– Эбби, спускайся!
Я отдергиваю руку так быстро, словно обожглась.
– Иду, мама! – кричу я и не двигаюсь.
– Эбби, ты слышишь меня, детка? Спускайся немедленно!
Я стою в коридоре, замерев в нерешительности и не спуская глаз с двери. За ней мой папочка, и если я открою дверь, то он захочет меня видеть. Если я открою дверь, то мне не придется больше быть сильной, я смогу плакать и плакать без конца, а папа мне слова не скажет, потому что ему так же, как и мне, грустно от того, что он умирает и оставляет меня. Я просто знаю, что это так. Папе наплевать, что они не разрешили мне войти. Папа скажет…
– Эбигейл!
– Да, мамочка! – Я вздрагиваю и отворачиваюсь от двери в последний раз. На столе стоит ваза. Дорогая, нет, даже бесценная. Меня всегда учили, что вещи играют очень важную роль в нашей жизни.
Я поднимаю вазу и изо всех сил швыряю об пол.
Глава двадцать первая
Проработав почти десять лет «мадам», я начала задумываться о будущем. Ну, не о будущем мира, а о своем будущем.
Я пользовалась популярностью. Меня все знали. В «Бостон мэгазин» даже напечатали статью обо мне. Разумеется, не об Эбби. Эбби оставалась моим секретом. Статья была посвящена Персику и описывала меня как Персика.
Бармены в самых модных клубах знали меня по имени. Я много зарабатывала, была независима и счастлива. Ну, я хочу сказать, что должна была быть счастлива при такой жизни.
Зато Бенджамен счастлив не был, о чем вполне ясно высказался.
– Слушай, Эбби, я тут думаю организовать собственную мастерскую с парнем из нашего училища. После окончания, разумеется. Откроем свое дело где-нибудь в Калифорнии.
Калифорния. Я ощутила приступ паники, даже под ложечкой засосало.
– А почему не здесь?
Бенджамен пожал плечами.
– Ну, он оттуда родом, кроме того, там полно работы. Дома в викторианском стиле в Сан-Франциско и все такое…
Поскольку я перепугалась, то моей первой реакцией было напустить на себя важный вид и настаивать на своем. Когда я читаю нотации, со мной противно иметь дело, но я начинаю капать на мозги, только когда чего-то боюсь.
– Какая чушь! На востоке тоже навалом работы для реставраторов. Здесь есть здания и постарее.
Он едва удостоил меня взглядом. Мы завтракали в «Свиссотель» на Лафайет-Плейс. Бенджамен развернул газету рядом с круассаном и стаканом свежевыжатого апельсинового сока и уделял ей столько же внимания, сколько и мне.
– Не знаю почему, но там работы больше, – буркнул он, изучая заголовки. – Кроме того, у этого парня куча полезных знакомств где-то в Морро-Бэй.
Я свернула салфетку и положила ее на колени.
– А как же я?
Он медленно сложил газету, сделал глоток кофе, откинулся на спинку стула и наконец посмотрел на меня:
– Что ты имеешь в виду?
– А как же я? Как же мы? – Я едва не переходила на визг.
Бенджамен задумался на минуту, а потом сказал:
– Я не уверен, что есть «мы», Эбби. Есть ты и я, когда ты хочешь, чтобы я был рядом. Какое-то время меня все устраивало, и это было здорово, не пойми меня неправильно, но я уже готов вырасти.
– О чем ты? – Вообще-то я знала, о чем он. – Ведь это ты всегда решаешь, когда прийти и когда уйти. Это ты не хочешь переехать ко мне.
Бенджамен улыбнулся, но в его улыбке не чувствовалось особой теплоты.
