Есть люди, знакомством с которыми я горжусь, горжусь, что они на меня работали. Например, одна женщина открыла собственное театральное агентство в Сиэтле. Другая получила диплом учителя и теперь спрягает глаголы в элитной частной школе в Виргинии. А третья работает бухгалтером и за большие деньги подсчитывает чужие налоги в Манхэттене. Джаннетт и раньше писала романы, а работа в «Аванти» помогла ей осознать, что ей хочется сделать это своей профессией.
Мне нравится смотреть на таких женщин, нравится думать, что я была своего рода промежуточной станцией на их пути куда-то еще. То, что я делала, не только им не навредило, но даже помогло.
Благодаря этим женщинам я держу свои ночные кошмары на расстоянии, не подпуская их к себе.
Если бы их не было, то я просто не смогла бы работать даже за деньги. Я не шучу, проститутки зарабатывают много денег, но «мадам» еще больше.
Но быть «мадам», особенно порядочной, какой я считаю себя, – это искусство. Словно вы ищете поздно ночью дорогу через болото, но правильного пути нет.
Поскольку я выросла на Юге, то, разумеется, являюсь большой поклонницей творчества Эмили Пост. Я купила ее книгу, такую толстую в белой обложке, которую время от времени листаешь, когда сталкиваешься с новыми затруднительными положениями. Я покупаю и новые книжки по этикету, как только они выходят. Мне нравится идея о том, что все вопросы и ответы можно найти в одной книге.
Но у Эмили Пост ничего не написано о том, как быть «мадам». О такой профессии учебники и пособия для «чайников» не издают. Иногда просто приходится скрестить пальцы и надеяться, что поступаешь правильно, поскольку никогда не знаешь наверняка.
* * *
Вернемся к отличиям «Аванти» от других агентств Бостона. Уж не пытаюсь ли я оправдать то, чем занимаюсь? Не думаю. Просто пытаюсь стать для вас самым лучшим гидом по миру проституции.
Думаю, в мужчинах, которые пытаются руководить эскорт-службой, сохраняются остатки мировоззрения сутенера. Они понятия не имеют, о чем просят женщин, а я имею.
Я все отлично понимаю, и в этом вся разница.
Я знаю, каково это, поэтому сочувствую и сопереживаю своим девочкам. Я пытаюсь честно рассказать им о клиентах, к которым они поедут. Стараюсь сразу же рассказать, что клиент, по-видимому, от нее захочет, и готова выслушать все их жалобы уже после вызова. Я предупреждаю, если клиент неприятный, не соблюдает правила гигиены или может ее обидеть. Не могу представить мужчину, владеющего эскорт-службой, который подставлял бы плечо, чтобы его девочкам было где поплакать.
А еще я знаю, что ко мне обращаются совершенно иные клиенты именно потому, что я женщина, и, думаю, с моими девочками обращаются по-другому тоже потому, что я женщина. Когда мужчина говорит о сексе с другим мужчиной, то между ними естественным образом возникает некая связь, основанная на мужской дружбе и аморальности, и она обязательно переходит и на отношения клиента к девочкам.
А я для своих клиентов все – духовник, мать, сестра. Именно я обещаю им побег от обыденности, наслаждение, удовольствие, я превозношу их мужские качества, уважаю их право на конфиденциальность, считаю любые их желания нормальными и приемлемыми. Я – это недосягаемый Эрос, бог чувственности, с которым они жаждут познакомиться и заняться любовью, но не могут, и поэтому в некотором смысле занимаются сексом со мной через моих девочек.
Разумеется, я не сразу познала эти истины. Осознание и понимание своих взаимоотношений с клиентами происходило медленно. Некоторые клиенты отвернулись от меня, поскольку я совершала ошибки, но сейчас, когда я пишу эти строки, примерно восемьдесят-девяносто процентов моих клиентов – постоянные. Это мужчины, которые звонят мне уже много лет.
Так что, должно быть, я все-таки что-то делаю правильно.
Глава десятая
Вернемся к Джесси.
Мы не разбежались по-настоящему, наш разлад был незаметен окружающим, хотя все было как в той старой песенке «поругаться, чтобы помириться». Эти слова очень точно описывают то, что происходило в наших отношениях. Какое-то время мы не виделись, иногда неделями, а потом он возвращался и вел себя как ни в чем не бывало.
Мне стоило захлопнуть дверь перед его носом.
Да и вообще, полагаю, мне много чего стоило сделать, но я не сделала. Я снова впускала Джесси в свою жизнь и никогда не спрашивала себя, почему каждый раз, когда он приходит, у меня начинает сосать под ложечкой. Я всякий раз так радовалась его появлению, хваталась за иллюзию, что между нами происходит нечто настоящее и прекрасное. И даже после того, как эта иллюзия умерла, я так в ней нуждалась, что поддерживала дыхание в ее призраке, который являлся мне ночами и мучил днем. Мне казалось, что у меня не может быть другой любви, кроме Джесси, а подобные мысли всегда являются рецептом, как приготовить катастрофу в домашних условиях.
