Пошли.
Кеша замялся, спросил на всякий случай:
— Чингиз, а ты отвечаешь, что базар по делу? Глаза Чингиза сузились.
— Отвечаю, — твердо заявил он. — Пойдем. У меня времени в обрез. Мужчину нужного женим сегодня, а я даже не поздравил еще.
— Слыхал. Звонили наши про это, — согласился Кеша. — Ну, пойдем побазарим, раз по делу.
Они вышли из туалета, Кеша свернул было к залу, но Чингиз мягко взял его под руку.
— Давай через служебный пройдем, братан. Мне тут у вас светиться ни к чему. Сам понимаешь, кусок чужой, базары начнутся ненужные. Крюк пойдет.
Кеша подумал, кивнул.
— Ладно, давай через служебный. Вообще-то он рассчитывал забрать свой ствол, просто так, на всякий случай, но не станешь же говорить об этом.
Они прошли узеньким коридорчиком, миновали кухню, подсобные помещения и толкнули тяжелую, обитую железом дверь. Внутренний дворик был пустынен и темен. При их появлении за оградой коротко, подавая сигнал, моргнула фарами машина.
— Вон туда, — скомандовал Чингиз.
— Как скажешь, братан.
Кеша пошел к массивным, чугунным воротам, запираемым на навесной замок. Чингиз шагал сзади слева. Цепь висела веревкой. Кто-то заранее потрудился открыть замок.Кеша потянул створку. Петли загудели басовито, как геликон.Тотчас же передняя дверца «БМВ» открылась, из салона выбрался Вадим.
— Здорово, братан, — с улыбкой сказал он.
— Здорово, — кивнул Кеша. — Я тебя знаю. Ты — Вадим.
— Угадал. Лезь в тачку, побазарить надо.
— Если надо, давай здесь базарить.
Кеша присматривался, но двор был темный, ни одного огонька. Света сзади нет, а стекла у «БМВ» тонированные, сколько народу в салоне — не понять. Но уже само приглашение ему не понравилось.
— Да чего нам всему двору о делах наших звенеть. Ботва услышит, в ментовку позвонит, — Вадим не переставал улыбаться. — Не знаю, как ты, братан, а я лишний раз перед ментами рылом отсвечивать не хочу.
— Ботва спит уже давно, — Кеша остановился в двух шагах от иномарки. — Говори, что нужно, да пойду я. У меня еще дела есть.
— Смотри, братан, если тебя так парит, можно и здесь побазарить, я не против.
Кеша почуял неладное. Сердце испуганно зашлось, взлетело воробьем под горло, подперло под кадык. Кеша сглотнул. Вадим вышел из-за дверцы, и Кеша увидел в его руке массивный черный «ТТ».
— Звенят, братела, ты косяка спорол. Американца «махновцам» слил. Теперь вилы тебе двойные вылезают.
— Да вы чего, пацаны,"— Кеша никак не мог отвести взгляд от пистолета.
Он услышал мягкие щелчки замков, а когда сумел поднять взгляд, увидел возле машины еще троих. Челнока и Пестрого Кеша в лицо не знал, но Вячеслава Аркадьевича не знать не мог. А увидев Мало-старшего, он понял: если уж «папа» сорвался со свадьбы собственного сына, чтобы приехать за ответом, то его, Кешу, ничего хорошего не ждет. Валить его будут.
— Вы чего... Кроха, б...ь буду, — взмолился Кеша, — я не при делах здесь. Да я сам готов завалить тех лосей отмороженных, что Американца замочили. Знал бы кто — объявил бы сразу. Что я, враг себе? Но раз такой крюк пошел, давайте чисто по понятиям разбор вести. Киньте предъяву, забейте «стрелку», чтобы я ответить мог...
— Хватит пустым базаром греметь, обсос, — негромко сказал Вячеслав Аркадьевич. — Ты Американца по понятиям, что ли, сливал? Лезь в тачку, не заставляй ждать.
Кеша понурился, оглянулся, но за спиной у него стоял Чингиз. Шансов не было. Кеша побрел к машине, втиснулся на заднее сиденье.
