..
- Нет, - прошептал Ганшин. - Я и сейчас еще ничего не решил. Еще не поздно твердо отказаться, вернуть все вещи и забыть эту становящуюся все несуразнее и неправдоподобнее историю...
- Девушек тоже вернешь? - осведомился внутрений голос. - Или оставишь в качестве аванса? Слушай, старик, уж себе-то не ври. Не станешь ты ни фига возвращать. Вряд ли в этой стране найдется хотя бы один человек, который откажется от такого. Тем более, что требуют взамен всего-ничего - душонку твою несчастную. Да кого в наше время интересует такая мелочь, к тому же, коммунисты давно доказали, что ее и вообще не существует. Так что хватит вилять и делать вид, будто чего-то там решаешь. Подписывай договор, а потом иди развлекайся с девочками...
- Ну, нет, - сквозь зубы прошипел Ганшин, все сильнее сжимая руками виски. - Я себя не продаю, это ты загибаешь. Труд свой - пожалуйста, это неизбежно для любого. Но себя дудки! Если я подпишу договор - слышишь, я все еще говорю "если", - я все равно останусь собой. И буду писать то, что сочту нужным и правильным. Правду буду писать, понял?
- Блаженны нищие духом, - насмешливо процитировал внутренний голос, - ибо не ведают они сомнений и будущего не страшатся. Блаженны смиренные, ибо за них решено все свыше. Блаженны...
Ганшин вздрогнул от легкого стука в дверь.
- Алексей Степанович, - промурлыкал за дверью голосок Элизы. - У нас все готово. Мы вас ждем.
Ганшин вскочил и, уже на ходу, на мгновение обернулся к окну. Глаза обожгла громадная кровавая звезда. Казалось, она прилепилась к самому стеклу и корчилась от усилий ворваться в комнату. Стекло потрескивало...
10
Старик оторвался от окуляра и, негромко покряхтывая привыча, обретенная за последние годы, - разогнул приятно ноющую спину. Потом потер уставшие от напряженной работы глаза. Глаза были его гордостью. Он никогда не носил очки и даже сейчас, в его-то годы, они не требовались.
На улице было уже совсем темно и звезду можно было легко наблюдать даже неооруженным глазом. Но в телескоп было профессиональнее. Показалось ли ему, что она стала чуть больше, словно приблизилась, и светить стала ярче? Или просто начали подводить уставшие глаза.
- Эх, нет оборудования! - вздохнул он, повернулся к столику и, нашарив в темноте лампу, включил свет.
"Изменения нарастают, - записал он в тетради ровным, аккуратным почерком. В десять двенадцать звезда снова стала зеленой, а в десять сорок семь превратилась в красную. Перемена цвета происходит мгновенно. Ни один небесный объект не в состоянии менять окраску буквально ежечасно".
Он хотел еще написать об увеличении размера, но, немного подумав, не стал. В конце концов, это могло показаться. У него не было никаких способов измерить величину наблюдаемого объекта. А в своих наблюдениях он хотел придерживаться максимальной точности.
Отложив ручку и выключив свет, он снова припал к окуляру и даже засопел от наслаждения.
11
Дверной звонок, особенно гнусный, раздался в тот момент, когда они, чокнувшись мелодично прозвеневшими бокалами, пили шампанское "La amour". Ганшин подавился ледяной струйкой и надсадно закашлялся, едва успев поставить расплескивающийся бокал на стол. Сидевшая рядом Нора заботливо заколотила его ладошкой по спине. Элиза неторопливо выплыла из-за стола.
- Не беспокойся, Алексей, я открою, - сказала она.
- Я дома... - просипел все еще кашляющий Ганшин и шумно задышал через рот, чтобы поскорее прийти в норму.
В прихожей щелкнул замок, невнятно зашушукались голоса. Ганшин поднял руку с часами - стрелки подползали к одиннадцати. Значит, это Светозар. Как ты не вовремя, Светозар, тоскливо подумал Ганшин.
