– Со мной-то ничего, – скрипнул зубами Иван. – Кому послабже, может, руку бы сломал. Да то ерунда. Парня жалко…
Никита сразу понял, что не успел. Кешиктены уже отрезали дружинникам путь к отступлению и захлестнули их черной лавиной. Но, несмотря на то что степняков было неизмеримо больше, стяг с ликом Христа все еще возвышался над клокочущим месивом битвы.
А про огромную осадную машину в горячке боя все как-то позабыли. К ней-то и повернул коня Никита.
Чудовищное осадное орудие возвышалось на четыре сажени от земли и напоминало уродливое страшилище, какое не во всяком кошмаре приснится. Подумалось Никите, что этакой штукой детишек пугать в самый раз. А вот как такой камни кидать? Непонятно…
Но раздумывать было особенно некогда.
Никита соскочил с коня и бросился к основанию машины, на бегу доставая железный шар. Упав на колени, он воткнул заряд между бревен, достал кремень с огнивом и начал высекать огонь.
Только бы успеть!
Как назло, искры от огнива, сдуваемые порывистым ветром, летели куда угодно, только не на черный жгут. Никита закусил губу и, чуть не плача от отчаяния, что есть силы молотил по кремню железным бруском, то и дело попадая по пальцам. Но боль была чем-то посторонним, и думать о ней времени не было. Только бы успеть!
Сзади послышалось хриплое дыхание и тяжелый топот.
Никита обернулся.
Ордынец был грузен и немолод, но бежал достаточно резво, не хуже своего коня, который, скорее всего, пал в сече. И тяжелая железная булава в руке степняка смотрелась оружием привычным и необременительным.
А обороняться было уже поздно. Никита повернулся к шару и ударил огнивом еще раз.
Мимо!
Он невольно зажмурился, ожидая удара…
И дождался.
Шлем ордынца тупо стукнулся об опорное бревно машины. С медного лица на Никиту удивленно смотрел раскосый глаз. Из другого глаза торчал наконечник стрелы, вошедшей в затылок. С близкого расстояния русский лук пробивает насквозь и бармицу, и человеческий череп.
Никита оторвал взгляд от мертвого ордынца и глянул через плечо.
Любава стояла невдалеке, таща из налучья другую стрелу. Наложив ее на тетиву, прежде чем выстрелить, кивнула Никите – мол, продолжай, хватит пялиться – и с пол-оборота выстрелила навскидку, ориентируясь по приближающемуся стуку копыт. Скакавший к ней ордынец покатился с коня, путаясь в собственном аркане, которым он только что вертел над головой, готовясь к броску.
Девушка подбежала и стала рядом.
– Беги, дуреха! – закричал Никита. – Рванет – оба костей не соберем!
Но дружинница лишь зыркнула сердито своими омутами и, перебросив за спину пустое налучье, вытащила из ножен меч. Никита понял, что стащить девчонку с места вряд ли получится – только что снова в морду огребешь, но на этот раз не окольчуженной рукавицей, а рукоятью меча. Да и не за тем он здесь сейчас, чтобы с дружинницами бороться.
И он снова ударил по кремню.
Крохотная искорка затеплилась на конце жгута. Никита приник, осторожно раздувая зарождающийся огонь.
Краем глаза он увидел, как Любава ловко срезала мечом конного ордынца. Понадеялся, видать, степной дурень на свою силу, разглядел выбившуюся из-под шлема русую косу, решил поиграться с девкой потехи ради.
Вот и доигрался.
Ордынец скатился с коня, пытаясь зажать руками широкую рану на бедре, из которой, словно вода из родника, лился поток темной кровищи. Но меч сверкнул во второй раз – и голова кешиктена, позвякивая чешуйками шлемной бармицы, покатилась по земле. Урок воеводы не прошел впустую.
Но Любаву уже заметили.
Несколько кешиктенов поворотили коней и понеслись к девушке, что-то громко крича на своем языке. Разом взвилось в воздух три аркана. Два она успела срубить на лету, но третий, захлестнув крестовину, вырвал меч из руки.
Наверно, степняки надеялись захватить в полон девушку-воительницу. Потому пущенное копье предназначалось не ей – оно летело в Никиту, все еще копошащегося возле машины.
Но досталось оно не ему.
Любава рванулась, распластавшись в прыжке, и копье до половины вошло ей в живот.
Сильный удар бросил девушку на спину. Она упала рядом с Никитой и поползла, стараясь, чтобы хлещущая из раны кровь не попала на наконец-то занявшийся жгут.
– Любавушка! – закричал Никита, бросаясь к ней.
На ее вмиг побледневшем лице расцветала улыбка. Немые губы девушки разжались.
– Ус-пела… Любый мой… – прошептала она…
Говорят, перед тем как забрать героя на небо, Господь порой совершает для него последнее чудо, если тот не успел что-то важное сделать на этой земле. Или сказать что-то важное.
