. Очень вам благодарен, госпожа Трабу. Я должен возвратиться в Париж. Хочу позвонить своему клиенту еще сегодня вечером.
— Я провожу вас,— вежливо ответила женщина и продолжала: -Да... Господин Монгарнье приезжает сюда зимой и летом. Он говорит, что ему здесь лучше, чем в Париже. Можно спокойно размышлять и работать. Сейчас он себя упрекает из-за того убийства...
— Из-за убийства? — удивился Риго.— Но ведь он не имеет к нему никакого отношения.
— Именно это я и повторяю ему,— прервала его госпожа Трабу.— А он упирается: «Моя дорогая почтенная Мария-Луиза (меня зовут Мария-Луиза), я должен был вернуться в Париж в понедельник. Я, вероятно, зашел бы к дяде, и преступник не осмелился бы напасть». Они провели Рождество со старым господином в Медоне, но на Новый год приехали сюда. Встречали его с приятелями, а первое января пришлось на воскресенье... В понедельник господин Джеймс вместо того, чтобы возвратиться в Париж, решил еще остаться на пару дней, так как должен был, как он говорил, закончить текст для издателя. Он работал весь понедельник и вторник. В среду выехал, с госпожой в Руан за покупками. Ах! Той среды я никогда в жизни не забуду!
— Почему? Разве тогда случилось что-нибудь? Она посмотрела на него, сбитая с толку.
— Но ведь то убийство. Здесь ничего не произошло. Вечер был такой же, как и все другие, спокойный, тихий. И когда я подумаю, что в это же самое время в Медоне... Ах! Еще и сейчас у меня мурашки по коже...
— Да,— сказал Риго,— никогда ничего заранее не известно.
— Именно, господин адвокат, правильно вы это заметили. Господин и госпожа вернулись в тот вечер из Руана около шести. Было уже совсем темно. Приехали на «Мерседесе».
— У них есть и другой автомобиль?
— Маленький «Остин» госпожи Ингеборг. Здесь они всегда на нем ездят. Они выехали двумя автомобилями. Но госпожа оставила «Остин» для смазки и осмотра. На другой день она собиралась его забрать. Когда они вернулись, я лечила своего мужа. У него был грипп. В этом году зима ужасная! В тот вечер госпожа была очень мила. Она сказала мне: «Вы занимайтесь Адрианом, Мария-Луиза. Только придите приготовить ужин». Поэтому я пошла туда около половины седьмого, а может, без четверти семь. Господин работал — стучала его машинка. Я приготовила еду и ждала, когда он закончит, чтобы подать на стол. Но госпожа поняла, что я спешу домой. В восемь часов она зашла в кабинет господина и, вернувшись, сказала мне: «Мария-Луиза, я думаю, у хозяина работы еще на полчаса. Возвращайтесь к себе. Я сама подам ужин».
— И тогда вы вернулись к себе,— сказал Риго, слушавший ее вполуха и уже направлявшийся к машине.
— Конечно. Ведь Адриан лежал в постели больной. Тогда госпожа, вы знаете, это не чванливые люди, вернулась в кабинет и сказала господину: «Дорогой, Мария-Луиза хочет сказать тебе спокойной ночи». А он крикнул: «Спокойной ночи, Мария-Луиза. Приятного вам вечера с Адрианом!» И снова принялся печатать. Не могу вам описать, что с ним было на следующее утро, когда полиция по телефону сообщила эту страшную новость. Я всегда буду помнить, каким он выезжал на «Мерседесе». Я еще удивилась, что такое случилось. Только потом госпожа мне объяснила.
Риго удалось сесть за руль. Она шла за ним до самой машины и, прежде чем он отъехал, успела сказать:
— Господин адвокат, я вас очень прошу, постарайтесь, чтобы тот проклятый араб был наказан по заслугам, а маленького Жилля выпустили.
Глава четырнадцатая
Несмотря на добрую волю, которую проявила Жинетт Гобер, адвокат не смог добыть у нее ничего интересного. После перенесенного инфаркта старый Дезире практически никуда не выходил из дома. Кроме посещавшего его племянника, к нему иногда приходили на ужин старые друзья, бывшие компаньоны или родственники, но никто из них не обладал такой физической силой, чтобы мог убить человека ударом, молотка.
Риго вернулся в контору около половины седьмого, когда все уже ушли. Он был раздражен, что оказался в тупике и спрашивал себя, не столкнулся ли он с идеальным преступлением, тем более совершенным, что убийца не только замел все следы, но и отдал в руки правосудия невиновного Ибрагима Слимана.
