А отец, вдохновленный
Васькиным вниманием, рассказывал ему, что образующаяся в доменном цехе смесь мельчайших частиц пыли, породы, железа — это и есть металлургические шламы — смывается водой в отстойники-шламонакопители. По содержанию железа, как теперь доказали инженеры центральной заводской лаборатории, эти шламы равноценны железорудному концентрату. Кроме того, в них дополнительно содержится известь, углерод и марганец. Не так давно были проведены испытания на аглофаб-рике. И что выяснилось?
— От переработки пятидесяти тысяч тонн шламов получается экономический эффект на сумму шестьсот тысяч рублей. А у пас в отвалах за Зарудней таких шламов сотни тысяч тонн.
— Здорово! — не смог сдержать восхищения Васька и тут же удивился.— Так кто же против?
— Никто,— потускнел отец. Он сидел вполоборота к Ваське, закинув ногу на ногу, и сосредоточенно молчал.
— Не понимаю тебя,— признался Васька.
— И не только ты не понимаешь,— буркнул отец.— Все, что я рассказал тебе,— хорошо, но все это еще на стадии эксперимента. Использовать шламы, попавшие в отстойник, пока невозможно. Дело в том, что в отстойники сливаются заодно и отходы флотации коксохимического завода, и получается смесь, не пригодная для металлургического передела.
- Ну вот, начал за здравие, а кончил за упокой.
- До заупокоя еще далеко. Надо искать,— отец нетал, провел ладонями по груди.— Надо искать другой вариант. Что, кстати, мы и делаем... Ладно, пойдем спать, завтра ранний подъем.
— Я еще чуток посижу...
Васька откинулся спиной на корявый ствол вишни, задумался. Да... Звезды—это интересно, заманчиво, романтично. Но на земле все-таки не менее интересно. Вот отец нашел миллионы рублей. И где? В отвалах! В мертвом грунте. По крайней мере мертвым его считали до СИХ пор. И нашел-то не для себя. Для государства. Конечно, кое-что и отцу перепадет от этого открытия. Но ОН из кожи вон лезет, ясно, не ради обогащения.
Васька запрокинул голову, зажмурил глаза. Сейчас он как никогда понимал отца. Богатым быть хорошо. Но все же лучше прожить бедным, по сделать что-нибудь такое, чтоб люди узнали, оцепили и... ахнули. Вот это да! Вот это человек! Тогда жизнь не зря будет прожита.
Удастся ли и ему, Ваське Неулыбе, когда-нибудь сделать пусть маленькое, но все-таки открытие? Удивить людей? Соседи скажут: вы только подумайте, Васька— простой парень, а оказался таким способным! Пусть тогда и золотоволосая пораскинет умом, с кем она не захотела станцевать.
Такая мысль Ваську немного успокоила, и он с этой минуты решил готовить себя к открытию. Не боги горшки обжигают! Прав батя: надо на работе быть внимательнее. Пусть не сегодня, не завтра, а через пяток лет, гляди, и пригодится.
Был выходной. От нечего делать Васька с утра подался в центр, просто поболтаться. У кинотеатра «Украина» он неожиданно встретил Мотыля. Тот, широко расставив ноги и глубоко засунув руки в карманы брюк, с пристальным вниманием изучал девчонок. Завидев Ваську, радостно мотнул круглой, как футбольный мяч, головой:
— Привет, Вась-Вась! Куда ты вчера делся?.. Я пришел на танцы, Антрацит говорит: здесь он. Рыскал я, рыскал, но так и не нашел тебя. Так куда же ты скрылся?
Васька уже было открыл рот, чтоб ответить,— и осекся. Сердце испуганным воробышком затрепыхалось в грудной клетке. Из-за кинотеатра показалась девчонка. Легко ступая по асфальту смуглыми, стройными, будто выточенными ногами, обутыми в белые босоножки, она независимо шла прямо на него. Золотоволосая!.. Вот так встреча! Словно по заказу.