— Чин, вы с Курвой поезжайте в «Сосновый бор», — сказал на прощанье Вадим. — Поработали сегодня конкретно. Отдыхайте.
— Давай, братка, увидимся, — Чингиз улыбнулся и шагнул сквозь высокие густые кусть; на узкую тропинку, выходящую на улицу.
«БМВ», заурчав мощным движком, выкатился со двора. Через полчаса иномарка остановилась у ворот небольшого кладбища. Вадим не стал жать на клаксон, сам открыл ворота, и «БМВ» медленно поплыл к видневшемуся в глубине двухэтажному строению
гранитной мастерской. На втором этаже горел свет, и у Кеши появилась слабая надежда, что его не станут убивать здесь, при свидетелях. Повезут куда-нибудь за город, в лесок.
— Вылезай, братела, приехали, — недобро усмехнулся Пестрый.
Кешу втащили в цех. Помещение было маленьким, вдоль стен стояли могильные камни, уже готовые и еще чистые, отшлифованные и еще не тронутые рукой мастера. Под потолком маячил небольшой электроподъемник, на черных тросах висела внушительная мраморная плита.
— Пестрый, веди его сюда, — скомандовал Вадим, затем поднялся на второй этаж и толкнул дверь конторки.
Здесь сидели двое мужчин и потасканная женщина невнятного возраста. На столе перед ними стояла початая бутылка водки, рядом еще одна, нетронутая. На промасленной газете была разложена
нехитрая снедь.
— Здорово, мужики. — Лампа в комнате была без абажура, и Вадим прищурился от яркого света, поглядел на синюшную «барышню». — Давай, красавица, вали отсюда.
«Барышня» взглянула на «ухажеров».
— Ну, чего пялишься? — буркнул первый. — Не слышала? Вали. Хорошего помаленьку.
Дама, презрительно фыркнув, подхватила грязный болоньевый плащ с драной подкладкой и направилась к дверям. Она была женщиной неглупой и поняла: дела здесь намечаются темные, как кладбищенская ночь.
— Как сидится? — спросил Вадим, когда «барышня» вышла.
— Да, твоими молитвами, сидится.
Вадим подошел к окну, отдернув ситцевую занавеску, посмотрел на двор. Пестрый рылся в багажнике «БМВ». Нетвердо ступающая женщина удалялась в направлении ворот. В остальном было тихо.
— Жмуры-то не беспокоят по ночам?
— А нам по хрен... — второй мужчина улыбнулся черными, сгнившими зубами. — Пусть заходят, ста-каняру нальем.
— Правильно, жмуров бояться — в лес не ходить. Короче, такое дело, мужики. — Вадим вернулся к столу, вытащил из кармана стодолларовую купюру. — Пойдите погуляйте полчасика. Потом жмура надо будет зарыть надежно. На завтра «свежак» есть?
— Есть один, — первый мужчина сразу перестал улыбаться. — Яма готова уже. Только, Вадим, добавить бы надо. До утра ведь махать лопатами придется. Если надежно...
Вадим покачал головой, бросил на стол вторую купюру.
— Держи. Выпьете за упокой души. Если кто спрашивать будет, нас тут сегодня не сидело, понял?
— Само собой, Вадим. Какой базар? Мужчина проворно сцапал банкноту и быстро спрятал в карман. Посмотрел на приятеля. Тот оказался сообразительным.
— А я чего? Нормально. Раз хорошие люди просят.
— Вот-вот, — кивнул Вадим.
Оба мужичка суетливо засобирались, подхватили перепачканные землей и мраморной пылью телогрейки и потянулись к выходу.Вадим проводил их, запер дверь и вернулся в гранитную мастерскую. Здесь царило полное понимание и единодушие. Бледный Кеша жался лопатками к стене, по лицу его тек пот. Это не было признаком слабости. Кто бы в такой ситуации не взмок? Понимал ведь, на кладбище возят не пряниками кормить. Рядом с ним, поигрывая монтировкой, стоял Пестрый. Вячеслав Аркадьевич, сидя на единственном стуле, скучно смотрел в окно. Челнок с интересом разглядывал пульт электроподъемника.
