– Да, – ответила она и снова старательно улыбнулась. – Я там как следует уберусь, а потом мы вместе могли бы украсить ее.
– Было бы неплохо, – Билл подумал минуту, – или мы могли бы нанять кого-нибудь.
– Согласна.
Они сели вместе, и Билл снова увлекся передачей. Он ничего не потерял: кто бы ни появился на экране, все только бранились, и было совсем непохоже на то, что Хелен Миррен в этот раз все-таки разденется. Вдруг ему пришло в голову, что смотреть телевизор во время такой важной беседы не совсем правильно. Он оторвался от экрана, но Эвелин уже ушла.
Этой ночью гормоны развлекались тем, что заставляли Билла храпеть. Они разыгрались не на шутку. Немногим ранее, когда Билл уже засыпал, они неожиданно сделали так, что у него ужасно зачесался зад. Он зудел так сильно, что Билл понял – придется почесаться, но у него ничего не оказалось под рукой. Он постарался не обращать на это внимания, так как не хотел, чтобы ему под ногти попало дерьмо, но гормоны неистовствовали. Тогда он попытался вспомнить, когда в последний раз ходил по большому, и принимал ли он с тех пор душ. Если душ был после туалета, то все в порядке и можно почесаться. Биллу показалось, что если потереть ягодицы друг о друга, то зуд уменьшится. Он постарался сделать это незаметно, так как не был уверен, что Эвелин уже уснула и не полюбопытствует, чем это таким интересным он занят. Сжав ягодицы, он подвигал ими вверх и вниз, но эффекта не было.
– Давай, почеши свой зад! – кричал Феромон. Билл размышлял, что будет лучше: почесаться ногтем или сходить в туалет за бумагой.
– Так, пусть почувствует сонливость, тогда ему не захочется идти в туалет! – предложил Адреналин.
– Пусть подумает о червях, – настаивал Феромон.
Гормоны сейчас же заполнили голову Билла мыслями о глистах. Разве он не читал как-то, что зуд – симптом глистной инвазии? Или геморроя? От этих мыслей задний проход зачесался еще больше. Если он почешется, попадут ли черви или их яйца к нему под ногти? А может быть, геморрой закровоточит?
– Люблю свою работу, – урчал Феромон. Билл мужественно боролся с одолевавшей его дремотой и в результате пришел к неожиданному решению. Он дотянулся до конца покрывала и вытер им зад. Это привело к желаемому результату. Довольный собой, Билл откинулся на подушки и стал засыпать.
– Точно, – сказал Феромон, – пусть снова заснет и только потом захочет в туалет.
– Чтоб я сдох!
– У меня есть еще идея, – пискнул Адреналин. – Меня вот что волнует. Я думаю, что мы просто обязаны выяснить, насколько Билл хорош как любовник. Я не уверен, что Кейли была полностью удовлетворена нашим последним свиданием. Ведь она так и не позвонила нам снова…
– И ты хочешь, чтобы я поговорил об этом с близняшками? – догадался Феромон.
– А ты не против?
– В общем-то нет. Но не начинайте дурацкий храп, пока я не вернусь. Мне не хочется пропустить все веселье.
– Мы запустим густую соплю ему в нос на полпути между выходом и глоткой. Когда Билл будет дышать, она станет ездить вверх-вниз, – сказал Адреналин.
– Или пусть надувает из нее пузыри! – попросил Тестостерон.
– Да ладно, делайте, что хотите, только не начинайте без меня, – умолял Феромон.
Идея выяснить, насколько хорош Билл в плане секса, не стала неожиданностью для Феромона. Гормонши часто шутили на тему того, что все мужчины – никудышные любовники, но имелись сведения, что зачастую это мнение не подтверждалось конкретными фактами. Однако последнее свидание с Кейли серьезно всех обеспокоило, и теперь было просто необходимо выяснить, насколько обоснованы были опасения. Парням не хотелось спрашивать об этом гормонш Кейли из-за страха быть осмеянными. Кроме того она так и не позвонила. Таким образом, у них просто не осталось другого выбора, кроме как подвергнуть гормонш Эвелин перекрестному допросу. Феромон не был в восторге от своего задания, но он знал, что не сможет отказаться, хотя и отправлялся на него с тяжелым сердцем.
Эстрогена и Прогестерона составляли план на следующий триместр беременности. Они решили прогнать Эвелин через диабет, и со следующего утра ее ожидала постоянная жажда. Также у нее должна была развиться тенденция к частым обморокам в общественных местах, особенно в тех, где не было коврового покрытия. Довольные своим решением, они радостно приветствовали Феромона, что несколько выбило его из колеи, и сходу сообщили ему, что собираются вскоре одарить Эвелин свежим геморроем.
– Мне казалось, он должен появиться несколько позднее, – поделился своими сомнениями Феромон.
– Да, позднее.
– Конечно, попозже.
– Но мы поняли, что при беременности женщины готовы смириться со всем.
– Это точно.
– Кроме того, они отказываются от лечения, которое бы им помогло, – радостно добавила Прогестерона.
Феромон начал было ревновать к их успехам, но его волновал вопрос, ради которого он сюда пришел.