– Я могу решать что-то в тех рамках, куда ты меня сама загнала, – сказал он. – Посмотри правде в глаза, Эбби. Я нужен тебе, когда никого больше нет рядом. А не тогда, когда квартира полна твоих поклонников. Когда тебе грустно, одиноко или тебя мучает похмелье, я тебе нужен. В остальное время вполне достаточно Сиддхартхи и Соблазна. Остальное время ты проводишь с более важными людьми.
– Неправда! Ты для меня и есть самый важный человек! – Я не осознавала, что это так до этой самой минуты.
– Докажи. – Голос Бенджамена звучал холодно и бесстрастно. Таким тоном он мог бы обсуждать один из заголовков в газете.
– Каким образом? – Я снова встала на дыбы. – Я не собираюсь переезжать с тобой в Калифорнию!!!
Бенджамен быстро огляделся, и я поняла, что произнесла последнюю фразу слишком громко и резко, возможно, даже потеряла контроль над собой.
– Прости, – сказала я уже тише, но совершенно не чувствуя раскаяния. – Но ты не можешь меня заставить переехать…
– И не собираюсь. – В уголках его губ притаилась улыбка. – Вообще-то я и сам не уверен, что хочу туда ехать.
– Так ты сказал это, чтобы меня раззадорить?! – снова завелась я.
– Нет. – Бенджамен перегнулся через стол и положил руку поверх моей. – Тихо, Эбби, успокойся. – Его рука не сдвинулась с места, хотя я пыталась вырвать свою. – Просто послушай меня, ладно? Я люблю тебя, но мне не нравится твой образ жизни. И мне нужно знать, что так не будет продолжаться вечно, но я не уверен, что ты можешь это гарантировать. Думаю, тебя все устраивает – вот в чем проблема.
Но я зациклилась на первой части монолога:
– Ты меня любишь?
Теперь улыбка стала настоящей и теплой.
– Да, я тебя люблю.
– Ой. – Я прекратила вырывать руку. Как мило. Может, я слишком романтична, особенно для человека моей профессии, но это действительно мило.
Бенджамен не закончил:
– Но я не вижу нашего будущего…
Я замялась, а потом посмотрела на него:
– Ты правда меня любишь?
Я уже знала ответ, но хотела услышать волшебные слова снова и снова, если понадобится.
Казалось, Бенджамен растерялся.
– Ну конечно, я тебя люблю, Эбби.
Какое-то время мы не двигались, замерли на близком расстоянии, чувствуя дыхание друг друга. От Бенджамена пахло тостами и кофе, и этот запах показался мне ужасно приятным.
– Согласна, – тихо сказала я.
– На что?
– На все, что ты хочешь. – Потом задумалась и уточнила: – А чего именно ты хочешь? – И улыбнулась, увидев, как смешно выглядит вся ситуация со стороны.
Бенджамен тоже улыбнулся в ответ. Напряжение между нами заметно уменьшилось.
– Ну, у меня тут случайно целый список завалялся…
Я в шутку шлепнула его.
– Обойдемся без списка. Так чего ты хочешь?
Бенджамен сел на свое место. Ему явно нравилось играть со мной.
– Мира во всем мире. Билеты на все матчи нашей бейсбольной команды до конца дней моих, а еще лучше до того момента, когда они наконец завоюют этот гребаный титул чемпионов.
– Ага, я так и знала, что ты к Бостону всей душой прикипел.
– Ну… – Бенджамен снова дотронулся до моей руки, погладил ее, а потом резко перевел взгляд на меня и тихо сказал: – Я хочу быть самым важным человеком в твоей жизни.
– Уже. – Раньше я не знала об этом, но сейчас говорила правду.
– Хочу, чтобы мы жили вместе. И не просто переехали в твой дом, а нашли наш собственный. Что-то, что было бы наше.
Мне нравилась квартира в Бэй-Виллидж, нравился небесно-голубой цвет, неоштукатуренные стены и ванная размерами с большую спальню. Я сделала глубокий вдох и сказала:
– Хорошо.
– Я хочу, чтобы мы были вместе. И строили вместе планы на будущее. Чтобы мы были парой.
