— П...деныш, иди в кадр, — траурно проворчал оператор.
На лице мальчишки не было испуга перед окликом, скорее, досада: мало оторвали от дела, так еще обругали на всю площадку.
— Тут я, — буркнул он, стараясь говорить со взрослой сипотцой. Очевидно, так он надеялся зара-
ботать хоть какой-то авторитет. Режиссер поглядел сверху вниз.
— Вот что, Вова, — произнес Миша спокойно, почти отечески. — Предупреждаю последний раз: будешь срывать съемки — уволю, найду другого. Понял?
— Понял, — просипел тот.
— Марш на площадку, живо! Милочка! У Вовы грим потек, подправьте!
— П...деныш, — не меняя интонации, проворчал оператор, — в кадр иди, тебе говорят.
Мальчишка заспешил в тот конец площадки, куда был направлен юпитер. Там уже прохаживался Вадим, ждала Наташа, здоровый амбал, имени которого Дима не знал, ведьмы. Пока есть время, гримерша наносила на лицо Наташи последние мазки, подправляла прическу. Теперь она переключилась на Вову. Звукооператор выверял положение «журавля» — специального микрофона.
— Посторонним покинуть площадку! Мотор! — прогремела магическая команда.
— Эпизод четырнадцать, дубль первый! — пропищала помощница и хлопнула «хлопушкой».
Хлопок получился звонким, как пистолетный выстрел. Борик даже вздрогнул. Миша здорово нервничал. Недавний выпускник ВГИКа, — три года, разве это срок? — он сам был на побегушках у маститых, не успел наработать авторитета и, похоже, испытывал по этому поводу некоторые комплексы. Надо заметить, выглядел Миша на тридцать, но на деле ему только-только исполнилось двадцать шесть. За время учебы он снял пару вполне пристойных короткометражек, а после — полнометражную картину. Ту самую, про мафию,
Фильм прошел тихо, был показан по телевидению, не в прайм-тайм, конечно, и отошел на задний план, уступив место старым картинам, американским дешевым поделкам и бразильско-мексиканскому «мылу». Правда, год назад его пригласили снимать какое-то телешоу, что дало Мише возможность засветиться в высоких кругах шоу-тусовки, но кино он не бросил. Фильмами грезил и клялся, что однажды добьется настоящего успеха. Нет, не только здесь, но и по всему миру. В последнем Дима сильно сомневался, хотя и не высказывал собственных сомнений вслух. Кто знает, как повернется дело?
На той стороне площадки одна из актрисочек второго плана, не занятая в сцене на кладбище, коротала время, откровенно заигрывая со смазливым актером, исполнителем одной из главных ролей. Актер являл собой образ типичного сердцееда, плейбоя, любимца женщин. Высокий, стройный, с вьющимися волосами, тонколицый, слащавый, словом, все, как положено.
Дима поманил пальцем стоящего поодаль парня из обслуги.
— Кто это? — спросил он, указывая на актера.
— Жунов, — ответил тот.
— Он всегда так себя ведет?
— Всегда, — кивнул тот.
— Понятно, спасибо, — Дима отдал букет Бори-ку, скрестил руки на груди.
Фамилию он вспомнил. Алексей Жунов уже снялся в трех отечественных блокбастерах и, судя по всему, чувствовал себя настоящей кинозвездой мирового класса. Его фотографии нет-нет да и мелькали в газетах и журналах, а читательницы «Журнала для КРУТЫХ мужчин» даже признали его «Мужчи-
ной года». «Если бы Миша поставил дело чуть иначе, — подумалось Диме, — вряд ли они решились бы ворковать во время съемки. Дисциплина в команде явно прихрамывает». Еще он подумал, что поставил бы над группой жесткого администратора. Вроде Боксера или Чингиза. Тогда никто не посмел бы самовольно уйти пообедать или начать любовные игры в павильоне.