– Мне хотелось бы знать…
– …Нет ли здесь Тестостероны? – закончила Эстрогена.
– Ее здесь нет, – сказал Прогестерона.
– Я не это собирался спросить, – солгал Феромон, обрадовавшись. И только чуть позже он сообразил, что Эстрогена Эвелин не должна бы ничего знать о его проблемах с Тестостероной Кейли.
Все трое расслабились.
– Мне хотелось бы знать, не найдется ли у вас лишней минутки, чтобы поговорить со мной?
– Поговорить?
– О чем поговорить?
– Уже поздно, – продолжал Феромон, – Эвелин и Билл почти заснули.
– И ты желаешь секса! – моментально обвинила его Эстрогена.
– Нет, нет! – успокоил ее Феромон. – Только в том смысле, что мужчина всегда готов, даже когда утверждает, что не хочет.
– Это гордость.
– Мужская гордость.
– Да, – согласился Феромон, довольный возможностью хоть раз поддержать гормонш. – Мы тут просто подумали – это нелегко так вот спрашивать – словом, нам стало интересно: а хорошо ли наш Билл делает это?
– Это?
– Что именно?
– Ну, вы понимаете, о чем я – о сексе.
– А-а.
– А зачем тебе знать? – спросила Эстрогена.
– Это… – Феромон боялся, что его спросят об этом, – это вопрос чести. Ну, так что вы скажете?
– Нет.
– Значит, плохо? – переспросил Феромон, старясь не волноваться.
– Нет. Мы тебе не скажем.
Феромон почувствовал облегчение:
– А почему?
– Это не наше дело, – слишком быстро ответила Эстрогена.
– Но ведь все в женском организме ваших рук дело. Другие гормонши к вам даже носа не суют. Вы обе всем тут заправляете. Я никогда не встречал Гистамину, Серотонину, Кортизолу или Адреналину… – сказал Феромон и тут же подумал, что ему за глаза и за уши хватает общения с Эстрогеной и Прогестероной и что он как-нибудь проживет без Гистамины и других гормонш. Наверное, женская система была не так уж и плоха.
Эстрогена была серьезна:
– Ты хочешь сказать, что мы забиваем подруг и что они нас побаиваются?
– Ну, я не столь прямолинеен… – начал оправдываться Феромон.
– Мы подавляем их! Это так!!!
– И они действительно нас боятся, – радостно добавила Прогестерона.
– А как вы организуете все процессы? Как контролируете тело Эвелин?
– Я думаю, ты имеешь в виду…
– …Ежемесячные смены настроения…
– …Отеки…
– …Головные боли…
– …Болезненность груди…
– …Деньки, когда она помногу орет на Билла… (Прогестерона просто обожала эти моменты.)
– Что? – не поверил своим ушам Феромон. – Все это заранее спланировано?
– Естественно! На все отведен свой день…
– …Или дни.
– Каждый месяц.
Феромон был впечатлен:
– А как вы узнаёте, какой сегодня день? И какой месяц? Вы, наверное, много времени тратите на подсчеты?
– Не смеши!
– Неужели ты не знаешь?
– Ну, так как вы это все делаете? – искренне недоумевал Феромон.
– Мы смотрим на луну, – объяснила Эстрогена.
– Вы разыгрываете меня!
– Как можно шутить такими вещами! – обиделась Прогестерона. – Ты думаешь, что это простое совпадение, что месячные зависят от фаз луны?
– Нет, но я…
– Когда на небе молодой месяц, мы наливаем ее отеками…
– Когда половинка луны – она много писает, хи-хи-хи.
– Когда на небе вместо луны остается только узкий серп, мы пронзаем ее тело болью, снова и снова: скручиваем, разрываем, мучаем!
– Потрясающе! – от всей души восхитился Феромон.
– А иногда ее рвет.
– Конечно, луны частенько не видно, поэтому мы с полным правом можем мучить ее по собственному усмотрению.
– Но только, когда мы чувствуем, что нам это понравится, – особо отметила Прогестерона.
Феромону снова показалось, что его разыгрывают. Ему вовсе не хотелось пересказывать все это парням, только ради того, чтобы быть осмеянным. Он спросил:
– Короче говоря, вы действительно делаете все это, глядя на луну?
– Ну, разумеется. Или ты думаешь, что у нас тут висит календарь? Какая глупость!
– Глупость, – отозвалась Прогестерона, – хи-хи-хи.
– М-ммммм, ну и дела, – промычал все еще сомневающийся Феромон.
– А что у вас? – спросила Эстрогена. – Как вы организуете жизнь Билла?
– Никак.
– Как это никак?
– У нас нет никакой системы. Вы знаете, всякое случается, а мы просто реагируем – скандалим или паникуем по обстоятельствам.
Женщины пришли в смятение:
– Так нельзя обращаться с телом.
– Нельзя!
– Теперь и я начинаю это понимать, – признался Феромон.
– Наверное, поэтому мужчины так мало живут.
– Вы так думаете?
– Никакой системы!
– А как вы узнаёте, когда он должен почувствовать усталость?
– Или нежность?