Тут же в комнату вплыла Элиза, буквально волоча за руку тащившегося за ней Светозара. Глаза у Светозара были обалдевшими, длинная челюсть то и дело отвисала. Несмотря на неуместность появления, Ганшина обуяло веселье от его вида.
- Привет, - сказал он, поворачиваясь на стуле. - Давай-ка присоединяйся к нам. Мы только что начали.
- Извини, я не знал, что ты занят... Вернее... э-э... забубнил Светозар, завороженно глядя на стол. - А что вы тут празднуете?
Там и впрямь было на что посмотреть. Правда, все из консервов, но среди них и нежная датская ветчина, и копченые языки, и испанские шпроты, и паюсная икра, и много-много чего другого, все со вкусом разложенное по тарелкам. Кроме шампанского, украшением стола являлась литровая бутылка греческого коньяка "Амфора", и впрямь напоминающая этот древний сосуд, а также вишневый ликер бог весть из какой страны.
- Да это мы так, - небрежно махнул рукой Ганшин, наслаждаясь обалдевшим видом Светозара. - Отмечаем начало моей новой работы.
Впервые за много лет дружбы Ганшин видел Светозара растерявшимся. Обычно он мгновенно адаптировался к любой ситуации и тут же становился "душой компании". Одногодок Ганшина, он обладал неиссякаемым запасом энергии и оптимизма, а также врожденным отсутствием скромности. В сочетании с вечно-громадным аппетитом, эти качества делали его грозой любого праздничного стола. Если на тарелке оставались последний кусочек колбасы или бутербродик с минтаевой икрой, можно не сомневаться, что именно ухватистая лапища Светозара подхватит его первым без малейших колебаний.
Нора уже была у серванта и вернулась с прибором и хрусталем для гостя. Светозар был усажен рядом с Элизой - напротив Ганшина, - и Элиза, интимно прижимаясь к нему плечом, принялась наполнять его тарелку деликатесами.
При виде наполняющейся тарелки Светозар ожил, пришел в чувства и тут же принял на себя обязанности виночерпия, свернув металлическую головку "Амфоре". Девушки от коньяка отказались, удовольствовавшись шампанским.
Следующие полчаса прошли в молчании, если не считать тостов Светозара и обычных для такого дела реплик типа "пожалуйста, передай мне вон ту рыбку". Коньяк оказался небывалым, буквально испарялся на языке, наполняя рот восхитительным вкусом, и почти не давал опьянения. Нора, внимательно следившая, чтобы тарелка Ганшина не пустела, касалась его то плечом, то грудью, отчего по телу Ганшина каждый раз пробегала волнующая дрожь, а ее теплое бедро давно и надолго прилепилось к ноге Ганшина.
Наконец, Светозар осоловел от еды - что, впрочем не помешало ему умять ложкой икру, заявляя, что так гораздо вкуснее, чем бутерброды, - и с громком выдохом отвалился на спинку стула.
- Слушай, пойдем покурим, - сказал он. - Вы, девушки, извините, все просто чудесно, но нам нужно маленько поговорить.
Он улыбнулся Элизе и вышел из-за стола. Ганшин последовал за ним.
- Идите, идите, - сказала вдогонку им Нора. - Мы тут пока приберемся и кофе заварим. Как будет готово, вас позовем.
Входя в кабинет, Ганшин снова взглянул на часы - половина двенадцатого. Сердце тревожно стукнуло, расслабленное состояние сняло как рукой.
В кабинете Светозар испытал еще один шок при виде компьютера, впрочем, после переедания уже не такой сильный.
- Американский, - сказал он, рассматривая процессор. Работает?
- Нет, для украшения стоит, - буркнул Ганшин, подходя к окну, где была пепельница. - Ты, кажется, курить хотел.