— Лешка! — охрипшим голосом произнес Васька.— Смотри какая...
Мотыль встрепенулся, взглянул. Девчонка приближалась. Не раздумывая, с заблестевшими глазами Мотыль шагнул ей навстречу.
— Здравствуйте! — Он взял ее за локоть. Золотоволосая красавица в недоумении неприязненно покосилась на него.
— В чем дело?
— Вам не кажется, что мы с вами встречались? Только на миг девчонка остановила синие глаза на Мотыле.
— Не кажется.
— Припомните,— весело умолял Мотыль.— Вечер, огни, я...
— Слушай! — золотоволосая вырвала локоть из цеп-кик лап Мотыля.— Мне некогда!
— Мне тоже,— успокоил ее Мотыль,— но ничего. Поняв, что номер его не прошел, Мотыль перевел игру на Ваську.
— Да,— будто вспомнив что-то очень важное, он вскинулся.— Вы не знакомы? Познакомьтесь — мой друг!
Васька, хотя и ожидал от Мотыля такого маневра, растерялся. Девчонка смотрела на него. Можно было бы и руку подать, но оробел. Да и как знакомиться? Комедия какая-то.
Под взглядом золотоволосой он смущенно затоптался на месте. На лице девчонки заиграла усмешка. Не обидная, скорее сочувственная.
— С ним я как будто виделась.
— Я же говорил,— подхватил Мотыль.— Вечер, огни...
Он оживился. Но девчонка уже отвернулась и пошла дальше.
— Подождите,— тихо попросил Васька. Он сказал просто так, наобум, наверняка зная, что эта девчонка не остановится. Однако, к его удивлению, она остановилась, вопрошающе взглянула на него.
— Я хотел сказан, вам... Васька чувствовал себя набедокурившим мальчишкой, Мысли впопыхах сталкивались, разбегались, метались.
- Говори, - голос у нее спокойный, приятно-бархатистый.— Что же ты хотел сказать мне?
- Не здесь же,— замялся Васька, косясь на Мотыля.
— Л где?
— Если бы я мог проводить вас...
— Проводит!,? — Брови девчонки удивленно выгнулись.— Куда?
— Домой,— промямлил Васька.— Куда же еще,— и рассердился на себя, покраснел: за семнадцать лет не научился говорить толково. Да и эта хороша. Ставит в неловкое положение. «Куда?» Тоже без понятия.
Золотоволосая внимательно смотрела на Ваську и молчала, будто раздумывая. Потом как отрубила:
— Проводи!
Васька повернулся к Мотылю, который, приоткрыв рот, с изумлением прислушивался к разговору, но тот не дал вымолвить и слова.
— Вперед, мой друг, вперед! — поощряюще пробормотал Мотыль, видимо, никак не ожидая от Васьки такой прыти.— Дерзай и дальше!
День выпал хороший, светлый. Небо было синее, словно смотришь на него сквозь очки сталевара. Минуты две шли молча. Васька понимал, что так дальше идти нельзя, надо говорить. Но о чем? И как назло, в голове сплошной туман и сквозь него не пробивается ни один огонек хоть сколько-нибудь стоящей темы.
— Вы за станцией живете? — наконец решился он.
— Да, за станцией,— как-то неохотно поддержала она его.— Сразу за старым железнодорожным мостом.
— Вы меня правда помните?
— Помню.
— А почему отказали?
— Жаль стало тебя,— сухо произнесла она.— Еще поколотили бы.
— Кто?
Она насмешливо провела по нему удивительно ясными, небесной чистоты глазами. По Васька и сам уже понял, что вопрос излишен: вчера па танцах он воочию мог убедиться в правдивости слов золотоволосой.
— Ты не боишься провожать меня?
— Нет.
— Молодец! — то ли всерьез, то ли шутя сказала она.— Я люблю отчаянных.
Напряженно улыбаясь, Васька шагал рядом с ней и, смущенный ее подтруниванием, усиленно старался все-таки отыскать интересную тему для разговора, но — увы! — безуспешно: мозг закостенел. Золотоволосая рассеянно посматривала по сторонам.