– Ладно.
– Да? Ты серьезно?
Я улыбнулась:
– Серьезно.
– Ну, хорошо.
Да, признание в любви вышло не совсем как в пьесе Шекспира, не самое страстное и решительное, но оно определенно перевернуло весь мой мир. Через неделю мы начали искать новое жилье, а через месяц нашли. Домик в Чарлстоне, только что отремонтированный, на тихой вымощенной булыжником улочке. Он располагался неподалеку от «Оливс», возможно, лучшего бостонского ресторана, по крайней мере так я говорила всем знакомым, задававшим вопросы о переезде. Словно мне нужно было убедить их, что я не лишаюсь статуса крутой, даже уехав из Бэй-Виллидж. Но, по правде говоря, я старалась убедить в первую очередь себя, и это было не так уж сложно. Постепенно крутость теряла для меня значение.
Думаю, этот процесс начался, когда Джаннетт ушла из «Аванти». Не могу сказать, что ее решение как-то кардинально повлияло на мою жизнь, но каким-то образом напомнило мне, что другие двигаются наверх, пока я топчусь на месте. Джаннет перестала работать проституткой и преподавать, посвятив все свое время написанию книг, и вышла замуж за парня, никак не связанного с нашим миром. Судя по голосу, она была счастлива, по-настоящему счастлива, в ее голосе сквозила легкость, которой я никогда раньше не слышала. Джаннетт перестали мучить мигрени. Она смеялась еще чаще, чем раньше, и мне тоже этого хотелось.
Мама была поражена до глубины души.
– Чарлстаун? – переспросила она, и я не могла не заметить, как до смешного это название похоже на Чарлстон, название моего родного города.
– Стараюсь соответствовать тебе, – весело заметила я и пошла покупать занавески.
Мы наняли машину с грузчиками, которые приехали и загрузили все мои вещи из квартиры на Бэй-Виллидж. И я видела, как соседи снизу выглядывают из окон, пока мою мебель провозят мимо их двери. Забавно, я прожила здесь несколько лет, и, как это часто бывает в больших городах, встречаясь с соседями, обменивалась лишь парой слов. Хотя, возможно, мне просто не хотелось.
Я села на широкую каменную ступеньку, прислонилась к кованым перилам и поняла – я не имею ни малейшего представления, что обо мне думали мои соседи. Часто… нет, если честно, большую часть времени я была так поглощена собой, что плевать хотела на их мнение. Возможно, пришло время измениться.
Итак, я купила занавески, и мы с Бенджаменом разделили обязанности. Нет, никакой работы по дому, я не собиралась до такой степени одомашниваться. Для этого есть специальные конторы. Роберт подарил мне на новоселье кулинарную книгу, на которую я первые две недели посматривала с неодобрением, а на третьей неделе наконец с сомнением открыла. Возможно, мне стоило бы попробовать что-то приготовить, подумала я. Вот бы Бенджамен удивился. А уж я бы как удивилась.
Я больше не работала в спальне – просто глобальное изменение. В новом доме на первом этаже имелась коморка, которую я с радостью переоборудовала под свой кабинет, поставив туда футон, телевизор и полки, заполненные (правильнее сказать ломившиеся) книгами, которые все эти годы хранились в коробках на чердаке маминого дома на Саут-Бэттери-стрит. Впервые я смогла собрать любимые книжки в одном месте, и теперь у меня голова кружилась от восторга, я чувствовала, что окружена друзьями: Фланнери О'Коннор, Энн Тайлер, Эрнест Гэйнс, Гейл Годвин, Пэт Кон-рой, Уокер Перси. Все мои книжки расставлены, я дома.
Телефонные номера не изменились. Мой бизнес никуда не делся, но никто – ни девочки, ни клиенты – не догадывался о важных переменах в моей жизни. Чего я, собственно, и хотела.