Через пять Минут девица уже сидела у Жунова на коленях. Дима с интересом наблюдал за развитием ситуации. Он уже заметил, что кое-кто из занятых в съемке актеров поглядывает в сторону новоявленной парочки. Еще через три минуты «голубки» целовались взасос, никого особенно не стесняясь. Еще через две рука Жунова оказалась под костюмом у девицы. Совершенно не стесняясь, он тискал ее грудь. Миша не мог не замечать происходящего. Он побагровел, пыхтел, но молчал. Очевидно, Жунов ему был нужен.
— Во дают, — пробормотал Борик и тряхнул чисто выбритой головой. — Тут, болт с нарезкой, надо ночной клуб с голыми бабами открывать, а не кино снимать.
На колосниках кто-то засмеялся.
— Стоп!!! — заорал взбешенный Миша.
— Ну, слава богу, — прошептал себе под нос Дима.
— Что за смех наверху? — режиссер задрал голову и свирепо уставился на колосники. — Неужели нельзя помолчать во время съемки? — Он в сердцах топнул ногой. — Вы что, не знаете, что мы звук напрямую пишем? Почему я все время должен делать замечания?
— Извините, Михал Михалыч.
Парочка внизу прервала продолжительный поцелуй, невинно уставилась на беснующегося Мишу. Дима отметил, что рука актера по-прежнему пребывает под одеждой девицы и даже совершает недвусмысленные манипуляции.
— Леша, — не глядя в сторону Жунова, процедил Миша, стараясь сохранить чувство собственного достоинства, — нельзя ли заниматься ЭТИМ в другом месте?
— Легко, — улыбнулся не без издевки Жунов. — Мы можем уйти.
Дима хмыкнул. Актер сказал «мы», подчеркивая, что девица попала в разряд его любовниц и, стало быть, теперь принадлежит к клану неприкасаемых.Повисла неловкая пауза. Миша пытался сообразить, как остановить Жунова и при этом не «потерять лица».
— Я имел в виду, не на съемках.
— Если я тебе не нужен, могу уйти, — повторил Жунов и улыбнулся еще шире. — Найди другого актера.
Миша громко выдохнул. Он проигрывал, а это было самое худшее, что могло случиться в команде. Потеря руководителем авторитета.
— Снимаем сначала.
— Весь эпизод? — мрачно поинтересовался оператор.
— Я сказал: с самого начала!!! — заорал Миша.
— П...деныш, — позвал привычно оператор рыжего мальчишку, — давай на исходную.
— Набейте кто-нибудь рожу этой сволочи, — пробурчал Олег. — Сил нет уже терпеть его выходки.
Дима взглянул на него.
— Бадяев, — заметив взгляд, сценарист привстал. — Олег Бадяев. Вроде как автор сценария всего этого... — и тяжко вздохнул.
— Почему «вроде как»?
— Да потому, что от моего первоначального сценария не оставили камня на камне... — печально заметил Бадяев. — Третий вариант не просто плох. Он ужасен. И все из-за этого... — сценарист стрельнул ненавидящим взглядом в сторону обнимающейся парочки.
— А в чем дело? — полюбопытствовал Дима.
— Продюсер — дядя этого морального урода. Одним из условий предоставления средств на фильм было приглашение племянника на главную роль и постоянное мелькание в кадре. Да бог бы с ролью, по типажу он подходит, да и как актер совсем не плох, но... — Сценарист вздохнул. — Я уже подумываю, а не снять ли мне свою фамилию с титров? Стыдно, ей-богу.
— И часто у вас такое?
— Какое «такое»? — злобно оскалился Олег, ткнув пальцем на Жунова, запустившего руку актриске под юбку. — Такое? Постоянно. И это еще не самое худшее. Иногда эта скотина обижается, и всей группе приходится ходить за ним и уговаривать вернуться на площадку. Тоже мне, Марлон Брандо... Но в результате-то сроки нарушаются, бюджет картины трещит по швам, а продюсер вымещает зло на Михаиле. И попробуйте выкинуть этого заср...а, продюсер сразу скажет, что сворачивает финансирование. Отечественный кинематограф — грязен. Все решает не мера таланта, а личные связи.