Риго зажег свет в своем кабинете, достал из кармана листок с номером телефона отеля «Альпина» и сел возле столика, чтобы позвонить Джеймсу Монгарнье. Взгляд его упал на продолговатый конверт, подсунутый под пресс-папье. Это был фирменный конверт канцелярии и, следовательно, означал служебное сообщение. Риго вскрыл конверт. Из него выпали два листка бумаги с машинописным текстом. На полях первого была пометка, поспешно сделанная нервным почерком председателя адвокатской коллегии. Риго прочел раз, потом второй со все возрастающим интересом. Дочитав, долго сидел, уставившись в темноту, которую свет лампы загнал в угол. У него пропало желание звонить, не хотелось думать. Прошло немало времени, хотя он не мог бы сказать, сколько именно. И тут у Риго появилась какая-то внутренняя тревога. Подхваченный лихорадочным возбуждением, он принялся приводить в порядок заметки, набросанные предыдущей ночью, затем разложил их на бюро, придвинул записную книжку и принялся за работу.
Когда Риго наконец вышел из конторы, время ужина давно минуло. По дороге он заехал перекусить в бар на Елисейских полях. Он чувствовал нетерпение, и одновременно необыкновенную радость. Париж казался ему прекрасным, женщины красивыми, огни яркими, реклама фильмов идеальной. Адвокат знал, что не может ничего сделать до завтрашнего утра, но, несмотря на возбуждение, едва положив голову на подушку, погрузился в освежающий сон.
На следующее утро Риго дождался открытия магазинов, сделал необходимые покупки и, сложив пакеты в портфель, выехал по шоссе, ведущему на запад.
В Паси-сюр-Эр адвокат приехал около одиннадцати. Там он свернул на Кошерель, в деревне переехал мост через реку Эр и направился к имению Монгарнье. Остановившись на левом берегу, Риго стал высматривать расположенный напротив дом Джеймса. Он без труда нашел лесок рядом с имением. От шоссе к нему, как и говорила госпожа Трабу, шла дорожка. Адвокат подъехал к кованым железом воротам в стене из серого камня и внимательно осмотрел огромный замок, содержащийся, как оказалось, в идеальном порядке. Затем доехал до Лувьера, где зашел в три мастерские. Только в третьей хозяин ответил на его вопрос утвердительно.
— Да, я занимаюсь обслуживанием машин господина Монгарнье из Кошереля.
— Не скажете ли вы,— произнес Риго с обезоруживающей улыбкой,— вы, наверное, понимаете цель моего визита... несколько секретного. Госпожа Монгарнье с мужем поехали кататься на лыжах, и я, пользуясь этим случаем, решил купить ее машину...
Хозяин мастерской нахмурил брови.
— «Мерседес» или «Остин»?
- «Остин». Это он принадлежит госпоже Монгарнье, не правда ли? Я хотел бы знать... вы понимаете... чего придерживаться.
— Понимаю,— сказал мастер с воодушевлением.— Не понимаю, однако, почему госпожа Монгарнье продает эту машину. Она прошла не больше восьми тысяч километров.
— Она тоже так говорила, но я не очень верил.
— Гарантирую вам это! Посмотрите... Я выписал в реестр количество километров, пройденных машиной перед последним осмотром. Я делаю это для рассеянных клиентов, которые теряют квитанции.
Он подошел к конторке, открыл тетрадь и перелистал несколько страниц, водя по строчкам пальцем.
— Вот, пожалуйста! — воскликнул он.— Есть. Тридцать первого декабря. Госпожа Монгарнье. «Остин» 935 М 27. На счетчике 8234 километра. Мытье, смазка, общий осмотр и так далее.
— Она оставила здесь машину тридцать первого декабря?
— Да. Я очень хорошо запомнил, что это было под Новый год. У меня оказалось черт знает сколько работы, а госпожа Монгарнье настаивала, чтобы машина была готова, когда она будет возвращаться с мужем из Руана. Они поехали туда за покупками на «Мерседесе». Это хорошие клиенты, поэтому мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы они были довольны...
— У кого собственное дело, у того и обязанности...— прокомментировал адвокат.— Во всяком случае, я вам очень благодарен. Меня, собственно, интересует состояние ее машины...
— Пожалуйста. Вы можете платить за нее с закрытыми глазами,— убежденно заверил его механик.
Риго спокойно пообедал в Лувьере и поехал в Кошерель. Мария-Луиза Трабу сидела за кофе в компании своего мужа Адриана, который был повеселее, чем накануне.
Адвоката приняли сердечно, вынудили выпить чашку кофе с рюмкой кальвадоса.
— Ну что, господин адвокат,— спросила она,— удалось вам поговорить с хозяином?
— Конечно, дорогая госпожа Трабу, благодаря вам я смог с ним поговорить вчера вечером. Он не хотел по телефону распространяться о положении своего племянника, но сообщил мне важное известие.
— Ах, так? — госпожа Трабу казалась заинтересованной.
— Да. Поскольку перед выездом мы должны были увидеться в Кошереле, а я опоздал, то они записали для меня инструкцию на магнитофоне. Если вы не имеете ничего против, я хотел бы ее прослушать.
— Это же очень просто, господин адвокат,— поспешно сказала старушка.— Я как раз должна идти туда прибирать, а у мужа много работы в парке. Мы пойдем вместе, и вы послушаете магнитофон, если умеете с ним обращаться.