Ее глаза показали на копье. Никита понял без слов – и, вырвав его из раны, метнул в приближающихся ордынцев. А потом просто лег рядом с Любавой и обнял девушку, стараясь собственным телом закрыть рваную рану и хоть на мгновение задержать вытекающую из нее жизнь. Порой мгновение для влюбленных – это очень и очень много. Особенно, если это мгновение – последнее…
Страшный взрыв разметал и машину, и кешиктенов, приблизившихся к ней слишком близко. Остальных, которым повезло больше, уносили в степь обезумевшие кони…
* * *
Человек в черном плаще смотрел с холма на то место, где только что возвышалось деревянное чудовище, так похожее на ужасную осадную машину. Сейчас там дымилась куча расщепленных обломков, за которые русские дружинники заплатили своими жизнями.
Сзади, набирая силу, вздымался к вершине Небесной Юрты торжествующий рев Орды.
– Хвала Сульдэ, я правильно понял видение, посланное мне Духами Огня, – прошептал Субэдэ.
Сбоку послышался топот и фырканье разгоряченного коня. Один из сотников подъехал к холму, спешился и, приблизившись, почтительно встал на одно колено. Его рука сжимала древко боевого копья, на острие которого была насажена окровавленная голова воеводы Козельска.
Сотник поклонился.
– Твой план удался, Непобедимый, – сказал он. – Урусы приняли кучу дерева за большой камнемет и сделали вылазку. Прикажешь отвезти хану Бату голову их воеводы и весть о победе?
Субэдэ внимательно посмотрел в открытые глаза мертвой головы – и отвел взгляд.
– Это еще не победа, – глухо произнес Субэдэ. – Хотя… джехангир хотел, чтобы у него была либо эта голова, либо моя. Отвези ему эту. Но прежде пусть твои люди установят истинный требюше.
Сотник поклонился еще раз и бегом бросился выполнять приказ.
Губы Субэдэ дрогнули в подобии кривой улыбки.
– Мою голову еще надо суметь отделить от тела, джехангир, – прошептал он…
Истинный требюше медленно выезжал из-за деревьев.
Огромная машина была установлена на деревянной платформе без колес – да и какие колеса выдержали бы вес гигантского камнемета? Десятки рабов суетились вокруг машины. Одни подкатывали под платформу огромные, тщательно выструганные бревна, другие толкали саму платформу, третьи, надрываясь, волокли на себе уже использованные катки, спеша перетащить их вперед и снова положить на пути камнемета. Два десятка кешиктенов по обеим сторонам от машины тянули за веревки, привязанные к ее вершине, сохраняя равновесие. Рабам такую работу доверять нельзя. Кто знает, не найдется ли среди них пара безумцев, готовых опрокинуть требюше, пожертвовав жизнью ради того, чтобы Орда навеки осталась под стенами Злого Города?
Настоящая машина была несколько ниже своего взорванного подобия и напоминала уродливое насекомое с пригнутой к земле в боевой стойке огромной головой противовеса, растопыренными лапами подпорок и длинным хвостом метательного рычага, угрожающе поднятым кверху. На конце хвоста, словно мешок с ядом, болталась пустая праща, способная вместить в несколько раз больший груз, нежели обычный камнемет. Излишне говорить, что и летел тот груз не в пример дальше.
Кто-то из рабов, подтаскивающих катки, поскользнулся и не успел выдернуть ступню из-под бревна, уже попавшего под край платформы и начавшего вращение. Нечеловеческий крик резанул по ушам. Но никто и не подумал остановить движение машины – бичи кешиктенов так же размеренно продолжали хлестать по исполосованным спинам рабов.
Платформа двигалась очень медленно, поэтому раб кричал долго. Шонхор, не выдержав, шагнул к несчастному, на ходу доставая меч, но рука седоусого нукера остановила удар.
– Не стоит лишний раз осквернять боевой меч кровью раба, – невозмутимо произнес нукер, за долгую жизнь в походах привыкший к воплям умирающих. – К тому же это хороший знак. Камнемет сам, без чьей-либо помощи взял себе первую жертву.
Шонхор с досадой вогнал меч обратно в ножны. А раб кричал до тех пор, пока неторопливо катящееся бревно не выдавило воздух из его легких.
– Ты заметил, насколько плавнее стало движение? – отметил седоусый нукер. – Я скоро вернусь – думаю, мне надо сказать пару слов старшему надсмотрщику над рабами…
Наконец платформа подъехала к краю заранее подготовленной алоской насыпи. И тут надсмотрщики подтащили к переднему краю платформы четверых связанных рабов и бросили их под бревна.
На этот раз короткий вопль быстро сменился хрустом перемалываемых костей. Требюше плавно въехала на насыпь и встала, уперевшись в бревна, заранее вбитые в землю.
– Неужели нельзя было положить на насыпь трупы? – скривившись, бросил Шонхор. – Ими усеяно все поле!