— Понятно, — Дима кивнул.
— Снято! — крикнул тем временем Миша. -Всем спасибо.
Его реплика прозвучала примерно как: «Ну хоть что-то мы сегодня сделали». Судя по лицу Миши, он остался не очень доволен, но время поджимало.
— Снимаем эпизод двенадцатый, — объявила помреж. — Ведьмы свободны. Вова, ты тоже свободен. Напоминаю, завтра в одиннадцать в четвертом павильоне. «Мышеловка». И попрошу без опозданий.
Рабочие принялись спешно снимать рельсы, переносить юпитеры и вспомогательные прожекторы. Оператор возился с камерой.Юный Вова тут же улетучился. Жунов и актриска продолжали самозабвенно целоваться. Подошла Наташа.
— Ну и как впечатление? — спросила она, нервно усмехнувшись.
— Нормально, — спокойно ответил Дима. — Вашему Мише характерны порезче.
— Какой есть, другого нет, — ответила она. — Тяжелее тому, кто больше заинтересован. Знаешь, сколько сейчас невостребованных режиссеров? Кино — бизнес такой. Хочешь снимать, спрячь гордость подальше, держи свое мнение при себе и делай то, что говорят.
— На хрен нужна такая работа? — абстрактно поинтересовался Борик.
— Мы ее любим, — ответила ему Наташа. — А почему твой Чингиз не приехал? — спросила она Диму.
— У него дела, — пожал плечами тот.
— Понятно. Я сейчас пойду переодеваться. Ты со мной? Или здесь побудешь?
— Постою посмотрю, — улыбнулся Дима. — Мне интересно.
— Как хочешь. Только в склоки не ввязывайся. Это наши внутренние дела. — Наташа чмокнула его в щеку. — Скоро вернусь.
— Хорошо.
Миша взял сценарий, прошелся по площадке.
— Леша, иди сюда.
— Зачем? — Жунов продолжал обжимать свою новую пассию.
— Давай обговорим сцену. Я хочу, чтобы ты понял концепцию этого эпизода.
— Да я и так все сделаю, Миш, — тот отмахнулся, даже не оборачиваясь. — Мы что, «Войну и мир» снимаем? Или «Броненосец «Потемкин»?
Актриска засмеялась, обожающе взглянула на своего кумира.
— Леша, — тон у Миши стал холодно-ровным, — поднимись, пожалуйста, на площадку.
— Миш, я занят. Ты же видишь. Не волнуйся, я все сделаю как надо. Я — профессионал как-никак.
Жунов вновь вернулся к объятиям. Миша оглянулся на отвернувшуюся, якобы ничего не слышащую помрежа, на слишком усердно возящегося с камерой оператора, на посмеивающихся рабочих, укладывающих рельсы для «долли», на звукооператора, «увлеченно» пристраивающего «журавля» на новом пятачке, на Диму. Тот стоял, скрестив руки на груди, с интересом ожидая дальнейшей реакции режиссера.
— Леша, прошу тебя по-хорошему, оставь эту потаскуху и поднимись на площадку.
Жунов, пафосно разыгрывая негодование, поднялся.
— Ты что себе позволяешь? И кто здесь потаскуха? На колосниках заржали в голос, крикнули:
— Миша, а дайте ему в морду! Жунов вспыхнул:
— Ну все, с меня хватит. Я не могу работать в такой обстановке.
Он резко развернулся и вышел из павильона. Актриска возмущенно фыркнула и направилась следом. Похоже, рядом с Жуновым она почувствовала себя «за каменной стеной».
Миша вздохнул:
— Закончили на сегодня. — Сказал помрежу: — Скажите Наташе, что она свободна. Судя по всему, мы все теперь долго будем свободны.
— Мишаня, — вдруг подал голос оператор. — Да ну его в ж...у, этого п...деныша. Не расстраивайся, Было бы из-за кого. Придет сам. Потерпи пару дней.