— Думаю, что как-нибудь справлюсь,— скромно уверил ее адвокат.
Он любезно пригласил мадам Трабу в свою машину и подвез
к дому. Она вошла с Риго в кабинет и стояла рядом, когда он включил аппарат. В комнате раздался голос Джеймса Монгарнье. Он диктовал статью, посвященную выставке современной живописи. Госпожа Трабу слушала с удивлением.
— Каких чудес только сейчас не бывает! Как жаль, что ни одна машина не выполняет работу за меня. Я оставляю вас, господин адвокат. Когда закончите, позовите меня. Я должна убирать кабинет хозяина и во время его отсутствия.
— Отлично, госпожа Трабу. Положитесь на меня,— успокоил ее Риго.
С часто бьющимся сердцем, возбужденный своим предположением, он нажал кнопку, промотал большой кусок ленты и снова начал слушать. Монгарнье все еще диктовал. Трижды Риго перематывал пленку, время от времени включая запись. Критик диктовал какое-то письмо, а потом следующую статью. На четвертый раз зазвучала музыка. Прошло несколько минут. Молодой адвокат чувствовал возрастающее напряжение. И вдруг наступила тишина, после чего послышался стук пишущей машинки. Длился он две или три минуты, с маленькими перерывами, как будто печатающий останавливался и задумывался, прежде чем начать новую фразу. Затем без всякого перехода снова заиграла музыка. Это была запись симфонического джаза, причем довольно слабая, как будто при записывании вместо специального шнура воспользовались микрофоном. Риго уменьшил громкость, чтобы Мария-Луиза ничего не услышала, и терпеливо дождался конца музыкальной записи. С последним тактом музыки послышался голос Монгарнье, после чего снова раздался стук пишущей машинки, затем шипение и голос Монгарнье продолжил прерванное письмо к издателю.
Молодой адвокат остановил ленту и прислушался к звукам в доме. Мадам Трабу убирала уже, вероятно, в кухне. Вернув пленку к нулю, Риго вынул бобину и вложил на ее место новую, купленную утром в Париже. После этого поспешно вышел из кабинета и в холле громко позвал Марию-Луизу. Она появилась тотчас же, снимая с рук розовые резиновые перчатки.
— Я здесь, господин адвокат! Услышали ли вы то, что хотели?
— Да. Спасибо, дорогая госпожа Трабу. Я ничего там не трогал и оставил магнитофон в таком же состоянии, в каком он был. Я несказанно вам благодарен за любезность.
— Господин адвокат, я всегда к вашим услугам,- вежливо заверила мадам Трабу, провожая его к машине.— Если только это сможет помочь маленькому Жиллю...
— Что касается Жилля, то вы можете быть спокойны, госпожа Трабу, это обязательно ему поможет. Очень поможет...
Глава пятнадцатая
Джеймс Монгарнье и Ингеборг были арестованы в аэропорту Орли в пятницу, восемнадцатого февраля, вечером, когда они — загорелые и улыбающиеся — выходили из самолета, прибывшего
из Женевы. А в среду, двадцать третьего февраля, в маленьком ресторане на площади Сен-Андре-дез-Арт собрались остальные участники событий. Здесь был Ибрагим Слиман в темном, явно новом костюме и Полина Мерсье, одетая в скромное синее платье, которое ей было очень к лицу. Ее глаза излучали спокойную безмятежность и мягкое очарование. Жилль Баландри был в спортивном костюме, перед этим он сделал визит к парикмахеру. Неизвестно, то ли короткие волосы, то ли пережитые события сделали его менее инфантильным, выявив в его лице мужественные черты. Эрве Риго угощал своих клиентов.
— Еда была великолепная, дорогой адвокат, но вы заставляете нас умирать от любопытства,— торопил Жилль адвоката.— Мы не можем дальше ждать ваших объяснений. Не говоря уже о том, что неожиданный поворот, благодаря которому мы с Ибрагимом получили свободу, совершенно нас поразил. Причем, меня еще в большей степени, чем его. Я был готов поверить всему, коль речь зашла о дяде Джеймсе. Но такой бойни... Нет!
— Именно,— ответил Риго, внезапно посерьезнев,— я допустил ту же ошибку, что и вы, предположив, что такое зверство можно объяснить только примитивным инстинктом убийства. Оказалось, что эта идея может возникнуть и в изощренном, извращенном уме. Вы хотите более подробных объяснений? Мой дорогой Ибрагим, не обижайтесь, но когда я шесть недель назад отправился в тюрьму на первое свидание с вами, я был абсолютно уверен в вашей виновности. Мои далеко не полные сведения об этом деле не оставляли никаких сомнений в этом. Араб, тряпка, пропитанная кровью его жертв... Да и выглядели вы не очень симпатично — с подбитым глазом, распухшими губами и сломанным носом. У вас было, прошу прощения, лицо профессионального убийцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17