Наша жизнь напоминала дрейф льдин. Джесси по его желанию то прибивало ко мне, то он опять уплывал прочь, а я сидела и ждала, пока он примет решение, как и когда снова появится у меня. Ждала пассивно. Беспомощно. Бессознательно.
Должна заметить, что тогда я вела уже весьма активную светскую жизнь, поэтому терпимость к выходкам Джесси кажется еще более странной. Мало-помалу началось мое превращение в Кого-то, и мне этот процесс очень нравился. Роберт брал меня с собой в клубы, и я знакомилась с нужными людьми и бывала в нужных местах, и вскоре без меня не обходилось уже ни одно важное мероприятие, меня стали приглашать везде и всюду.
С клиентами тоже все складывалось просто удивительно. Не забывайте, что я говорила с этими парнями по телефону, вечер за вечером. Разумеется, они хотели девочек, но в то же время между мной и ними тоже появлялась связь.
Мы говорили обо всем – об их работе, о моей работе, о том, что я читаю. Когда эти темы исчерпывали себя, мы всегда могли прибегнуть к верному приему и поплакаться друг дружке из-за неудач нашей бейсбольной команды и иллюзорном обещании победы, которая так нам никогда и не достается. Когда вы столько времени и так часто с кем-то общаетесь, то начинаете сближаться, пусть даже ваши отношения носят поверхностный характер.
Я лгала клиентам, а они мне, но иногда мы говорили правду, по-настоящему проявляли ранимость, и происходило нечто неожиданное и ни с чем не сравнимое, что случается только после полуночи, когда вы оба устали, нервы ни к черту, и вам просто нужен кто-то, кто угодно, кто побыл бы с вами рядом.
Некоторые клиенты были просто душками. В те дни в центре Бостона существовал один ресторан при отеле, супершикарный, очень дорогой. Он предлагал своим гостям кухню «фьюжн» и был рассчитан на избранную группу жителей пригородов. Владельцы часто звонили мне с просьбой прислать девочек, чтобы они подсаживались к клиентам в ресторане, вместе ужинали, а потом поднимались в номера отеля.
Всякий раз, когда я приходила в этот ресторан, я чувствовала себя звездой. Со мной обходились как с особой королевских кровей. Я являлась самым желанным гостем. На самом деле это была лишь ответная услуга, как в любом другом бизнесе, но владельцы ресторана помогли мне подняться на новый уровень, познакомиться с полезными людьми и обзавестись такими связями, о которых я и мечтать не могла.
Кроме того, регулярно проходили закрытые вечеринки. Огромные апартаменты на набережных, переоборудованные из старых цехов, заполненные произведениями искусства, сигаретным дымом и приглушенными беседами. Дорожки кокаина на мраморных столиках, которые втягивали через трубочки из стодолларовых купюр, неприлично открытые платья, не оставляющие места фантазии, и костюмы от Армани. Я знакомилась с писателями, политиками, творческими людьми и сильными мира сего, и все время где-то в моем мозгу тоненький голосок пищал, как же все роскошно и какая же я крутая.
Так выглядели в то время вечеринки. А ведь были еще открытия галерей и закрытые концерты. И вдруг я очутилась – к своему удивлению, хотя могу себе представить, каким неискренним вам кажется это утверждение, – в центре самых оживленных бесед, получая все новые приглашения, предложения и подарки.
Работая в маленьком городишке на Лауру, я не понимала, насколько положительно моя профессия воспринимается в других местах. Пригороды Америки – скучища, затхлое болото, где копошатся сексисты и расисты, такие же узколобые, как любая группа религиозных фанатиков. Ну, нельзя сказать, что в мире наркотиков и пиджаков от Армани царит социализм, но, по крайней мере, он больше настроен быть непохожим, непредубежденным и необычным.
В городе меня воспринимали как состоятельную женщину, обладающую властью. Думаю, именно тогда я и сама стала так к себе относиться.
А ведь были еще приключения, бесконечные и вечные сексуальные связи и романы, о которых шептались все! Даже если не брать в расчет мою работу, казалось, что мой мир насквозь пронизан сексом.
Я тоже не могла не поддаться искушению. В прокуренных барах я встречала темноглазых незнакомцев, и все заканчивалось тем, что я просовывала руку за пояс их брюк в узких коридорах, ведущих на кухню или в туалет. Я склоняла голову на чье-то плечо и вдруг оказывалась в такси, едущем в незнакомом мне направлении, причем наполовину раздетая и целующая какого-то мужчину, чье имя не могла вспомнить ни за что на свете. А еще не один раз я просыпалась с раскалывающейся головой, с трудом фокусировала взгляд на теле, лежащем в моей постели, и недоумевала, кто это такой и как он тут очутился.
