Тот, у кого не было друзей, зависел от людского милосердия. Те же, что побогаче, могли играть, пировать, заказывать блюда в таверне, роскошествовать в своей камере или за один шиллинг поразвлечься с девицей. Надзиратель тюрьмы, купивший свое место за большие деньги, хотел не только покрыть расходы, но и получить прибыль. И пытался выдавить из арестантов последнее пенни.
Ален первый раз был в Ньюгейте. От ударившего в нос зловония ему стало так плохо, что он закрыл лицо носовым платком. Здесь не было ни воды для умывания, ни туалета, только ночные горшки, которые выливали по утрам. У Алена мурашки побежали по телу, еще хуже ему стало, когда он услышал ужасный шум. В тюрьме было набито почти триста человек, хотя она была рассчитана на сто пятьдесят. Но источником жутких звуков были не огрубевшие голоса арестантов, а железные цепи, которые они при ходьбе волочили по каменному полу, так как каждое утро двери камер отпирали и заключенные могли свободно передвигаться по тюрьме.
Воздух был пропитан табачным дымом, пеленами висевшим под потолком. Заключенные беспрерывно курили, пытаясь тем самым защититься от болезней. Через маленькие зарешеченные окна не проникал ни свежий воздух, ни свет, так что факелы и светильники горели целый день. Арестантам приходилось платить и за них.
Иеремия провел своего друга на второй этаж «господской стороны», где более состоятельные заключенные жили в относительном комфорте. На первом этаже находилась таверна, где можно было заказать блюда и напитки, а наверху располагалась часовня для арестантов.
В камере некоего католика, которую тот, правда, делил с другими заключенными, но где все же стояли стол и стулья, Иеремия регулярно служил мессу.
– Сколько вы платите за камеру? – с интересом спросил Ален.
– Три фунта шесть шиллингов и восемь пенсов в неделю. Камера, выходящая на внутренний двор, лучшая в Ньюгейте, стоит до тридцати гиней, – ответил торговец, сидевший за долги.
В данном случае арест служил не наказанием, а лишь предупредительной мерой, чтобы должник не сбежал. Он выйдет на свободу, только расплатившись со всеми кредиторами. Последние прекрасно понимали, что в тюрьме у него нет возможности заработать необходимые деньги. Но считалось, что должника должны выкупить друзья или родные, а до тех пор торговец тратил свои последние гроши на более-менее пристойную камеру.
Его жена привела в тюрьму на мессу детей. Иногда семья оставалась на ночь. В Ньюгейте за небольшую мзду можно было купить практически любую поблажку.
Католики растворились среди других заключенных, и Иеремия принял исповеди и отслужил мессу. Затем алтарь снова превратился в обычный стол, а серебряный подсвечник, чашу и блюдо для облаток убрали обратно в камин. Раньше святыни прятали потому, что иметь их в Англии было запрещено, но теперь надзиратель за взятку был готов терпеть «папистский» ритуал и их убирали просто от воров.
Положив алтарный камень и распятие в сумку, Иеремия твердым голосом спросил у собравшихся:
– Я ищу человека по имени Макмагон. Кто-нибудь знает, где его найти?
– Мне кажется, я знаю, кого вы имеете в виду, патер, – сказала одна женщина. – Молодой ирландец, которого привели на Вознесение.
– Да, ненормальный ирландец! – вспомнил другой. – Бушевал как сумасшедший, когда надсмотрщики обыскивали его, думая поживиться. Ничего не обнаружив, его передали другим заключенным. Те еще хуже тюремщиков. Вы ведь знаете, патер, что бывает с новичками, которые не могут давать взятки. Они набросились на него, сорвали всю одежду и вломили ему по первое число. Все думали, это его несколько отрезвит, но не тут-то было! Через два дня он набросился на тюремщика и вцепился ему в горло, даром что был в кандалах. Если бы не другие заключенные, тот бы испустил дух. Можете себе представить, что было потом. Надзиратели избили его и бросили в самую темную дыру. Если он еще не подох, вы найдете его там.
Иеремия повел Алена на другую сторону Ньюгейта, где содержались заключенные, которые не могли позволить себе никаких удовольствий. Как правило, в камерах было больше тридцати человек. Несколько арестантов делили между собой одну деревянную лавку, другие спали на половиках или прямо на полу.
Когда Иеремия и Ален проходили мимо кухни палача, им в нос ударил отвратительный, еще более мерзкий запах.
– Здесь Джек Кетч варит головы и члены четвертованных в Пече, прежде чем посадить их на кол на мосту, – объяснил Иеремия. – Иначе вороны будут рвать мясо с костей.
Повсюду бегали худые, облезлые собаки и кошки. А некоторые заключенные содержали даже свиней и кур.
Оставив позади отсек должников, через узкий проход, освещенный одним-единственным факелом, они прошли в нижнюю темницу. Сырой пол был устлан гнилыми половиками из тростника, то и дело блестели глаза крыс, снующих в поисках объедков. На каждом шагу что-то щелкало под ногами. Нагнувшись, чтобы лучше видеть в полумраке, Ален понял: пол буквально кишел вшами и бог знает какими еще насекомыми.