– Или когда его грудь должно ломить?
– У Билла нет грудей, – заметил Феромон.
– Есть!
– А как вы догадываетесь, когда у него должна заболеть голова?
– Никак. Это зависит от нашего настроения. – Феромон почувствовал себя униженным.
– И вы еще утверждаете, что это мы глупые, потому что смотрим на луну!
Внезапно подруги потеряли терпение:
– Так, ты пришел поговорить про секс, – по-деловому сказал Эстрогена.
– Ага.
– Скорее всего, тебе следует пообщаться на эту тему с Феромоной.
Феромон был ошеломлен:
– Разве она существует?
– Конечно.
– Но почему мы никогда с ней не виделись?
– Потому что тело выпускает Феромону только тогда, когда нам кто-то нравится. – Гормонши выдержали паузу, чтобы до Феромона дошел смысл сказанного.
– А-а, – только и нашелся, что сказать он.
– Ваш Билл уродив, как свинья, – объяснила Эстрогена.
– И он кошмарный любовник! – добавила Прогестерона.
– Что ж, – сказал Феромон с вызовом, после некоторой заминки. – Тогда нам незачем говорить с Феромоной.
– Нет… Подожди!
Гормоны собрались вокруг Феромона, чтобы услышать новости.
– Ты спросил у них? – первым поинтересовался Гистамин.
– Конечно, хотя мне показалось, что они не очень были расположены к беседе. Сначала они ловко уходили от ответов, и я даже подумал, что это недобрый знак. Кстати, а вы знали, что они решают, как поступить с Эвелин, по луне?
– Ничего подобного, – возразил Гистамин со всем неуважением, на какое был только способен.
– Говорят вам, – продолжал Феромон чуть громче, опасаясь показаться неуверенным, – они весь месячный цикл проверяют по фазам луны.
– Что еще за месячный цикл?
– Заткнись, Тестостерон.
– А что происходит, когда на небе тучи? – задал справедливый вопрос Адреналин.
– Тогда происходит сбой цикла, ведь они не видят луны, понимаешь?
– А-а, – удивился Адреналин.
– Когда Эстрогена и Прогестерона рассказывали мне о месячных, мне показалось, что в их голосе слышалась ностальгия. Я думаю, что этот ребенок будет единственным.
– Хорошо, хорошо, но как у него с сексом? – снова спросил Гистамин.
– Эх, – ответил Феромон, – я так и не добился от них однозначного ответа. Не знаю, что и сказать вам.
– Но все-таки?
– Определенно, он увлекает.
– Увлекает – это хорошо, – обрадовался Адреналин.
– И потом они сказали, что он результативный.
Гормоны не знали, как это понимать. Первым положительную версию решился высказать Серотонин:
– Это хорошо. Неужели есть хоть одна область человеческой деятельности, где результативность была бы нежелательной?
– Секс, – ответил Гистамин.
– Если не считать этого, – сказал Тестостерон, – я уверен, что Серотонин прав.
– Ладно, – продолжал Феромон, – если перейти к вопросам стиля и техническим деталям, то, судя по всему, во время акта Билл пускает слишком много слюней и шепелявит.
– Что? Ей не нравится, как он пускает слюни?
– Нет, и, кроме того, он стонет.
– Стоны – это хорошо. Определенно хорошо, – сказал Адреналин. – Так он выражает свои эмоции! Или это еще одна причина, почему он ей не нравится?
– Что еще скажешь.
– Скорее всего, посвистывание ей также не по душе. В особенности когда оно ритмичное.
– Но Эвелин нравится заниматься сексом, – сказал Серотонин, – почти так же, как вышивать или смотреть телевизор.
– Она веселится…
– Строит рожицы.
Но гормоны были подавлены.
– В любом случае, – продолжал Феромон, – они признают, что Билл всегда прилагает столько усилий, что было бы нечестно не проявить к нему хотя бы немного внимания. И он всегда делает все очень быстро, не причиняя ей особенных неудобств.
– Что ж, – вновь влез Серотонин, – по крайней мере, хотя бы мать любит его.
– В действительности… – начал было Гистамин.
– Что? – спросил Серотонин.
– Да так, ничего.
После этого совершенно неожиданно Гистамин закричал. Адреналин, которому показалось, что даже он не может так громко вопить, разрывайся между искренним восхищением и опасением за то, что у него, по-видимому, также есть повод паниковать. Гормоны терпеливо ждали, пока у Гистамина закончится запас воздуха.
– Я чувствовал, что здесь что-то не то, – сказал Гистамин. – Я так и знал…
– Ты о чем? – спросил Адреналин.
– Кейли! Это все она!
– Точно. Ей нравится Билл, а это явная аномалия.
– Нет. Кейли замужем.
Гормоны не знали, было ли это все, или последует продолжение.
– Билл тоже женат, – справедливо заметил Тестостерон.
– Да, но мы знаем об этом, – ответил Гистамин. – Я хочу сказать…
– Как ты узнал, что она замужем? – спросил Феромон. – Ее квартира выглядела вполне по-бабски. Я не видел там ничего, что напоминало бы о мужчине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21