Когда миновали железнодорожный мост с деревянным, кое-где подгнившим настилом, девчонка повернула в прохладный, заплетенный кроной деревьев переулок. Здесь сладко пахло горячими яблоками: видно, в доме напротив варили варенье.
— Вот я и дома... Ты обещал мне что-то сказать?
— Я хотел бы еще встретиться. — Зачем?
Васька пожал плечами: неужели не ясно?
— Ну зачем же? — Она посмотрела на него своими огромными синими глазами.— Ах, боже мой! — вдруг поморщилась она.— Только не молчи. Я страшно таких не люблю.
— А зачем люди встречаются? — не понимая ее раздражения, Васька недоумевал.
— Не знаю.
Он тяжело, всей грудью вздохнул и отвернулся. Не знает, видите ли, зачем люди встречаются. Издевается надо мной, что ли?
— Странный ты какой-то,— стройная, подтянутая, она стояла напротив Васьки и внимательно, как недавно у кинотеатра, смотрела ему в лицо.— Первый раз такого вижу. Трусливый небось...
— Это почему же? — оскорбился Васька.
— Я тебе что — нравлюсь?
— Да,— под ее прямотой Васька опустил глаза.
— И поэтому ты хотел бы со мной встречаться?
— Да,— хмуро подтвердил Васька.
— И где же мы встретимся?
— Хотя бы па танцах, сегодня,—торопливо предложил Васька.
— Нет, туда я больше не пойду.
— В таком случае, где хотите,— замирая от предчувствия удачи, уже осчастливленный самим предчувствием, выпалил Васька.
— Приходи завтра на это место,— будто поддавшись его восторгу, звонко сказала она, и Васька впервые увидел в ее глазах нежно-веселые искорки-игринки.— Ну, но сколько? В семь часов устраивает? — И уже взявшись за ручку калитки, порывисто обернулась.— Как величать тебя? Васькой? Ну что ж, Васька так Васька... Л меня Зоссй зовут. Зосей Птаховской...
От частых ветвей переулок за станцией был разрисован узорными тенями. В его светло-зеленой тишине Васькины каблуки стучали по кирпичному тротуару, розовому, в елочку, будто паркетному, вызывающе радостно. Горело тихое солнце на невысоком фиалковом небе. Его тонкие мохнатые лучи грели маленького взъерошенного воробья на заборе. Все было удивительно простым и в то же время необычным...
Еще возвращаясь от Зоси, торопясь домой, чтоб на скамейке в безмолвии вишневого сада обстоятельно обдумать все произошедшее с ним, Васька размышлял о том, что хорошо бы завтра поменьше вкалывать на работе. Чтоб выглядеть поприличнее — свежим и бодрым.
И смелее, конечно, А то, вишь, что говорит: трусливый небось. Ну это мы еще посмотрим, Зося.
Зося... Имя-то, как и она сама, необыкновенное. Польское, что ли? Главное — красивое. И фамилия тоже — Птаховская...
Однако мысль долго не задерживалась на таких пустяках, как имя, фамилия, а тревожно суетилась вокруг завтрашней работы. Хоть бы обошлось без электросварки. А то нахватаешься «зайчиков» и заявишься на свидание с глазами, красными, как у белого кролика.
Ночью Васька спал беспокойно, урывками. Больше ворочался и вздыхал: не сон, а мука. В цех прибежал как никогда — позже всех, перед самым гудком. И от ребят с огорчением узнал: агломерационный цех встал на плановый ремонт.
От этой новости Мотыль сморщился, будто ему наступили на мозоль. Мамлюк деловито сплюнул. Мышка тихонько присвистнул: чего-чего, а пыли вдоволь наглотаешься. Антрацит вздохнул: сегодня достанется.
