Они ведь всегда разные, хотя лежит на всех какой-то налет одинаковости и обреченности. Он лежит вообще на всех людях этого города, на девушках, кстати, даже меньше, чем на других.
3
Человек, кряхтя, поднялся по скрипучей лестнице на чердак. Здесь был уютный, чистенький, хотя и душноватый сумрак. Заходящее солнце било в открытое окно и стелило по полу чердака длинные полосы. Надо бы коврик постелить, подумал человек, как часто думал, поднимаясь сюда, за последние десять лет.
Минуя открыое окно, он прошел вглубь чердака к другому, выходящему на противопоожную сторону, где стоял, устремив изящную, обтекаемую трубу в светлое еще небо, небольшой телескоп на треноге - гордость и мечта всей жизни хозяина. Выйдя десять лет назад на пенсию, он потратил скопленные за долгую трудовую жизнь деньги на покупку этого маленького домика на тихой улочке окраины города и телескоп, о котором мечтал с детства, с того далекого, подернутого голубой дымкой воспоминаний времени, когда пристрастился читать фантастику.
Подойдя, он любовно провел рукой по теплому металлическому корпусу, потянулся и снял с широкого раструба защитную крышку, потом сел на табурет. Можно было, конечно, купить кресло с регулируемым сидением, - доходы позволяли, - но табурет был профессиональнее. Везде, где он читал об астрономах в фантастике, они сидели перед телескопами именно на табуретах.
Он поудобнее устроился на твердом сидении и прильнул глазом к окуляру. Секунду ничего не было видно, и его охватил страх, что ему все привиделось в старческих грезах. Но через секунду он испустил облегченый вздох. Она была здесь, она никуда не делась, просто была почти невидима на ярком, непотемневшем еще летнем небе. И она была по-прежнему прекрасна, большая, бледно-зеленоватая, немигающая. Его звезда, его Настоящее Открытие, которое он впервые увидел прошлой ночью.
Днем он потратил много времени, изучая каталоги и листая астрономические справочники, которые собирал много лет. И не нашел там ничего подобного. Звезда действительно появилась прошлой ночью, родилась из ничего в черной космической пустоте.
- Эх, жаль, нет ни фотоаппаратуры, ни даже спектроскопа, - прошептал он со смесью досады и восхищения.
Это было его открытие, но он не мог поделиться им с научным миром. Он не мог сделать фотографии, не мог даже определить класс звезды. Но все же это было Его Открытие, и оно останется таковым, пока он не прочтет о звезде в "Астрономическом вестнике", который регулярно выписывал и прочитывал, где будут и фотографии и - наверняка - многочисленные гипотезы о происхождении этой звезды.
У него не было даже гипотез. Он был не ученым, а всего лишь наблюдателем-любителем. Он лишь знал, что звезда появилась прошлой ночью, самая большая из всех звезд северного полушария, что она висит на одном месте градусах в сорока над горизонтом и трижды за ночь меняла свой цвет. Аналогов этой звезды не знал ученый мир. Она была сравнима разве что с явлением, которое китайцы наблюдали тысячу лет назад, но то был взрыв целой галактики, известной теперь под названием Крабовидная туманность.
Он с трудом оторвался от окуляра и раскрыл лежащую на столике справа от телескопа вместе с лампой и несколькими ручками толчтую тетрадь, озаглавленную "Дневник наблюдений". Четким, аккуратным почерком проставил сегодняшнюю дату. Он неплохо выспался днем. Впереди была уйма времени, хоть вся ночь, которая пройдет в наблюдениях за уникальным явлением. Его Настоящее Открытие...
Он снова припал к окуляру и дрожащей рукой повернул верньер настройки телескопа, помещая звезду в центр поля.
4
Редакция "Делового" располагалась в здании главпочтамта и чтобы пройти туда, требовался пропуск. Пропуска Ганшин, разумеется, не имел, поскольку не являлся сотрудником газеты, а всего лишь публиковал в ней свои переводы. Вот и ждал он у стеклянной катающейся на роликах двери под колкими взглядами вахтерши в форме с зелеными петлицами.
Зиночка, как обычно, опоздала на десять минут. Ганшин уже привык к этому и даже не сердился на нее. На нее вообще было невозможно сердиться.
Сквозь стекло двери Ганшин глядел, как Зиночка спускается со второго этажа. Как обычно, в немыслимо короткой миниюбке, почти целиком открывавшей полноватые, но стройные и красивые ноги. Она улыбалась. Она всегда улыбалась. Ганшин никогда еще не видел ее задумчивой или печальной.
Когда она проходила последние ступеньки, Ганшин откатил дверь и шагнул к ней навстречу под прицелом глаз вахтерши.
- Здравствуйте, Зина.
- Здравствуйте, Алексей. Наконец-то, пропажа. Погодите минуточку...
Она прошла к столу вахтерши и стала что-то негромко ей говорить. Ганшин подошел поближе.
- Алексей, у вас паспорт с собой? - обернулась Зиночка.
- Н-нет... Вы же не предупредили, - пробормотал Ганшин.