Закурили. Светозар развалился на стуле и, выпустив длинную струю дыма, внимательно посмотрел на Ганшина. В кабинете горела лишь настольная лампа под пластмассовым абажюром и было полутемно.
- А теперь раскалывайся, старик, - весело сказал Светозар, - где это ты познакомился с такими девочками и откуда взял деньжищи на это, - он кивнул на компьютер. - Только не заливай, переводами ты и за десять лет столько не заработаешь.
Желание Ганшина все рассказать, зудевшее все время после звонка Светозара, вдруг резко пропало. Но в голову, также, не приходило ни одной дельной мысли о том, что бы такое соврать поумнее.
- С каких это пор ты стал интересоваться моими доходами? - неопределенно спросил он.
- Понимаешь, старик... - серьезно и задумчиво протянул Светозар. - Как бы тебе это объяснить... Я люблю приходить к тебе в гости, мне всегда было здесь хорошо. А вот сегодня... Понимаешь, как только я позвонил в дверь, еще до того, как увидел девчонок и все прочее, мне стало... ну... очень как-то неуютно, нехорошо как-то так и... страшно. За тебя страшно, Лешка, понимаешь?
Ганшин слушал его не перебивая, даже забыв о дымившейся в руке папиросе.
Вот оно, значит, как, чуть ли не обреченно думал он. Выходит, ничего я тут не придумывал и не накручивал. Длинный нос Светозара не подвел, сразу учуял, откуда и чем пахнет. Значит, жизнь у меня теперь будет совсем другая, и друзья, наверное, тоже другие. А может, и вообще их не будет, друзей...
- Ну, это ты брось. - Ганшин заставил себя усмехнуться. - Чего за меня бояться? Что ты, не знаешь меня?
- Тебя я давно знаю, - Светозар выпустил еще одну струю дыма. - Потому и боюсь. Мне почему-то кажется, что ты вляпался в очень нехорошую историю.
- Да какая там история! - раздраженно сказал Ганшин. Просто взял один заказ, вот и все. Платят за него хорошо, понятно? Ты, кстати, не обратил внимание на звезду? Совершенно новая звезда в небе. Появилась вот так сразу и горит.
- Какая еще там звезда? - отмахнулся Светозар. - Ты мне зубы не заговаривай. А договорчик-то у тебя еще не подписан... - Светозар внезапно схватил со стола возле компьютера верхний мелованный лист. - Ну-ка, что ты там обязуешься...
- Отдай!
Ганшин рванулся к нему. Светозар ловко отвел длинную руку с бумагой.
- Что за секреты от старых друзей? - возмущенно завопил он. - Не любовное же послание!..
- Прекрати, Зарка, отдай по-хорошему, - пыхтел Ганшин, стараясь выхватить у него договор.
- Извините, Алексей Степанович, - перекрыл их возню хриплый бас.
Ганшин замер и поднял глаза. В дверях кабинета стоял тощий референт Иванов в чинно застегнутом черном костюме и без улыбки глядел на них. В левой руке он держал "дипломат". Светозар тоже обернулся, притихший, словно его застали на месте мелкого преступления, и осторожно, бережно положил листок на стол.
- Извини, Лешка, мне пора, - невнятно и чуть слышно пробормотал он. - Я и так у тебя задержался...
- Ты погоди... Куда ты? У меня тут минутное дело, - зачастил Ганшин, чуть ли не хватая друга за рукав.
- Еще увидимся, - не глядя на него, ответил Светозар и осторожненько, бочком, чего за ним никогда не водилось, протиснулся мимо Иванова.
Ганшин рванулся было за ним, но Иванов уже подошел к столу и положил "дипломат" на стул, где только что сидел Светозар.
- Извините, Алексей Степанович, - веско сказал Иванов. - Я пришел за договором.
Он раскрыл "дипломат", потом собрал со стола листы и аккуратно сбил их вместе.
- Погодите, - растерянно проговорил Ганшин, следя за его действиями. - Я же еще не подписал. Одну минуточку...