– Глупый ты еще, – усмехнулся подошедший седоусый нукер. – Запомни – по горячей крови дерево скользит гораздо лучше. Молодые вы еще – что ты, что этот старший надсмотрщик над рабами, который только и знает, что орать и размахивать своим бичом. Всему вас надо учить…
Длинные колья намертво закрепили платформу на насыпи. Закрутились вороты, завыло-заскрипело горизонтальное поворотное колесо с большими шестернями, наводя машину на крепость. Несколько десятков рабов повисли на веревках, привязанных к верхушке рычага, пыхтя от натуги и преодолевая сопротивление противовеса.
Медленно, словно нехотя, уродливая голова деревянного чудовища стала задираться кверху. Смазанные жиром сочленения машины стонали, подпорки едва заметно вибрировали от напряжения. Гигантское чудище, созданное людским гением, готовилось к удару.
В пращу вкатили несколько огромных валунов. Старик, захваченный в плен вместе со своим чудовищем, неожиданно ловко выбил тяжелым молотом стопорный кол.
Подброшенные колоссальной силой валуны взмыли в воздух и, пролетев над полем, врезались в деревянную стену крепости чуть пониже тына.
Стена содрогнулась, но выстояла.
– Сильна махина! – уважительно кивнул рыжебородый, поднимаясь с ног и ощупывая лоб, которым он приложился о тын.
– Сильна-то сильна, но скорей ты стену лбом проломишь, чем она своими камушками, – хмыкнул менее пострадавший Васька – он лишь железным оплечьем об опорный столб грохнулся.
– А от тебя, как всегда, больше звону, чем толку, – проворчал рыжебородый. – Ничо, пущай тешатся. Вон у Линьки заряды-то еще остались, ночью проберемся да рванем ихнюю пакость.
– Эх! – вздохнул Васька. – Не дадут они нам ворота открыть – вишь, как раз супротив ворот опять кучу лучников да самострелыциков нагнали. Да и со стен боле не спустишься – ученые стали басурмане, теперь кажну ночь следят в сотню глаз.
– Не ной, Васька, прорвемся, – с веселым отчаянием в голосе сказал рыжебородый. – Ты былину-то свою завершил?
– Завершил, – кивнул скоморох.
– Ну вот и споешь завтра поутру как на стены встанем. Чую я, жарким будет у нас завтра денек. В такой день без былины никак нельзя…
По степи разносился глухой перестук топоров – то горожане продолжали изнутри укреплять приступную стену. А еще зоркие глаза ордынских стрелков разглядели над тыном лица подростков и женщин, с луками и самострелами занявших места погибших дружинников.
Камнемет натужно заскрипел, готовясь принять новую порцию камней.
К стремени коня Субэдэ прикоснулась сухая старческая рука.
– Ты снова пошлешь своих людей на эти стены? – проскрипел знакомый голос.
Субэдэ отрицательно покачал головой.
– Нет, звездочет джехангира. Уже слишком много моих людей полегло под этими стенами. За две луны защитники города наверняка съели все запасы и весь скот, так что теперь нам нет нужды рисковать людьми ради его пустых амбаров. Я камнями сотру в пыль этот город с безопасного расстояния.
Шаман покачал головой.
– Я видел много осад. Каменная стена рушится под ударами камня. Столб из целого дерева толщиной с коня, врытый в землю, лишь шатается, и пока ты перезаряжаешь свою машину, защитники укрепят его с другой стороны. А горючая смесь закончилась еще при осаде Торжка.
Субэдэ скрипнул зубами.
– Мудрец, что бы ты ни говорил, но я выполню волю джехангира. Он сказал – закидай этот город хоть камнями, хоть салом тех жирных и трусливых ублюдков, что боятся лезть на стены…
Внезапно в глазах Субэдэ промелькнуло что-то, похожее на удивление. Он взглянул сначала на старого шамана, потом перевел взгляд на гору ордынских трупов, которые его воины стаскивали на погребальный костер, предоставив тела русских воинов зверям, птицам и вечно голодным рабам.
– Надо же… А ведь порой голову джехангира посещают на удивление мудрые мысли, – пробормотал Субэдэ.
* * *
Ордынцы рубили мертвецов.
Под большими походными котлами, в которых варилось мясо сразу на сотню воинов, полыхали костры. Но сейчас в тех котлах готовилась не конина и не дичь, подстреленная в лесу.
Особое предпочтение отдавалось тучным воинам. И потому чаще всего в котлы летели куски откормленных кешиктенов сменной гвардии – урусы были более жилистыми и почти ни на что не годились.
Защитники крепости с ужасом наблюдали за неслыханным святотатством.
– Что они делают? – спросил изумленный Игнат, обращаясь к последнему из чжурчженей и не очень надеясь на внятный ответ. Дурацкая мысль, что Орда решила перед штурмом плотно пообедать мясом собственных воинов, не помещалась в голове. Но, похоже, это было единственное объяснение.
Ли покачал головой.
– Не думал я, что они додумаются до этого, – пробормотал он.
– До чего?! Своих сожрать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49