Это было уже не как обычно. Обычно в редакцию Ганшин не допускался. Обычно они с Зиночкой усаживались сбоку от лестницы, где стоял ряд стульев, и там обсуждали дела. Там Ганшин получал гонорар, расписывался в ведомости и отдавал очередную работу.
Зиночка долго втолковывала вахтерше, а та отмахивалась короткими фразами. Потом позвонила куда-то. Потом хмуро кивнула.
- Распишитесь, Алексей, - ткнула длинным ноготком Зиночка в бухгалтерскую книгу.
Ганшин поставил роспись, и они с Зиночкой пошли по лестнице. Вахтерша злобно сверлила взглядом затылок Ганшина.
- Иван хочет с вами поговорить, - говорила на ходу Зиночка. - У нас тут происходят всякие перемены... Ну, он сам скажет.
"Деловой" занимал две комнаты, и в первой, просторной, стояли вдоль стенок шесть штук американских компьютеров давняя и вряд ли исполнимая мечта Ганшина, - за которыми сидели очень занятые девушки. И еще двое парней в углу у стола с кипами газет ожесточенно спорили, размахивая руками. Проходя по ней, Ганшин из вежливости поздоровался в пространство. Он почти никогда не бывал здесь и поэтому никого не знал, кроме Зиночки и редактора Ивана.
Во второй комнате стоял стол, за которым сидел редактор Иван Крутых. Когда они вошли, Иван разговаривал по телефону и махнул им рукой, чтобы присаживались.
Они сели возле стола - Ганшин напротив Зиночки. К сожалению Ганшина, Зиночка не закинула ногу на ногу, а даже скромно сжала коленки. Но все равно было на что посмотреть, и Ганшин смотрел, невольно слушая реплики Ивана. Иван оправдывался. Иван что-то пытался доказать, но робко, как-то боязливо.
- Тираж пойдет вниз, - с заискивающей убедительностью говорил он. - Народ хочет литературу... Фантастику там, детективы...
- Конечно, разумеется, понятно, но кого...
- Да, естественно, к классике людей надо приучать... Тем более, к русской... Ну, разумеется...
- Я все понял.
Иван положил трубку и шумно выдохнул.
- Кр-ретин, - с чувством произнес он, возведя глаза к потолку. - Хочет и рыбку съесть и... - Он вздохнул и махнул рукой. - Вот такие дела, Алексей. Похоже, наша литературная рубрика приказала долго жить...
- А что случилось? - спросил Ганшин, глядя в его насупленное лицо.
Иван достал сигарету из мятой пачки на столе, закурил. Потом, спохватившись, подвинул пачку Ганшину.
- Курите.
- Спасибо, я папиросы. От сигарет с фильтром у меня кашель. - Ганшин полез в карман пиджака и вытащил пачку "Беломора".
Зиночка взяла редакторскую сигарету. Ганшин учтиво дал ей прикурить от своей разовой зажигалки. На мгновение их пальцы соприкоснулись, и сердце Ганшина екнуло. Впрочем, тут же успокоилось.
Они молча курили, по очереди стряхивая пепел в переполненную стеклянную пепельницу. Зиночка была напряженная и какая-то неестественно серьезная. Иван отпыхивался и отдувался, очевидно, прикидывал, как бы половчее начать разговор. Впрочем, о сути Ганшин уже догадался - "Деловой" больше не будет печатать переводных рассказов.
- Зажимают нас здорово, - начал как бы с середины Иван. - Мы же не свободная пресса, у нас учредителем - биржа. Вот они и командуют. На прошлой неделе бывшие десантники в очередной раз разгромили колхозный рынок - нам об этом писать запретили. Позавчера казаки устроили погром магазина "Янкель и Компани" - опять же нельзя. Это же все политика, а у нас научно-деловая газета. Хотя наш корреспондент Мишка случайно при этом присутствовал.
- Вот как, а я и не слышал, - поинтересовался Ганшин.
Последние два дня он безвылазно сидел дома, отрезанный от всех событий.
- Да. Пришли казаки - человек двадцать. Переколотили витрины, испортили товар. Двух продавщиц-девчонок побили нагайками, правда, не сильно. Попытались было изнасиловать - с одной даже сорвали халат, но командир прекратил. Вот так, среди бела дня. Владелец успел сбежать. Впрочем, сам виноват. Выпендриваются ребята, кто забегаловку "Техасом" называет, кто киоск обшарпанный - "Сорбонной", а этот догадался... - Рассказывая, Иван все больше распалялся, даже про сигарету забыл. - Толпа, естественно, стояла поодаль и глазела. Мишка говорит, некоторые покрикивали - бей жидов. А нам писать про это - нельзя. Теперь вот до литературной страницы докопались - почему один запад гоним. Ты уж извини, Алексей, но переводы мне печатать запретили. - Иван это выпалил махом и выжидательно уставился на Ганшина - как отреагирует.
Ганшин пожал плечами. Как тут реагировать? Запретили, значит, все. Но Иван смотрел на него выжидательно. И Зиночка смотрела на него виновато. Надо было реагировать.