Три засыпных бункера, в которых должна была меняться броня, находились на четвертом этаже, самом пыльном и жарком. Здесь под высокой температурой коксовая мелочь и отсев железной руды спекались в литой агломерат. Они высыпались из бункеров на непрерывно движущийся колосниковый конвейер, который еще со вчерашнего вечера был остановлен для остывания.
Как только ремонтники ступили на этаж, с пола, со стен, с коробок передач начала подниматься пыль. Ее серые вихри срывались от малейших толчков.
— Вызвать бы санитарную инспекцию! Тут нельзя работать! — взвыл Мамлюк.
— Если это не ад, тогда где же он? — поддержал его Мотыль.
— Ладно,— спокойно сказал Толяна.— Пыль — не смертельно. Зато начальства меньше будет... Мышка! — приказал он Косте.— Спускайся вниз! Будешь помогать в заготовке брони.
Благодарный Костя проворно обежал бункер и прошмыгнул к лестнице, откуда поднимались на этаж новые и новые бригады. Минут через десять пыль достигла такой густоты, что стало темно, как ночью. Голоса с трудом пробивались сквозь сухую серо-рыжую массу.
— Антрацит,— позвал Толяна,— полезай-ка в бункер, осмотри броню, замерь ее.
Антрацит, втайне надеявшийся, что именно ему поручат спуститься на цеховое подворье заготавливать новую броню, охотно полез замерять старую. В последний момент, уже направляясь к бункеру, Антрацит вдруг заметил, что Мамлюк, раскатав провод электросварки, пытается скрыться: видите ли, сварка пока не нужна,— и начальственным тоном потребовал:
— Мамлюк! Куда намылился? Ребятам будешь помогать!
— Без меня справитесь!
— Мамлюк! — Антрацит сделал страшные глаза. Но Мамлюк окрысился: тоже мне начальство нашлось, а говорили, здесь не будет.
— Чего тебе надо? Я иду звать автогенщика. И без лазания в бункер зияю, что каждая накладка весит не меньше полу тонны н ее необходимо резать на куски. Понял?
— Я-то понял,— не унимался Антрацит.— Я тебя давно уже понял. Все стараешься на чужом горбу в рай въехать?
— Мотыль! И ты, Вась-Вась, полезайте с Антрацитом,— вмешался Толяна.— Мамлюк, никуда не уходи! Посмотрим, что к чему. Может, кое-где придется сваркой резать.
Страсти улеглись. Мамлюк уныло вернулся на свое место у бункера и демонстративно уселся на сварочный аппарат: в конце концов он не котельщик.
От ударов по железу потекли шумные пылепады. В бункере, куда Васька влез следом за Мотылем, было душно и черно. Антрацит крикнул, чтоб подали сюда переносную лампу.
Чахоточная лампочка слабо осветила бункер, источенные куски брони, едва державшиеся на изломанных болтах. Кое-где броня была приварена к корпусу.
— Вась-Вась! — позвал Толяна.
— Чего?
— Ты жив?... Вылазь оттуда! И ты, Мотыль, вылазь!
Вылезая из бункера, Васька так стукнулся головой о тяжелый выступ, что ясно почувствовал, как боль отозвалась в пятках.
Толяна подхватил под мышки показавшегося Ваську.
— Ну как?—и видя, что Васька молчит, захохотал.— Это еще ничего! Жить можно! — И сам полез в отверстие, из которого только что вытащил Ваську.
Мамлюк, глядя на Ваську, сочувственно помадкивал: если здесь дышать нечем, то что говорить о бункере. А ведь наверняка Толяна заставит и его полезть туда.
— Будем резать обшивку на небольшие куски и спускать их вниз,— сказал Толяна, вернувшись.— А новую пропустим через верх бункера... Мамлюк, тебе сегодня придется попахать.
— Всегда готов,— уныло произнес тот и обиженно хлопнул ресницами, поседевшими от пыли.
— А я пошел за бензорезчиком,— бросил Толяна.— Антрацит, ты разметил дыры для прорезки?
— Разметил,— глаза Антрацита блеснули надеждой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24