- Как же не подписали? Очень даже подписали.
Иванов пролистнул договор и показал Ганшину последнюю страницу. Внизу ее оторопевший Ганшин увидел собственную невнятную, размашистую подпись.
Тут же в кабинет вкатился сияющий Порфирий Измайлович и, схватив руку Ганшина, принялся качать ее вверх и вниз, как ручку домкрата.
- Поздравляю, поздравляю вас, Алексей Степанович! Надеюсь... Нет, я уверен в нашем долгом и плодотворном сотрудничестве!
- Да, да, конечно... - лепетал Ганшин. У него было такое чувство, словно его только что надули, причем таким хитрым способом, какой он не может разгадать.
- Материалы начнут поступать к вам завтра, - пробасил Иванов, закрыв "дипломат". - А сегодня отдохните, Алексей Степанович, расслабьтесь. Мы еще увидимся.
Он кивнул и вышел из кабинета. Толстенький Порфирий наконец выпустил руку Ганшина.
- Разрешите и мне откланяться, - тараторил он. - Не смею вам мешать в благотворном отдыхе. Кстати, как вам помощницы? Очень, очень современные девочки. И без всяких там комплексов! - Он мелко захихикал, вульгарнейшим образом подмигнул Ганшину и выскочил из кабинета.
Ганшин ждал звука захлопнувшейся двери, но так его и не услышал. Он чувствовал себя каким-то опустошенным и даже не то, чтобы обескураженным, а просто безразличным. Даже намек толстячка насчет девочек ничего не всколыхнул в нем.
Двигаясь осторожно и неуклюже, словно на ходулях, он вышел из кабинета. И в этот момент часы в кухне пробили двенадцать. Полночь.
Со звуком последнего удара Ганшин вошел в гостиную. На столе было прибрано, там уже стояли кофейник и чашки. Девушки чинно сидели на диване.
- Кофе готов! - радостно провозгласила Нора, тут же подбегая к нему. - Садись на диванчик, Алексей, тебе надо отдохнуть. А я сейчас кофе налью.
Нежно обнимая за плечи, Нора подвела Ганшина к дивану, усадила и захлопотала с чашками. Элиза в это время прошла по гостиной и со щелчком включила телевизор.
- ... в Москве состоялось открытие Комитета по Восстановлению России, - ворвался в комнату профессионально-бодрый голос комментатора. - Председателем КВР был избран...
Элиза отошла к столу и достала из лежащей там пачки сигарету. Ганшин машинально взглянул на экран и... его словно обдало кипятком, даже дыхание остановилось. На экране за длинным столом Ганшин увидел лысого Иванова в черном костюме и с похоронным выражением лица. Но не это поразило его больше всего, а тот, кто сидел в центре и, надменно улыбаясь, что-то говорил в микрофон. Потом он поднял голову и встретился взглядом с Ганшиным.
Мир застыл. Все замерло и в комнате, и в телевизоре. Ганшин сразу узнал того, кто сквозь телевизионное стекло глядел ему через глаза прямо в душу. Это был он, тот, о ком Ганшин боялся даже подумать, чьи шаги гремели за стенкой развалюхи и кто потом появился в дверях. Но только теперь он странно изменился. Ганшин видел его как бы сразу в двух ипостасях. С одной стороны, это был дородный пятидесятилетний мужчина, крепкий и широкоплечий, типичный правительственный функционер, рожденный и призванный руководить и повелевать. А с другой... с другой это было чудовище, описать которое Ганшин никогда бы не взялся. Имеющее очень отдаленное сходство с человеком, оно скалило многочисленные острые черные зубы и нечеловеческими глазами уставилось с телевизора прямо в душу Ганшину, что-то высасывая из нее и делая его, Алексея Степановича Ганшина, немолодого уже литератора и, в общем-то, неплохого мужика, совершенно иным человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20