— Правда, Михал Михалыч, — поддакнула помреж, прежде чем «испариться».
- Видели? — спросил, поднимаясь с тележки, сценарист. — То самое, о чем я вам говорил. Миша! — Он вдруг резко повернулся к помосту. — Я с этим козлом больше работать не буду! Достало меня!!! Можешь снять мою фамилию с титров. Мне все равно! — и, размахнувшись, швырнул сценарий на съемочную площадку.
Тонкая папка, пролетев через половину павильона, шлепнулась на бетонный пол. Сценарист криво усмехнулся и вышел.Щелкнул тумблер, юпитер погас, в павильоне сразу стало темно. Рабочие, тихо переговариваясь между собой, потянулись к выходу.
— Михал Михалыч, я могу идти? — донеслось с колосников.
— Иди, Гриш, иди, — устало ответил Миша. Он подошел к краю площадки, присел, свесив ноги с помоста. — Видал? — спросил он невесело Диму. — А ты говоришь, Родригес... На хрен. — Он оглядел павильон, вздохнул: — Кранты картине.
— Почему?
— Дядя этого козла позвонит, потребует извиниться, а я не могу уже. — Миша чиркнул ладонью по горлу. — Вот он у меня где сидит. Тот не переведет завтра деньги, декорации разберут, а павильон потом освободится только месяца через три. — Режиссер покачал головой. — Олег еще дверью хлопнул.
— Отойдет.
— Думаешь?
— Уверен. Он полностью гонорар получил?
— Половину.
— Тогда вернется. Есть всем надо. Миша вздохнул.
— Блин, ну почему в этой стране всегда все через задницу? Гланды — через ж...у, аппендицит — через рот... — Дима поднял сценарий, положил на помост. Миша даже не взглянул на папку. — Когда-нибудь мы будем нормально жить?
— Успокойся, — Дима остановился рядом. Он бы, пожалуй, тоже присел, если бы не был в свадебном костюме. — Все наладится.
— Твоими бы устами...
Несмотря на знак, запрещающий курить, Миша достал из кармана сигарету, щелкнул зажигалкой.
— На свадьбу-то поедешь? — спросил Дима. Миша хмыкнул:
— Да Наташка приглашала, но я даже не знаю... Да и без костюма неловко.
— В реквизите подбери, — Дима улыбнулся. — Поехали. Я тебя приглашаю.
— Ну, когда очень настойчиво приглашают, отказываться некрасиво. — Миша сполз с помоста. — Сейчас погляжу, что из костюмов там есть. И ребят соберу, кто поедет. Встретимся на главной проходной.
— Давай, — Дима проводил режиссера взглядом, посмотрел на сиротливо лежащий сценарий, подхватил его, свернул трубочкой, сунул в карман. Кивнул Борику: — Пошли. Наташу возьмем и к этому... «Марлону Брандо» заглянем по дороге.
— Зачем? — не понял тот.
— На свадьбу позвать хочу.
— Да ему репу хорошенько надо начистить, а не на свадьбу звать, — осклабился Борик.
— Пошли, пошли...
Степан заскучал. Он специально не поехал в ЗАГС, чтобы досадить отцу, а прибыл в пансионат уже после начала банкета, даже не потрудившись переодеться в специально привезенный охранниками черный хвастливый смокинг. В гробу он видел все эти приличия. Нет, Степан не питал неприязни к брату и не хотел его обидеть. Это был всего лишь протест против давления отца. В конце концов, он, Степан, уже не в детсадовском возрасте и сам знает, что и как ему делать.
По дороге, несмотря на наказ отца, успел принять «двести граммов для разгона» и теперь чувствовал себя вполне прилично. Другое дело, что Степан не любил показушно-торжественные мероприятия.
Надо признать, дирекция пансионата, понимая, КАКОГО клиента принимает, постаралась. Подъездные дорожки расцвечивала праздничная иллюминация. Брызгали огнями фейерверки, слепящие лучи разноцветных прожекторов вычерчивали в ночном небе замысловатые узоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40