Скоро посетителей окружили изможденные существа, просительно тянувшие к ним заскорузлые руки. Их лохмотья кишели гадами. Многие были больны тюремным тифом – эти ничего не просили, а только обводили застенок бессмысленным взглядом. Иеремия достал из сумки несколько кусков хлеба и разделил их между несчастными, начавшими драться за них как звери. Он знал – этого слишком мало, чтобы спасти их от печальной участи. Большинство не доживут до суда.
Иеремия обратился к тюремщику, на поясе которого висела тяжелая связка ключей.
– Мы ищем человека по имени Макмагон, – сказал он и дал тюремщику шестипенсовую монету.
– Пойдемте, – ответил тот и провел их еще глубже.
Помещение без окон заполнял затхлый воздух. Тростниковые половики, устилавшие пол, уже давно потеряли свой первоначальный вид. Заключенные попадали сюда за особые проступки и не могли рассчитывать на снисхождение.
Тюремщик остановился подле неподвижно лежавшего человека и пнул его ногой. Но несчастный уже ничего не чувствовал. Он был мертв. Тюремщик равнодушно склонился над трупом и принялся снимать с него одежду. Все, что имело хоть какую-то ценность, превращалось в деньги.
– Ирландская свинья там. – Тюремщик кивнул направо. – Можете поговорить с ним, если хотите, но осторожнее. Он бешеный.
Ален быстро отвернулся от ужасного зрелища и подошел с Иеремией к заключенному, безучастно лежавшему на сыром каменном полу. Он был бос, в одних потрепанных бриджах. Его заковали в цепи так, что он практически не мог двигаться. Кроме кандалов на руках и ногах, шею ему сдавил железный ошейник, прикрепленный цепью к кольцу, торчавшему из стены.
– Должно быть, он здорово всех напугал, – заметил Иеремия, присев перед заключенным на корточки. – Ты Макмагон?
Несмотря на тяжелые цепи, молодой человек сел и оглядел посетителя ясным внимательным взглядом. Его волосы, склеившиеся от грязи, крысиными хвостами свисали на плечи. Неопрятная трехнедельная щетина покрывала бледное лицо. Его тело было таким худым, что под кожей вырисовывались кости.
– Мое имя Бреандан Мак-Матуна. Англичане называют меня Макмагон.
– Бреандан Мак-Матуна. Я правильно выговорил?
– Да. Способный ученик. Что вам от меня надо?
– Помочь тебе, сын мой, – сказал Иеремия, пытаясь несколько смягчить его.
Бреандан Мак-Матуна презрительно отвернулся:
– Зачем вам мне помогать?
– Затем, что я священник и твое спасение – мое дело.
Молодой ирландец невесело усмехнулся:
– Так вы тот самый поп, о котором столько рассказывают Вы, говорят, творите чудеса.
Но его недоверие все же растаяло. Он знал, как преданно служили своему делу миссионеры, тайком перебравшиеся в Англию. Малодушным здесь не было места, они рисковали своей жизнью.
Иеремия осмотрел заключенного с головы до ног. Даже под грязью, серым слоем покрывавшей его тело, молено было различить множество кровоподтеков. Садясь, Бреандан Мак-Матуна поддерживал правую руку. Очевидно, она была повреждена.
– Дай я посмотрю твое плечо, – мягко предложил Иеремия.
Он осторожно ощупал кости и попытался приподнять руку. Бреандан застонал от боли.
– Да, они тебя как следует отделали, парень. Вывихнуто плечо, его нужно вправить. Но сначала освободим тебя от этих варварских цепей.
Иеремия поднялся и подошел к тюремщику, ждавшему на выходе.
– Сколько вы хотите за более легкие цепи?
– Вы что! Он сумасшедший. Чуть не придушил одного нашего.
– После взбучки, которую вы ему устроили, он уже ни для кого не опасен. У него вывихнуто плечо. Кроме того, он оголодал. Судя по всему, он здорово вас напугал.
– Напугал? Не смешите меня! Ну ладно. За цепи полегче шесть шиллингов.
– И камеру получше. Я заплачу за него.
– Как хотите. Но если он еще раз поднимет шум, придется угостить его розгами.
Иеремия дал тюремщику денег. Вскоре появился один из тех заключенных, что прислуживают надзирателям. Он принес с собой инструменты и снял с Бреандана цепи. Железные браслеты глубоко врезались в тело, и теперь раны кровоточили. Прежде чем помощник наложил на него более легкие цепи, Иеремия с помощью Алена вправил плечо. Ирландец вскрикнул, чуть было не потерял сознание, но все же удержался и не упал.