- Ну, что тут поделаешь, - с сожалеющими интонациями пробормотал Ганшин. - Я же понимаю, вы не виноваты. Ладно, ничего... Жаль, конечно, все-таки три года...
- Да, целых три года, - покивал Иван. - И читатель уже привык к еженедельному рассказу. А теперь вот надо приучать его к русской классике, - с неожиданной злостью выпалил он. - Это в газете-то! Вот честное слово - возьму собрание Лескова и буду шуровать все рассказы подряд... с первого тома. Пусть подавятся!
Ганшин понимал, что говорит это Иван, чтобы оправдаться перед ним, что неудобно Ивану так вот внезапно взять и отказать, что не будет он шуровать одного Лескова, а начнет Зиночка выискивать малоизвестное, непечатанное и более-менее развлекательное. Но он еще раз сочувственно покивал, дескать, ничего не поделаешь.
Иван сам выдал последний гонорар. Взяв со стола ручку, Ганшин размашисто расписался в ведомости, сунул деньги в карман и, кивнув им на прощание, пошел, не дожидаясь ответа. Уже в дверях он обернулся.
- Кстати, вы ничего не слышали насчет какой-то звезды? Вроде бы появилась...
Зиночка, не поворачивая к нему головы, нервно тушила в пепельнице окурок. Иван непонимающе глядел на него и по лицу было видно, что мысли его далеко-далеко от всех звезд на небе. Ганшин ободряюще усмехнулся ему и вышел.
5
До дому доехал он быстро и без приключений, но входя во двор, столкнулся со старой бичихой в сидящей мешком неопределенного цвета платье. Ганшин хотел брезгливо отстраниться, но костлявые руки старухи ухватили его за обшлага расстегнутого пиджака.
- И была звезда Вифлеем, и сулила надежду людям... И была звезда Полынь, и сулила она конец всему в мире... - забормотала она, брызгая в лицо Ганшину слюной.
Ганшин неловко одной рукой - во второй была сумка, старался оторвать от пиджака ее цепкие пальцы. От старухи несло кисло-гадостным перегаром. Маленькие глазки в сетке морщин слезились. Наконец, он резко крутанулся, чуть не сбив ее с ног, и быстро пошел к подъезду.
- А что будет, если Полынь скрестить с Вифлеемом?! ударил в спину пронзительный, визгливый голос. - Что будет тогда с нами?
Ганшин пожал плечами и вскочив на крыльцо, скрылся в подъезде. Постояв немного в пыльной прохладе и глубоко вздохнув, он вышел на крыльцо. Во дворе уже никого не было.
Ганшин поднял голову и взглянул на небо. И вздрогнул от неожиданности. Над деревянными покосившимися сараями, в несколько рядов тянущимися по другую сторону двора, горела необычно большая звезда. Раньше такой звезды не было. Впрочем, такой звезды не было никогда. Ганшин знал это наверняка, так как когда-то изучал звездный атлас. Звезда казалась красной, но это мог быть и обман зрения. Солнце уже зашло, но было еще светло, небо только начинало наливаться синевой, и звезда висела над сараями, словно налитый кровью, недобрый глаз.
Ганшин долго глядел на нее, потом прошел в подъезд. По пути к лестнице, не глядя, сунул руку в почтовый ящик. Очередное Воззвание нового президента к народу. Хорошо отпечатанное на толстой мелованной бумаге - даже в туалет не годится. Призывает сохранять спокойствие и обещает к Новому году снижение цен на водку. Ганшин сунул его в сумку и, отпыхиваясь, полез на свой пятый этаж.
На площадке пятого этажа, облокотившись на перила, курил молодой милиционер в форме. Ганшин прошел к своей двери и стал нашаривать в кармане ключ.
- Ганшин Алексей Степанович? - спросил сзади милиционер.
Сердце дважды бухнуло. Ганшин вынул руку из кармана и медленно повернулся. Милиционер уже стоял перед ним, держа в руке бумажный листок.
Неужели забирают? - тоскливо пронеслось в голове. Но почему один? И где понятые? Ведь должны же обыск... Нужны же улики...
- В чем... - в горле запершило и пришлось откашляться. - В чем дело?
- Повестка вам, господин Ганшин, - бодро отрапортовал милиционер, помахивая бумажкой. - Приказано срочно явиться.
- И кому же я понадобился в вашем ведомстве? - стал разыгрывать простачка Ганшин в надежде выудить что-нибудь ценное.
- Сама полковник Чернобородова вызывает, - все также бодро ответствовал милиционер. В его голосе не проскользнуло ни нотки враждебности, он явно не считал Ганшина за преступника.
- Кто-кто? - Ганшин выразил на лице непонимание, хотя в городе мало кто не слышал о Галине Чернобородовой, возглавляющей отдел Нравственности при ГУВД.
- Пойдемте, там вам все объяснят. - Милиционер дружелюбно улыбался. - Приказано срочно, а я вас уже полчаса жду.
- А вы знаете, сколько время? - попытался оттянуть неизбежное Ганшин.
Милиционер машинально взглянул на часы, хотя на полутемной площадке вряд ли можно было что разглядеть.
- Ничего-ничего, у меня на улице машина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20