Я бывала на вечеринках, где весьма безалаберно относились к самому понятию интимности, и в итоге под утро кругом виднелись обнаженные тела и изможденные лица. Я начала читать эротическую литературу: Анаис Нин, Энн Райс, Генри Джеймс и мой любимый автор – Аноним. А еще французские писатели, творившие на рубеже веков, распивавшие абсент и курившие гашиш, обедавшие в ресторанах, спрятавшись от посторонних глаз за тяжелыми вышитыми портьерами… Я обожала эти книги. Эра, когда секс мог быть грязным, но все еще не утратил свою загадку, когда элегантность и непристойные связи шли рука об руку. Я роняла слезу над этими книгами. Правда.
Поскольку я приобрела определенную репутацию, то внезапно мне пришлось и вести себя подобающим образом. Поскольку я могла флиртовать с кем-то молодым и симпатичным, я понимала, что мнение окружающих обо мне будет зависеть и от того, с кем я сплю. Очень похоже на увещевания моей матери, только наоборот. Из ее уст это звучало «не спи ни с кем, что скажут люди?», а теперь – «спи только с правильными людьми, а не то, что скажут люди?».
Небольшое изменение в восприятии, не более того.
Но я рада сообщить, что это изменение скорее предписывало мне не спать с определенными людьми, а не расширять список своих сексуальных партнеров. Другими словами, я не выходила в свет и не решала переспать с тем или с этим только потому, что это модно. Господи, да я с трудом заставляла себя надеть вещи, которые кто-то навязывал как модные, не говоря уж о том, чтобы мода диктовала что-то еще в моей жизни. Напротив, мне нравилось думать, что я сама законодательница моды в подобных вопросах.
Нет, я хочу сказать, что в прошлом объясняла свое наплевательское отношение к тому, с кем я проснусь на следующее утром, слишком частыми походами на всевозможные вечеринки. А теперь поняла, что это все равно что питаться фаст-фудом: сначала вас это вполне устраивает, пусть и не очень полезно, но если окружающие узнают, что вы едите фаст-фуд, то не станут интересоваться вашим мнением о деликатесах. И если вы хотите стать уважаемым шеф-поваром, то не будете питаться каждый день в «Макдоналдсе».
Мне хотелось стать кем-то уважаемым в своем деле, поэтому я очень старалась решить, с кем мне спать, а с кем не стоит, перед тем как прыгнуть в постель.
Не такой уж плохой принцип для любого человека, как мне кажется.
Джесси все время крутился где-то поблизости и возвращался ко мне, когда ему было удобно. Я пыталась его игнорировать, но когда не получалось, то, наоборот, начинала преследовать его. Дежурила за углом рядом с квартирой, которую он наконец-таки снял в Бэй-Виллидж. Сидела в засаде, зажигала сигареты и сразу же их тушила, наблюдая, с кем он пришел домой и с кем проснулся.
Я испытывала физическую боль при виде Джесси с другими женщинами, но одновременно это меня возбуждало. Мое сердце бешено вращалось в грудной клетке, а соски твердели, и внутри, под джинсами, разливалось тепло, которое никак иначе испытать нельзя.
Дело в том, что все в своей жизни я делала или не делала, находясь под влиянием Джесси. Я не могла ничего съесть, не подумав, а понравилось бы это ему. Я не могла наконец улечься спать под утро, не пожалев, что Джесси нет рядом, и не окунувшись в болезненные и неприятные размышления, где он может быть. Я не могла посмотреть фильм и не захотеть обсудить его с ним, и это при том, что мы никогда ничего не обсуждали, пока были вместе, ни разу. Я ничего не могла делать, говорить, думать, не вспомнив в той или иной связи Джесси.
Когда его не было рядом, я не жила по-настоящему. Я пребывала в каком-то статическом состоянии, где все делаешь чисто механически, и могла взглянуть на свою жизнь только через призму мировоззрения Джесси. Я словно топталась на месте до следующего телефонного звонка, до следующей случайной встречи, до следующего момента, когда он станет частью меня, чтобы я смогла ощутить всю полноту жизни.
К тому моменту Джесси обзавелся пейджером. Одному богу известно, почему он вообще решил, что ему нужен пейджер, хотя у меня и имелись свои предположения на этот счет, причем весьма обоснованные. Помню только безнадежное и глубокое чувство стыда, охватывавшее меня по вечерам слишком часто, даже все случаи и не упомнить, когда я снова и снова набирала номер пейджера Джесси в надежде, что он отзовется. А потом очень расстраивалась и не могла найти себе места, когда он не перезванивал. Это была своего рода игра, но она высасывала из меня массу сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26