Иеремия и Ален помогли ему встать и отвели в отсек повыше, там через зарешеченное окно в камеру по крайней мере проникало немного свежего воздуха. Здесь Бреандан будет делить кровать с другими заключенными, но ему все же не придется спать на голом каменном полу. Легкие цепи на руках и ногах гораздо меньше стесняли его движения. В них он мог передвигаться по тюрьме. В новой камере, кроме нескольких кроватей, стояли расшатанные табуретки. В камине горел огонь.
Иеремия достал мазь и натер ирландцу израненные запястья и щиколотки. Пристально вглядываясь в исхудавшее лицо, он спросил:
– Сколько ты уже не ел, сын мой?
– Четыре дня.
– Тогда пойдем в таверну.
Темную таверну освещали несколько тусклых светильников. Здесь можно было почти забыть, что это тюрьма. Арестанты пили и играли в кости. Беспрепятственно общались друг с другом мужчины и женщины. Опытные жулики обучали молодых искусству мошенничества, карманной кражи и взлома. Другие поучали новичков, как на суде проводится перекрестный допрос свидетелей, или помогали им найти «соломенные чучела». Так называли людей, за деньги дававших ложные показания. Как знак своего ремесла, в пряжки башмаков они вдевали соломинки.
Иеремия заказал пива. Оно было разбавлено и слишком дорого, но по крайней мере утоляло жажду, а надзиратели разносили только гнилую и вонючую воду. Иезуит раздал не весь хлеб и теперь положил оставшийся кусок перед Бреанданом, который с жадностью принялся есть.
– Почему ты здесь? – наконец спросил Иеремия.
По лицу ирландца прошла темная тень.
– Черт побери, я не знаю! Три недели назад за мной вдруг увязались трое. Они приходили в притон Уайтфрайарса, где я иногда ночую, и следили за мной в городе. Я никак не мог понять, чего им нужно, и удрал. Но они выследили меня и притащили-таки к мировому судье. Тот начал расспрашивать меня про троих, с которыми я подрался за несколько дней до этого.
– Что за трое?
– Точно не знаю, торговцы или что-то в этом роде. Во всяком случае, при деньгах и одеты прилично. У одного была шпага с дорогими ножнами.
– Почему ты с ними подрался?
– Я сцепился с ними вечером, когда они, пьяные, выходили из таверны. Один задрал меня, и я сказал ему все, что думаю. Поняв, что я ирландец, они начали меня оскорблять.
– И вместо того чтобы уйти, ты отплатил им той же монетой.
– А что, я должен просто так терпеть оскорбления? – вскинулся молодой человек. – Когда они поняли, что меня не запугать, то разошлись еще больше. Наконец один из них схватился за шпагу. Я был безоружен и испугался, что они меня просто заколют, ведь они были пьяные. Пришлось их опередить. Двоих я уложил кулаками еще до того, как они успели достать оружие. Третий, постарше, чем остальные, до тех пор он сдерживался – обнажил шпагу и пошел на меня. Но я оказался быстрее, схватил его за руку и вывернул так, что он выронил шпагу. Первые двое тем временем оправились, и я схватил его шпагу, чтобы отпугнуть их. И ушел. Они меня не преследовали, а шпагу я выбросил.
– И мировой судья расспрашивал тебя именно про этот случай?
– Да, он хотел знать, брал ли я шпагу. Я сказал, у меня не было другого выбора, так как мне угрожали.
– Понятно, – задумчиво сказал Иеремия. – Такое впечатление, что эти ребята хотят тебе отомстить. Возможно, они рассказали мировому судье совсем другую историю – будто ты их обокрал. Есть свидетели ссоры, которые могут подтвердить твои показания?
– Нет, я был с ними на улице один.
– Я попытаюсь выяснить подробнее, в чем тебя обвиняют. Может быть, и смогу тебе помочь.
Голубые глаза удивленно смотрели на Иеремию.
– Зачем вы это делаете, патер? Я никогда не смогу оплатить вам расходы. У меня ничего нет.
– У тебя есть друзья или родственники, которые могли бы поддержать тебя?
– Я всего полгода в Англии. Я хоть и жил в Уайтфрайарсе, ведь у меня не было денег на квартиру, но не жулик и не бродяга, что там живут. Они мне не помогут.
– Ты сказал, что всего полгода здесь, а уже побывал в суде, – ухмыльнулся Иеремия, повернув левую ладонь Бреандана вверх так, что стало видно клеймо под большим пальцем. Оно означало, какое именно преступление совершил его обладатель. В данном случае это было убийство.
– Драка, – объяснил Бреандан. – Тот парень неудачно ударился об угол стены и умер. Три месяца назад.
– Тебе не советовали в тюрьме воспользоваться привилегией духовного статуса?
– Да, мне говорили, что это спасет меня от виселицы.
Привилегия духовного статуса являлась законной лазейкой для тех, кто совершил особо тяжкие преступления. Раньше обвиняемые, облеченные духовным саном, имели право отказаться от светского суда и требовать суда церковного. Церковь не имела права приговаривать к смертной казни, и преступникам лишь выжигали клеймо на руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51