Моя трудовая деятельность не снизила темпа ни на йоту. На самом деле постоянно происходило что-то новое и волнующее, хотя порой я бы предпочла что-то менее… хм, волнующее.
В первые же выходные после переезда я отправила Тиффани к Дейву Уиллису в Садбери. Эта девушка даже не удосужилась при приеме на работу назвать свое настоящее имя, хотя, возможно, ее правда звали Тиффани. Вероятно, где-то на белом свете жили да были родители, которые посмотрели на свою хорошенькую доченьку и дали ей такое нелепое имя. Иногда случаются вещи и покруче.
Дэйв Уиллис был нашим постоянным клиентом, а Тиффани – полупостоянной сотрудницей. Хорошенькая, свежая и пользовавшаяся успехом у клиентов, несмотря на то что я считала ее пустышкой. Но, думаю, она была довольно веселой девочкой, из тех, кто не станет вести светские беседы, а предпочтет сразу перейти к делу.
Я знала, что Дэйву нужно именно это. Он был уже немолод, за плечами – два неудачных брака, в настоящем – бесконечная выплата алиментов. Думаю, единственной формой досуга для него были именно встречи с девочками, ну и еще телевизор, и он всегда вписывал девочек в промежуток между любимыми программами. Дэйв отказывался от встречи, если девочка опаздывала, поэтому я отправляла к нему только действительно надежных и пунктуальных. Мне не хотелось потерять хорошего клиента.
Тиффани, к моему облегчению, приехала вовремя и через тридцать секунд отзвонилась мне. Я самонадеянно решила, что это будет один из легких вызовов. Скорее всего, мне даже звонить не придется. Обычно Дэйв заканчивает еще до окончания часа и отправляет девочку обратно. Но я все равно на всякий случай засекла время и занялась более сложным вызовом – нужно было все согласовать, чтобы две девочки с разных концов Бостона одновременно приехали в один из отелей в аэропорту – непростая задача.
Когда через двадцать минут зазвонил телефон, я не заподозрила ничего дурного.
– Персик? – звонила Тиффани, но я с трудом ее узнала, поскольку голос звучал моложе и беззащитнее.
– Что случилось?
На другом конце послышались всхлипывания. Потом она притихла, очевидно пытаясь взять себя в руки. Я слышала страх в ее голосе.
– Тиффани, в чем дело?
– Персик… Персик…
– Успокойся, дорогая, – сказала я твердо, насколько могла, но при этом ласково, сунув сигарету в пепельницу, стоявшую рядом, словно приготовилась к решительным действиям.
– Я не смогу помочь тебе, пока ты мне не расскажешь, в чем дело.
Но мысли уже бешено скакали вперед. Какая проблема могла возникнуть с Дэйвом Уиллисом?
– Персик… – Она долго, прерывисто дышала и только потом смогла выдавить из себя: – Он мертв…
Мне пришлось напомнить себе, что нужно дышать. Напомнить себе, что девушка напугана и рассчитывает на мою помощь.
– Тиффани, ничего, дорогая, ничего. Сделай глубокий вдох, дорогая. Сделай вдох и расскажи мне, что случилось.
Два долгих прерывистых вздоха. Кто-то звонил по второй линии, но я проигнорировала звонок.
– Персик… я не виновата…
– Разумеется, ты не виновата, дорогая. Но тебе нужно все мне рассказать, и тогда я тебе помогу.
Господи, что она имеет в виду, говоря, что не виновата? Она что, убила его?!
– Персик, я думаю, у него был сердечный приступ. Так быстро. Очень-очень быстро.
Я сидела на нем… ну, короче он внутри… и тут он так охнул, но я-то подумала, это от удовольствия, и стала двигаться быстрее. Я особо не всматривалась в его лицо, ты понимаешь? – Короткая пауза. – А потом он лежал как бревно и ничего не говорил, я посмотрела, а он такого странного фиолетового цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26