Вадим зашел в комнатушку, прикрыл за собой дверь.
— Ну, — с каким-то облегчением произнес Ма-лб-старший, — начнем помаленьку.
Он не успел закончить фразу, как Пестрый, резко размахнувшись, ударил Кешу монтировкой по голени. Тот заорал, рухнул на одно колено, зажимая руками раздробленную ногу. Правда, надо отдать Кеше должное, он быстро взял себя в руки, стиснул зубы, хотя лицо стало белее савана. Знал, что слабых не любят.
— Колись, падла, кому Американца слил? — спокойно, даже доброжелательно спросил Пестрый.
— Пацаны, я не знаю... — просипел тот, корчась на полу. — Правда.
— Врешь, сука. Знаешь. Колись, не то сейчас вторую ногу сломаю.
— Не знаю, правда...
Вадик поджал губы. Он почему-то верил Гостю. Предчувствие, что ли? А Кеше и не было смысла колоться. Стоило ему признаться в том, что ответственность за смерть Американца лежит на нем, и он мог считать себя трупом. Отпусти его одни — за дело взялись бы другие. Так что, по-любому, не жилец он.
Пестрый старательно, как в гольфе, примерился и нанес еще один удар. От всей души. Кеша завыл. Сломанная окровавленная берцовая кость прорвала штанину и теперь торчала, словно огромная заноза.
— С-с-с-суки... Ну не знаю я, честно... Правда... — Кеша катался по полу, пытаясь таким странным образом унять дикую боль, удержать ее в груди, не выпустить наружу. — Мамой клянусь.
Пестрый напрягся.
— Ты чем клянешься, падла? Я тебя урою, лично!!! — заорал он с истеричными нотками в голосе. — На куски порву, гнида, перхоть «американская»! Ухо оторву и собакам скормлю, понял?!!
Лучше было бы Кеше промолчать. Мать — это святое. Конечно, Пестрый просто обрабатывал Кешу, — и, по мнению Вадима, совершенно напрасно, пленник все равно ничего не соображал от боли, — но клятва эта была лишней.
— Слышь, Пестрый, — Вадим указал на рабочее место шлифовальщиков. — Брось-ка его сюда.
— На фига? — не сразу сообразил тот.
— Бросай, тебе говорят. Времени на базары нет. Пестрый ухватил Кешу за шиворот, потащил к укрепленному на полу, отполированному до зеркального блеска стальному листу, служащему свое-
образным рабочим столом. Швырнул пленника поверх.
— И чего?
— Дай-ка...
Вадим забрал у Челнока пульт, опробовал кнопки. Массивная мраморная плита качалась в воздухе точно над листом. Вадим нажал рычаг, и груз пошел вниз. Весил камень не меньше пары сотен килограммов и опустился точно на раздробленные ноги Кеши. Тоненько брызнула из-под плиты кровь. Пленник заорал, но скоро крик перешел в жуткий, утробный вой.
— Ништяк, — прокомментировал Пестрый. — Надо будет потом рыло ему так же отпечатать. Братве на памятник тратиться не придется, — он засмеялся, довольный собственной шуткой.
— Братан, — Вадик подошел к Кеше, опустился на корточки. — Слей нам «махновца», и зуб даю, умрешь быстро, без всяких мучений. — Он достал из-под пиджака пистолет. — Давай, мы ждем.
— Я его не знаю, — простонал Кеша. — Правда. Первый раз... увидел.
— Он сказал, под кем ходит? — с ноткой участия в голосе поинтересовался Вадим.
Кеша отрицательно дернул головой, стиснул зубы. Каждое движение отдавалось в изувеченном теле новым наплывом боли.
— С... сказал только... люди... реальные...
— Да ладно, братан. Начал сливать, сливай уж по полной. Из-за него такие муки переживаешь...
— С-суки, — процедил сквозь зубы Кеша. — Кончай меня, ты обещал... Не знаю я ничего больше...
— Как он на тебя вышел?
В глазах Кеши плавали бело-золотые сгустки. Он ничего не видел. Вместо Вадима клубилось черное аморфное пятно. Наверное, так и должна была выглядеть смерть.
— Лялька меня... сдала...
— Что за Лялька? — нахмурился Вадим.
— Стрек... оза. Проб...ь. У авторынка... ее снял...
— Точно, Стрекоза?
— Т... точно...
— Ты ничего не забыл? Напрягись, братан. Детали какие-нибудь? Нет?
— У нее... кола на плече — стре... стрекоза... маленькая...
— Вот. Видишь? Кола на плече. Давай еще что-нибудь вспомни, братан. Наверняка еще что-то есть, а?
— Твари бешеные, волки позорные... Беспре-делыцики... — По лицу Кеши потекли слезы. — Кончайте меня...
Вадим поднялся, посмотрел на Мало-старшего. Тот кивнул. Вадим поднял пистолет, дважды нажал на курок. В крохотном помещении выстрелы прозвучали оглушающе. Пестрый мизинцем прочистил ухо.
— Аж звон в ушах поплыл.
Из-под головы затихшего Кеши натекала густая лужа.
— Мужики сами все подотрут, — сказал Вадим, подбирая гильзы.
Мало поднялся:
— Вадим, поднимай ребят. Пусть найдут мне эту Стрекозу хоть из-под земли.
— Хорошо, — кивнул тот. — Нет вопросов.
— Поехали, — Вячеслав Аркадьевич вышел из конторки, забрался на заднее сиденье «БМВ».
Через пять минут иномарка уже летела по шоссе к пригороду. Вадим спешно созванивался с людьми, поднимал бригадных на поиски неведомой им пока Ляльки Стрекозы.
— Это не наши, — Челнок нарушил молчание первым. — Если бы беспредельничал кто-то из своих, он знал бы.
— Могли и рядового бойца заслать, — не согласился Пестрый. — С закосом.
— Нет. Бойца по фасону видно. Вычислил бы. Я думаю, «махновцы» — залетные.
— А чего? — Пестрый повернулся к Вячеславу Аркадьевичу. — Точно! Ослабят все реальные структуры в городе, вышибут людей авторитетных, а потом лучшие куски под себя захапают.
— Если «махновцы» — залетные, как они на Стрекозу вышли? — спросил задумчиво Малб. — И откуда узнали, на кого ставить? Или, вы думаете, к первому попавшемуся бычку на огонек залетели? Нет, тут люди реально работают, тонко. Свои это. Очком просекаю, свои. Роются они конкретно. Под залетных косят. — Вячеслав Аркадьевич вздохнул. — Да только нам, по-любому, вилы вылезают двойные, с вензелями. Либо «махновцы» замочат, либо братва на нас «стрелки» кинет.
— Если наши, надо смотреть, кто живой остался. Своего-то, «папу» они валить не станут, — подвел итог Челнок. — А сейчас трое вас осталось. Ты, Хев-ра и Манила.
— Американец еще, — добавил Мало.
— Ты чего, Кроха? Американца же грохнули, — удивился Пестрый.
— Ты сам видел или насвистел кто?
— Так мы же вместе на похоронах были...
— И что? Нам Американца реально показали? Нам шашлыка реально показали. Прожаренного. А Американец это был или кто другой — хрен поймешь. Челнок, — Вячеслав Аркадьевич сунул руку под пиджак, помассировал грудь. — Завтра утром напряги наших людей в МВД. Пусть конкретно скажут, кто-нибудь Американца опознал или его так закопали, чисто под фантазию? Пусть поработают. Иначе на кой болт мы им деньги платим? Надо экспертов — пусть привлекают экспертов. Мне важно
знать точно, кто лежит в могиле, понял?
— «Папа», не нервничай. Я все сделаю. Вадим закрыл трубку.
— Кроха, я поднял пацанов. Отправил людей к авторынку. Как только Стрекоза там объявится, они ее сразу зацепят.
— Хорошо, — Вячеслав Аркадьевич откинулся на спинку и тяжелым, немигающим взглядом уставился в окно. Не ладились у них дела в последнее время. Все шло наперекосяк. А тут еще эта боль в груди опять проснулась, чтоб ее...
«БМВ» наматывал километры влажного асфальта на широкую резину шин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40